На смерть рунета

В недавнем исследовании Агоры «Свобода интернета 2018: делегирование репрессий» правозащитная группа сообщила, что уровень свободы в Рунете понижается.

Государство, изрядно обжёгшись на попытке блокировать Телеграм и основательно подпортившее себе репутацию на попытках точечной цензуры интернета, решило перейти к радикально новой тактике. Вместо того чтобы бороться со свободой слова «на местах», предпочтительным сценарием теперь будет централизованное давление на крупнейшие интернет-платформы – Google и Facebook. Установив контроль над глобальными платформами, государство сумеет добиться двух фундаментальных задач – создания эффективного механизма цензуры при минимальных затратах своих ресурсов, и при этом, частично сняв с себя роль Великого Инквизитора, избавить общество от прямой ассоциации между цензурой в интернете и государством. При условии сговорчивости глобальных платформ Роскомнадзор всегда сможет ссылаться на самоцензуру, умело избегая дальнейших обвинений.

В контексте регулярных новостей о постепенном наступлении российского государства на свободу слова в интернете, выводы правозащитников кажутся логичными и закономерными. К сожалению, они остаются в вакууме российской политической повестки и предпочитают игнорировать как международный опыт в интернет-законодательстве последних лет, так и масштабные корпоративные и PR кризисы, с которыми столкнулись интернет-гиганты в последнее время.

 

Facebook: Конец прекрасной эпохи

За 2017 и 2018 годы в общественном сознании Facebook с треском потерял свой статус флагмана свободы слова. Из площадки, миссией которой является «предоставление людям возможности для построения сообществ и сближение всего мира», Facebook превратился в страшилку о том, как задачи корпоративной экспансии способны извратить и подавить самые даже самые гуманистические идеи. Осознанный выбор компании в пользу стратегии монетизации за счёт рекламы и платного контента поставил компанию в состояние перманентной моральной дилеммы: защищать свою аудиторию от потенциально вредоносного контента, параллельно возводя систему самоцензуры, или поставить в приоритет финансовые интересы акционеров, которые напрямую сопряжены с объёмом размещённой на платформе рекламы.

Разразившийся в 2017 году скандал, связанный с якобы крупномасштабным вмешательством российских спецслужб в выборы в США, в рамках которого до 126 миллионов человек увидели информационные материалы, целью которых была дискредитация электоральной системы США и кандидата от демократов на выборах 2016 года, стал началом крупнейшего кризиса в истории Facebook. Многие соратники Хиллари Клинтон уверены в том, что именно вмешательство России привело к победе кандидата от республиканцев Дональда Трампа.

Начало 2018 года стало не менее тяжёлым для публичного образа Facebook. Скандал, связанный с Cambridge Analytica, раскрыл новые подробности того, как Facebook распоряжается данными своих пользователей, преследуя свои коммерческие интересы. Cambridge Analytica смогла получить данные более чем 80 млн пользователей Facebook, при этом не нарушая правила платформы. Впоследствии эти данные были использованы для создания высокоточной таргетированной рекламы для потенциального электората Дональда Трампа. Пикантности истории добавляет то, что руководство Facebook знало про объёмы сбора данных Cambridge Analytica, но не уведомило своих пользователей и не предприняло ничего, чтобы воспрепятствовать утечке данных. Сбор данных продолжался в течение двух лет, пока Facebook не заблокировал Cambridge Analytica доступ к системе за два дня до крупнейших публикаций The Guardian и The New York Times об утечке.

 

Последствия

Последствия скандалов Facebook запустили масштабный процесс пересмотра отношения Европейских правительств к проблеме хранения личных данных пользователей и мониторинга интернета. В частности, скандалы ускорили принятие General Data Protection Plan. Принятый на уровне общеевропейского законодательства, GDPR существенно ограничил возможности компаний по сбору и обработке личных данных пользователей. Любые компании, оперирующими персональными данными граждан ЕС попадают под юрисдикцию GDPR. Отныне если пользователь не извещён должным образом о факте сбора своих данных, и о том, каким образом они будут использованы – потенциальным нарушителям грозят штрафы до 20 млн евро. Подобные драконовские меры также ожидают компании, которые не сумеют сообщить об утечке данных в течение 72 часов с момента обнаружения.

Правительство Германии решило пойти ещё дальше. В рамках NetzDG, закона принятого немецкими парламентариями в июне 2017, социальные сети обязаны удалять сообщения направленные на разжигания ненависти в течение 24 часов, под угрозой штрафов, достигающих 50 млн евро. Эти меры вынудили крупнейшие социальные сети кратно нарастить свой штат в своих немецких представительствах. Закон вызвал шквал критики с обоих полюсов политического спектра. Партии, которые ранее заявляли о своей приверженности идее усиления контроля над интернетом, заявляют, что действия парламента представляют угрозу для свободы слова в Германии, а закон, в своей текущей форме, сохраняет ряд основополагающих дефектов.

 

Российская реакция

В контексте активной дискуссии, которая последние годы разворачивается вокруг регулирования социальных платформ в странах Запада, действия российских законотворцев уже не кажутся очевидным посягательством на свободу слова в интернете, а скорее интерпретируются в рамках мировой повестки по усилению мониторинга над интернет-гигантами. Если исходить из аксиомы, что власти стран ЕС озабочены безопасностью данных своих граждан, почему при переносе в российские реалии подобные действия правительства должны приобретать исключительно репрессивный и реакционный окрас?

Приоритетом каждого государства является безопасность своих граждан. Хотя под безопасностью традиционно воспринимается физическое благополучие, в современных реалиях информационная безопасность, безопасность частной жизни и её неприкосновенность не должна восприниматься независимо. Борьба с кибербуллингом, ограничения на распространение заведомо ложных новостей – всё это непосредственно затрагивает интересы общества, а, следовательно, должно входить в ведение государства. Еженедельные новости о ВИЧ-диссидентах, убеждения которых, поддерживаемые недостоверной информацией в интернет-сообществах, приводят порой к смерти наивных пользователей – лишь один из аргументов в пользу ограниченного, но все-таки вмешательства государства в сферу интернет-коммуникации. В этом контексте интересно смотрятся данные BBC об отношении публики к интернету. Парадоксально, но самый большой процент тех, кто не считает право доступа в интернет фундаментальным правом человека – именно среди жителей тех стран, которые являются историческими лидерами по масштабам и темпам интернетизации. Более 10% граждан Японии, Соединённых Штатов и Канады не считают доступ в интернет фундаментальным правом человека. Мы не можем однозначно интерпретировать эти данные, но не исключено, что это прямой результат продолжительного столкновения с "тёмной стороной" интернета.

Наконец, не стоит забывать, что у России нет реальных инструментов «тотального контроля» над сетью, о которых говорит интернет-омбудсмен Дмитрий Мариничев. По состоянию на 2019 год мировой рынок онлайн-рекламы оценивается в 304 миллиарда долларов США. Большая часть этих бюджетов приходятся на деятельность Google и Facebook. На Россию при этом приходится чуть более 8 миллиардов. В случае чрезмерного давления российских властей, готовы ли будут интернет-гиганты пожертвовать своими ключевыми ценностями, и открыть для себя невиданные ранее репутационные риски, или предпочтут отказаться от 2,63% своей выручки? Задачей государства должно быть создание атмосферы конструктивного диалога с основными интернет-площадками, что позволит избежать излишеств агрессивного запретительства, и при этом, сохранить безопасность своих граждан.