Что сегодня стало с народами Европы? То, что мы не можем не видеть сегодня, - это зрелище того, как они забывают язык, на котором когда-то общались.
Пути этой утраты у каждого народа разные: англосаксы уже прошли весь путь к чисто инструментальному и объективирующему языку - базовому английскому, на котором можно лишь обмениваться сообщениями, все больше напоминающими алгоритмы, - и немцы, похоже, идут по тому же пути; французы, несмотря на культ национального языка, а возможно, и благодаря ему, потерялись в почти нормативных отношениях между говорящим и грамматикой; итальянцы, хитро устроившиеся в двуязычии, которое было их богатством и которое повсеместно превращается в нелепый жаргон. И если евреи являются или, по крайней мере, были частью европейской культуры, полезно вспомнить слова Шолема перед лицом секуляризации сионизмом священного языка в национальный: «Мы живем внутри своего языка, подобные, в большинстве, слепым, идущим над пропастью… Этот язык беременен катастрофой... можем ли мы быть уверены в том, что религиозная мощь этого языка не обратится когда-нибудь со всей яростью против тех, кто на нем говорит?»
В любом случае, произошла утрата поэтического отношения к языку и замена его инструментальными отношениями, когда тот, кто считает, что использует язык, на самом деле ничего не знает о его использовании. А поскольку язык - это сама форма антропогенеза, становления человека в качестве живого homo, именно человечность человека оказывается сегодня под угрозой.
Важным здесь, однако, является то, что чем больше народ теряет себя в своем языке, который становится для него чужим или слишком знакомым, тем меньше он способен мыслить на этом языке. Вот почему мы видим, как власти европейских народов сегодня, став неспособными мыслить, оказываются во власти лжи, с которой не в состоянии справиться. Ложь, о которой лжец не подозревает, на самом деле является просто неспособностью мыслить, неспособностью хотя бы на мгновение прервать чисто инструментальные отношения с собственным словом. И если люди на своем языке больше не могут думать, не стоит удивляться, если они почувствуют себя обязанными передать свое мышление искусственному интеллекту.
Разумеется, такая утрата народами своего языка, который был домом, в котором они жили, имеет прежде всего политическое значение. Европа не выберется из тупика, в который она сама себя загнала, если сначала не откроет заново поэтические и мыслительные отношения со своим словом. Только такой ценой станет возможной европейская политика, которой сегодня не существует.
Quodlibet, 11 октября 2024 г.