Античное учение, согласно которому зло есть не что иное, как недостаток добра и, следовательно, не существует само по себе, должно быть исправлено и дополнено.
В том смысле, что зло является не столько недостатком, сколько извращением добра (с припиской, которую сформулировал Иван Ильич, corruptio optimi pexima, «нет ничего хуже испорченного добра»). Онтологическая связь с добром, таким образом, сохраняется, но остается рассмотреть, как и в каком смысле добро может извращаться и портиться. Если зло — это извращенное добро, если мы по-прежнему признаем в нем извращенную и искаженную форму добра, как мы можем с ним бороться, когда сталкиваемся с ним сегодня во всех сферах человеческой жизни?
Извращение добра было знакомо классической мысли по доктрине, согласно которой каждая из трех хороших форм правления — монархия, аристократия и демократия (правление одного, немногих или многих) — неизбежно вырождается в тиранию, олигархию и охлократию. Аристотель (который считает демократию извращением правления многих) использует для этого термин parekbasis, отклонение (от parabaino, двигаться рядом, parà). Если мы теперь спросим, куда они отклонились, то обнаружим, что они отклонились, так сказать, к самим себе. Порочные формы конституции, по сути, напоминают здоровые, но добро, которое в них присутствовало (общий интерес, koinon), теперь превратилось в присвоенное и частное (idion). То есть зло суть определенное употребление добра, и возможность этого извращенного употребления заложена в самом добре, которое таким образом выходит за пределы самого себя, двигаясь как бы рядом с самим собой.
Именно в таком ракурсе следует рассматривать теорему corruptio optimi pexima, определяющую современность. Жест самаритянина, который сразу же приходит на помощь страдающему ближнему, изымается и трансформируется в организацию больниц и служб помощи, которые, хотя и направлены на то, что считается добром, в конечном итоге оборачиваются злом. То есть зло, с которым мы сталкиваемся, возникает в результате попытки возвести добро в объективную социальную систему. Гостеприимство, которое каждый может и должен оказывать другим, таким образом превращается в госпитализацию, управляемую государственной бюрократией.
То есть зло есть своего рода пародия на добро (и здесь тоже содержится это para, отклонение), гипертрофированная объективация, которая навсегда нас его лишает. И разве не эту же самую смертоносную пародию навязывает нам сегодня повсюду прогрессизм всех мастей в качестве единственно возможного образа человеческого общежития? «Административное государство» и «государство безопасности», как их называют политологи, претендуют на управление добром, вырывая его из наших рук и помещая его в отдельную сферу. И, может быть, так называемый искусственный интеллект представляет собой не что иное, как попытку отнять у нас «благо интеллекта», словно в своего рода разнузданном аверроизме мысль могла бы существовать без связи с мыслящим субъектом?
Столкнувшись с этими извращениями, мы должны каждый раз осознавать то малое благо, которое было вырвано из наших рук, чтобы освободить его из смертоносной машины, в которой оно оказалось заточено «ради блага еще большего».
Quodlibet, 21 января 2025 г.