Метод Грир

В Великобритании в октябре прошлого года вышла в свет небольшая книга известной феминистки второй волны Джермен Грир, посвященная проблеме сексуального насилия. Книга, объемом чуть менее ста страниц, тем не менее, вызвала большой резонанс и критику со стороны многих феминисток третьей волны. Мы перевели рецензию известного британского историка и феминистки Мэри Бирд, опубликованную в London Review of Books на эту работу.

В 1971 году Джермен Грир дважды приняла участие в шоу Дика Кэветта[1] на американском телевидении в качестве телеведущей. Как она перешла от статуса гостя программы во время рекламной кампании своей книги "Женщина-евнух"[2] к роли ведущей, остается неясным (подозреваю, что телеканал ABC посчитал, что "дерзкая феминистка, которая", по словам журнала Life, "нравится даже мужчинам", станет полезным оружием в войнах за рейтинг). Тем не менее, ей удалось ненадолго изменить облик программы. Темой первой дискуссии был аборт, который в то время был незаконным во многих штатах; второй - изнасилование, и это заложило основу не только для нового разговора об изнасиловании, но и для того, чтобы женщина, подвергшаяся изнасилованию, могла говорить за себя (хотя она оставалась анонимной). Эфир вышел за четыре года до появления книги Сьюзан Броунмиллер "Против нашей воли: Мужчины, женщины и сексуальное насилие"[3], которую часто считают первооткрывателем дебатов о сексуальном насилии и представления о доминирующей роли мужской власти, а не сексуального желания, в сексуальном насилии,. Грир представила сексуальное насилие как пережиток патриархального общества, основывающийся на представлении о том, что женщина обязана быть доступной для мужчин; она выявила отсутствие сочувствия со стороны полиции при рассмотрении дел об изнасилованиях и тенденцию возлагать вину за сексуальное насилие на жертву.

В неавторизованной биографии Джермен Грир пера Элизабет Кляйнхенц[4] автор постоянно переключается между восхищением своим объектом и сожалением, что он отказался с нею сотрудничать. И эти ламентации нетрудно понять: если ты, как Грир, продашь свой архив крупной библиотеке, то ты будешь ждать, что людям захочется с ним поработать, не так ли? Тем не менее, Кляйнхенц предлагает неплохое описание непосредственного контекста выступлений Грир на шоу Дика Кэветта (тогда она пользовалась огромной популярностью благодаря только что опубликованной книге, и в то же время подвергалась критике радикальными феминистками за то, что продалась СМИ за щедрое вознаграждение). Кляйнхенц справедливо подчеркивает сильное воздействие этих передач на аудиторию, одним из показателей которого является шквал корреспонденции, последовавший затем: Грир получила больше писем, чем кто-либо другой за всю историю шоу; более четырехсот единиц хранится в ее архиве в университете Мельбурна[5].

Некоторых из них достаточно, чтобы напомнить нам, что сарказм по поводу женщин, который нетрудно встретить в твиттере, не является чем-то новым. Один корреспондент угрожает отшлепать Грир, другой замечает, что она настолько уродлива, что вряд ли ей понадобится аборт. Также широко представлен традиционный список "преступлений", которые совершают женщины: выйти на люди с нерасчесанными волосами, "выглядеть как старая шлюха", "все время болтать от безделья " и так далее. Однако подавляющее большинство писем поступило от людей, которые благодарили ее за то, что она не только подняла эти вопросы, но и сделала это весьма деликатно. Среди них было несколько женщин, подвергшихся сексуальному насилию. Как писала одна из них: "Возможность обсуждать изнасилования по телевидению - это ГЕРОИЗМ, честный, важный и огромный вклад в жизнь многих разочаровавшихся женщин".

И как так вышло, что спустя несколько десятков лет Грир написала "весьма слабую" книгу о сексуальном насилии[6], которую критикуют за поверхностное отношение к этому виду преступлений, за "обвинение жертв, которые позволяют себе оставаться глубоко травмированными сексуальным насилием" и за чрезмерное внимание к женским "фантазиям об изнасиловании", одновременно выступая за снижение наказания насильникам, как будто мы должны смириться с сексуальным насилием как с "частью повседневной психопатологии"? И еще хуже, как она посмела провоцировать публику на прошлогоднем фестивале в Хэй[7], "как будто Кэти Хопкинс[8] прикинулась радфемкой", и заявлять, что изнасилование "зачастую не является очевидным насильственным преступлением"... но скорее просто "скучным, ленивым и бесчувственным актом", и возможно заслуживает в качестве наказания не более двухсот часов общественных работ или татуировку "R" на преступнике? Неужели, как утверждала Наоми Вульф, возможно самый суровый рецензент книги, "один из лучших интеллектуалов своего поколения" очнулась после сорокалетнего сна, чтобы "снова и снова повторять ошибки далекого прошлого"?

Если бы Грир действительно пересмотрела свои взгляды на сексуальное насилие, она действительно заслуживала бы негативного отношения к себе. К счастью, это не так. Многие из критических замечаний - как к книге, так и к ее лекции на фестивале - представляли собой смесь искаженных фактов и небрежного (или нарочито) избирательного цитирования. Трудно поверить, что те, кто выступил с критикой ее лекции, на самом деле посетили ее или хотя бы посмотрели онлайн в сети (где она еще доступна). Большая часть получасового выступления Грир посвящена весьма содержательному рассказу о свежих уголовных делах, в которых насильники были оправданы, а также о том, как судебный процесс оскорблял достоинство, унижал и демонстрировал неуважение к личности жертвы, что только дополнительно усугубляло полученную ею травму. Она также рассказала о том, как 60 лет назад ее саму изнасиловали, и объяснила, почему она не сообщила об этом в полицию. Это причины (не в последнюю очередь желание просто пойти домой и смыть все это с себя), которые любой человек - включая меня - который так же был изнасилован и старался больше не возвращаться к этому, поймет[9].

Яркие цитаты, которые зачастую со злорадством приводятся в качестве доказательств против нее, являются "точными" лишь в самом ограниченном смысле этого слова. Грир говорила на фестивале, что изнасилование чаще всего является "скучным, ленивым и бесчувственным". Однако, как ясно видно из контекста, речь шла не о снижении значения проблемы изнасилований, как это принято считать, а о повышении значения проблемы с другими вариантами секса без согласия, которые мы обычно отказываемся рассматривать в подобных терминах. Она более ясно излагает вопрос в книге "Об изнасиловании", где она настаивает, что когда женщины "поддаются" сексу со своими долгосрочными партнерами, которого они не хотят, то подобное не менее разрушительно для их психики и не менее унизительно для их чувства собственного достоинства, чем общепринятое "изнасилование" (так это или нет, но это совсем не то, что приписывают Гир, и это отдельная серьезная тема). В каком-то смысле верно также и то, что отвечая вопросы аудитории, она предложила в качестве адекватного наказания за изнасилование двести часов общественных работ. Но подобное она сказала в контексте более серьезного аргумента: если мы хотим добиться большего числа обвинительных приговоров за изнасилование, нам, возможно, придется заплатить более низкую за это цену. Её ответ был, осмелюсь сказать, слегка легкомысленным. Можно ли быть легкомысленным в контексте изнасилования? Некоторые думают, что нет. Но аудитория на лекции, кажется, была рада. Люди хлопали в ответ на идею нанесения татуировок насильникам с буквой "R" (председательствовавшая Рози Бойкотт высказала столь же легкомысленное предложение, что насильников можно помечать микрочипами).

На своем выступлении Грир пыталась опровергнуть некоторые предрассудки о сексуальном насилии и по-другому продумать то, как преследовать и наказывать насильников, чтобы выйти из существующего тупика. Трудно представить себе, что будет хуже: мы имеем дело лишь с небольшим числом успешных судебных разбирательств дел по изнасилованию, число которых не отражают истинный уровень проблемы; женщины, которые сообщают об актах сексуального насилия в отношении себя, чувствуют себя жертвами насилия и в ходе следствия (допрос в зале суда – как частный случай). Кое-кто из тех, кто вступил в дискуссию с Грир на фестивале в Хэй, задали жесткие вопросы: некоторые осуждали ее даже не за виктимшейминг, а за то, что они принимают как ее "ориентированный на жертву" подход. Элла Уилан, колумнист издания Spiked и автор книги "Чего хотят женщины: радость, свобода и конец феминизма"[10], утверждала, что Грир недооценивает женщин, сосредоточившись на проблеме согласия и трудной природе этого понятия ("Я вполне способна четко сказать да или нет, даже если бы я выпила стакан водки", - так звучала фраза Уилан). Другой задавший вопрос поинтересовался, насколько Грир справедлива по отношению к мужчинам? Действительно ли мужчины любят своих матерей меньше, чем матери любят своих сыновей, как она утверждала? Грир ответила "Наверное".

Многие из этих тем нашли место в тексте книги Грир. В книге, или брошюре (всего-то девяносто страниц), она спрашивает, почему современная правовая система не может добиться осуждения за сексуальное насилие? почему так мало людей успешно или неуспешно возбуждает дела против своих насильников? и рассматривает трудности при обращении в суд, привет Уилан, в контексте проблемы согласия. (Объем улик и свидетельств, которые теперь должны быть представлены в качестве доказательств, усложняет дело. В собственном деле Грир, как она объяснила на лекции, насильник заставил ее кричать "трахни меня", что было бы не очень хорошо для нее в суде, если бы это было записано на мобильный телефон обвиняемого, как это можно сделать сейчас). Критиков Грир все это неоднократно вводит в заблуждение. Возьмем лишь один небольшой, но красноречивый пример: она пишет о фантазиях женщин об изнасиловании, но только для того, чтобы показать, что они никакого отношения не имеют к сексуальному насилию. Ее точка зрения (как признали некоторые критики) заключается в том, что в женских фантазиях насилие находится под контролем.

Мысль Грир заключается не в том, что к проблеме сексуального насилия нужно подходить мягче. Она пытается выдвинуть аргумент о том, что секс без согласия - с его длительным, повторяющимся, незаметным унижением женщин - гораздо более распространен ("в психопатологии повседневной жизни"), чем мы готовы признавать. В конце концов, только в 1991 году сексуальное насилие в браке стало признаваться преступлением по английскому законодательству. Даже сейчас очень немногие жены чувствуют, что у них есть хоть какое-то средство правовой защиты от нежелательного секса, и меньше всего они горят желанием посетить местный полицейский участок (такова цена, которую многие женщины должны быть готовы заплатить за партнерство и другие "преимущества" брака). Грир также говорит, что, если мы не сможем бороться с сексуальным насилием с помощью традиционных правовых стратегий, нам, возможно, придется искать радикально иной подход. Если одним из основных факторов, препятствующих осуждению, является критерий согласия (присяжные не могут осудить обвиняемого, если есть хоть небольшая уверенность в том, что насильник мог поверить, что жертва дала согласие), то, возможно, нам следует снизить объем доказательной базы. Но если мы это сделаем (в ущерб обвиняемому), то, следовательно, мы должны снизить и само наказание. Это не попытка уменьшить тяжесть преступления. Нравится вам эта идея или нет, но Грир утверждает, что увеличение числа обвинительных приговоров важнее, чем обеспечение длительного наказания: лучше сотню человек признать виновными, чем всего двое будут сидеть взаперти в течение пяти лет. Немногое из вышеизложенного было понято верно из-за шумихи, последовавшей за публикацией книги.

* * *

Тот факт, что книга Грир "Об изнасиловании" была многими понята неверно, не означает, что она является со всех сторон книгой хорошей, или что выступление Грир на фестивале в Хэй не имело недостатков. Грир на фестивале, по-видимому, выступала без бумажки, что добавило непосредственности, но не добавило структурной согласованности ее аргументам. Ее тезис о том, что "гетеросексуальные отношения" находятся в беде, потому что мы забыли об общении, связанном с "занятием любовью", выглядит странно ностальгическим, сентиментальным и не вполне уместным; шутка о том, что Харви Вайнштейн был плох в сексе ("Мне было бы стыдно быть таким ужасным трахалем"), возможно и вызвала взрыв смеха, но она ведет нас в никуда. В книге повторяются некоторые из этих утверждений ("гетеросексуальные отношения находятся в серьезной опасности", - пишет она в конце книги, не объясняя, почему это происходит именно сейчас, и как это связано с другими обсуждаемыми ею вопросами, такими как поведение Джулиана Ассанжа или миллионы оргазмов, еженедельно симулируемых женщинами в Великобритании). И, более того, есть серьезные противоречия, которые не могут быть оправданы ни спонтанностью выступления, ни лекционным экспромтом.

На первой странице Грир сужает круг проблемы, о которой пишет, до "нежелательного проникновения во влагалище женщины пениса мужчины". Это был один из основных недостатков, замеченных критиками: как насчет орального или анального изнасилования? Как насчет других инструментов, кроме пениса? А как же насчет мужчин как жертвы? Является ли подобное ограничение темы оправданным или нет (для такой короткой книги, я думаю, что это возможно), критики не заметили, что Грир, по сути, не придерживается своего определения. Всего через двадцать страниц она описывает ужасный случай анального изнасилования, когда насильник был оправдан после апелляции - судья был убежден, что, по его мнению, женщина дала на это согласие, хотя она считала, что это не так. Аналогичная непоследовательность наблюдается и во взглядах Грир на насильников. С одной стороны, она предлагает считать сексуальное насилие чем-то куда более "обычным", чем считается, что оно регулярно совершается в тихих семейных спальнях. С другой стороны, в других местах книги она определяет "насильников" в более традиционном смысле этого слова как почти профессиональную группу рецидивистов (согласно одной из баз данных, которые она цитирует, таковые замешаны в 90% случаев сексуального насилия). Неясно, как, по ее мнению, эти совершенно разные представления о сексуальном насилии соотносятся друг с другом. Является ли "повседневное сексуальное насилие" другой категорией по сравнению с сексуальным насилием со стороны серийных преступников? Если да, то не подрывает ли это ее утверждения о том, что "плохой секс" и изнасилование должны рассматриваться как элементы одного и того же явления? Где именно пересекаются эти разные "виды" сексуального насилия?

Грир также оказывается странным образом нечувствительной к вопросу о насилии как таковом. Она справедливо утверждает, что "изнасилование само по себе не требует никакого насилия", что верно, если вы имеете в виду, что многие, если не большинство жертв, не имеют признаков явных физических повреждений, порезов и ушибов. Но, как заметили критики (в данном случае верно), утверждение, что спящие женщины могут быть изнасилованы, не означает, что такое изнасилование является "ненасильственным" действием. Грир бескомпромиссно трактует изнасилование как "преступление на почве ненависти"; но почему бы не считать его так же и "насильственным" (с более нюансированным определением этого термина)?

Возникает также вопрос о культурном и интеллектуальном багаже, связанном с сексуальным насилием, который мы унаследовали. Грир особо отмечает некоторые из неудобных моментов, которые до сих пор бросаются в глаза в ходе наших нынешних дебатов в связи со старыми определениями сексуального насилия. Она верно отмечает, что в британском законодательстве с большим трудом удалось перейти от изнасилования как преступления (кражи, rapio на латыни), совершенного против владельца или опекуна женщины, ее мужа или отца, к изнасилованию как преступлению (сексуальному насилию), совершенному против самой женщины. Но когда она исходит из того, что согласие, как критерий вины или невиновности, было частью дискурса об изнасиловании по крайней мере с XII века, она делает историю данного предмета слишком короткой. Дело в том, что, насколько мы можем судить по истории Запада, вопрос согласия остается, как и прежде, сложной головоломкой, которая лежит в основе проблем вины, невиновности и обвинения жертвы. В Древнем Риме (мифическое) изнасилование Лукреции было важным примером, и эта история веками повторялась теми, кто изучал дилеммы сексуального насилия, начиная со св. Августина и заканчивая множеством английских моралистов XVII века.

По свидетельству Тита Ливия, живший в конце VI века до н.э. Секст Тарквиний, член римской царской семьи, попытался взять силой благородную Лукрецию, жену одного из уважаемых граждан города. Сначала она воспротивилась, но Тарквиний, столкнувшись с отказом, стал угрожать матроне, что если она не сдастся, то он убьет ее и одного из ее рабов, и когда их мертвые тела найдут лежащими вместе, то все будет выглядеть так, как будто они были убиты в попытке адюльтера. Перспектива позора заставила Лукрецию уступить, но как только Тарквиний ушел, она позвала мужа и других родственников, рассказала им, что произошло, а потом на глазах у них покончила с собой. Дискуссии вокруг этой истории были сосредоточены на поведении, мотивах и воле Лукреции. Действительно ли она ответила Тарквинию согласием? (Кто-то скажет да – но только по принуждению, скажут другие). Если она была абсолютно невиновна, почему она считала, что должна умереть? И, как водится, изменит ли эта история ваше представление о согласии, если вы вообразите, что Лукреции получила от встречи удовольствие (мужские фантазии о женских фантазиях об изнасиловании тогда были в изобилии). Мне кажется очевидным, что некоторые из этих глубоко укоренившихся исторических предрассудков оказывают куда более сильное влияние на нынешний подход к этой проблеме, чем представляется Грир (или ее критикам).

Книга Грир "Об изнасиловании" имеет свои недостатки. Она не представляет собой (да и не претендует на это) серьезный вклад в дискуссию о причинах, следствиях и правовых проблемах, связанных с сексуальным насилием. Даже по собственным меркам книга может показаться довольно неаккуратной, иногда непоследовательной, иногда эксцентричной маленькой брошюркой. Но она также полна проницательных наблюдений, серьезного анализа, радикально новых предложений и весомых аргументов, которые были пропущены или отвергнуты многими критиками, которые, в свою очередь, как кажется, полны решимости выставить Грир в качестве обозлившейся старухи-реакционера. Что движет этими обвинениями? Почему ее критики так решительно настроены осуждать и насмехаться? Что лежит в основе избирательной и неверной интерпретации, превращающей провокационную брошюру, не более несовершенную, чем многие другие памфлеты этого жанра, в повод для преследования?

Отчасти причиной может быть банальное иконоборчество (не без доли эйджизма). Однако трудно противостоять подозрениям, что Грир подвергалась критике за ее часто цитируемые высказывания в адрес трансгендерного сообщества; иначе говоря, недовольство по поводу того, что она сказала в их адрес, отбрасывает тень на нормальное обсуждение ее позиции по отношению к сексуальному насилию. Не знаю, насколько точно обычно излагаются ее взгляды на транс-политику, но даже те из нас, кто считает, что нам срочно необходим серьезный и предметный разговор о том, что именно представляет собой сексуальное различие сегодня, или о том, что делает женщину женщиной, вряд ли уверены, что ее слова "только потому, что ты оторвал свой член и затем надел платье, не делает тебя еб…й женщиной", - это продуктивное начало для подобной дискуссии. Другие, понятно, находят подобное крайне оскорбительным. (Следует добавить, что есть споры о том, когда и где она на самом деле это сказала. Кляйнхенц, которая отнюдь не является лучшим специалистом по этим вопросам, пишет, что это было в телевизионном интервью с женщиной-транссексуалом. Но это не так. Данные слова были прозвучали на шоу Виктории Дербишир[11] в виде аудиозаписи, сделанной при неизвестных обстоятельствах - и адресованы актеру-трансу Ребекке Рут[12]. Рут дала на них достойный ответ.)

Во-первых, я волнуюсь по поводу единодушного взгляда на политику и культуру, лежащего в основе подобной реакции на книгу Грир. То, что она, допустим, ошибается по поводу транс-политики, еще не означает, что она ошибается по поводу сексуального насилия. Тем не менее, именно подобный взгляд имеет куда большее отношение к раздуванию шумихи вокруг книги Грир, чем сначала кажется. Из биографии Кляйнхенц очевидно, что на протяжении всей своей биографии Грир сочетала способность убеждения в споре с привычкой раздражать и провоцировать. На самом деле, гнев и его провокация в значительной степени являются частью ее игры, как и ее явная неспособность утаить только что придуманную остроумную шутку. Это напоминает мне критику, звучавшую в адрес Цицерона: он никогда, как говорили, не мог прекратить опрометчивых шуток, будто у него во рту были горячие угли. У Грир всегда были "горячие угли" во рту. Во многом у нас есть причина благодарить Грир за это (куда бы "Женщина-евнух" без них делась?). Но ее новая книга и ее лекция на фестивале в Хэй-он-Уай могли бы иметь более осмысленную реакцию и длительное обсуждение, если бы она не поддалась искушению посыпать свои слова раздражающими специями, которые надо уметь вовремя применять. Ее аргументы ничуть не страдают от того, например, что она подвергла резкой критике (как на фестивале в Хэй) селебрити, которые разоблачили Харви Вайнштейна, как будто изнасилование не считается, если вы богаты и знамениты. Грир пишет у себя в книге: "если ваша идея вызывает возмущение, то это уже веская причина ее высказать", - и это точное резюме ее метода.

LRB