Как Илон Маск разрушил мою личную жизнь

29 января Илон Маск объявил, что первому человеческому пациенту был вставлен имплант от Neuralink.

Neuralink – это стартап миллиардера, производящий чипы для мозга, которые рассчитаны на обнаружение нейронных спайков («спайки» относятся к активности нейронов, которые используют электрические и химические сигналы, чтобы посылать информацию из мозга в тело). В прошлом году Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США разрешило компании проводить испытания имплантатов на людях, обосновав свое решение тем, что технология может помочь пациентам преодолеть паралич и другие неврологические заболевания.

Но на карту поставлено нечто большее в случае с имплантируемыми интерфейсами «мозг-компьютер» (brain-computer interfaces, BCI) - это радикальное изменение образа жизни людей при успехе этой затеи.

Основная идея BCI заключается в непосредственной связи сначала между мозгом, подключенным к проводам, и внешним устройством, таким как компьютер, а затем между самими мозгами или интерфейсом «мозг-мозг». Достижения коммуникации, основанной на устной речи, при которой между собеседниками существуют различные уровни посредничества – письмо, телеграф, телефон, интернет – останутся далеко позади. Вера в технологические перспективы непосредственной связи в обход этих дополнительных слоев основана не только на большей скорости, но и на точности: когда я о чем-то думаю, мне не нужно переводить свою мысль в лингвистические знаки, грубым образом упрощающие смысл – мой партнер непосредственно понимает то, что я думаю.

Как заявил Маск еще в 2017 году, вскоре после того, как он основал Neuralink: «Если вы хотите знать смысл этого всего, то речь идет, по сути, о телепатии по обоюдному согласию. Вам не нужно будет подбирать слова, если только вы не захотите добавить немного изюминки к разговору или что-то в этом роде, но разговор будет представлять собой концептуальное взаимодействие на уровне, который сейчас трудно себе представить». Представьте, как эта идея будет работать в сфере сексуальности: вы сможете сохранить свой отличный сексуальный опыт в облаке, чтобы насладиться им позже, или, если вы не слишком замкнутый человек, то у вас будет возможность отправить его другу, чтобы и тот его испытал.

Даже если мы признаем возможность обмена опытом, возникает ряд вопросов. Первый касается роли языка в формировании наших мыслей и нашей «внутренней жизни». Маск предполагает, что наши мысли присутствуют в нашем сознании независимо от их выражения на языке, поэтому, если я непосредственно соединяю свой мозг с мозгом другого человека, другой человек будет воспринимать мои мысли непосредственно во всем их богатстве и утонченности, не искаженные неуклюжестью грубых слов естественного языка.

Но что, если именно язык во всей своей неуклюжести и со всеми своими упрощениями порождает неуловимое богатство наших мыслей? Истинное содержание мысли реализуется только через ее языковое выражение – до этого выражения в ней нет ничего существенного, лишь смутное внутреннее намерение. Я узнаю то, что хотел сказать, только эффектно произнося это. Мы думаем словами: даже когда мы видим и переживаем события и процессы, их восприятие уже структурировано через нашу символическую сеть. Когда я вижу перед собой пистолет, все значения, связанные с ним, символически переопределены – я воспринимаю пистолет, но специфическую окраску этому восприятию придает резонирующее в нем слово «пистолет», а слова всегда отсылают к универсальным понятиям. В этом заключается парадокс символической сверхдетерминации: когда я вижу перед собой настоящий пистолет, слово «пистолет» пробуждает богатую текстуру значений, связанных с оружием.

Однако BCI обещают не только отмену языка, но и отмену сексуальности. То, что составляет сексуальность, — это ненужное усложнение, препятствующее непосредственному доступу к цели: неудача (измеренная по стандартам простого инстинктивного спаривания) культивируется как ресурс новых сексуальных удовольствий. Можем ли мы представить себе что-то более глупое (с точки зрения успешного воспроизводства), например, чем традиция куртуазной любви, в которой завершение секса бесконечно откладывается? Так как же куртуазная любовь могла стать образцом высокого эротизма? А как насчет наших извращенных игр, в которых конкретный объект или жест, который должен быть ограничен подчиненным моментом эротической прелюдии, превращается в центральную особенность, в центр либидинальной интенсивности, затмевающий сбой серьезную задачу продолжения рода? Не угрожает ли этому измерению эротического посредничества прямая связь между мозгами?

Первая линия защиты Маска заключается в том, что в его версии BCI человек не полностью погружается в поток мыслей других: он сохраняет минимальную дистанцию от этого потока - чтобы позволить машине (или посредством нее другому лицу) зарегистрироваться и/или поделиться своими мыслями и чувствами, вы должны дать на это активное согласие. «Люди не смогут читать ваши мысли, — сказал он в 2017 году, — вам придется этого захотеть. Если вы этого не хотите, этого не произойдет. Точно так же, как если ты не хочешь, чтобы твой рот говорил, он не говорит». Откуда Маск знает, что человек соблюдает эту минимальную дистанцию? Помните, что BCI работает «объективно»: наш мозг подключен к машине, которая, строго говоря, не «читает наши мысли», а наблюдает процессы в нашем мозге, которые являются нейронными коррелятами наших мыслей; следовательно, если я думаю, что не осознаю нейронные процессы в своем мозгу, как мне узнать, подключен я к сети или нет? Не гораздо ли разумнее предположить, что, когда я подключен к BCI, я даже не буду осознавать, что моя внутренняя жизнь прозрачна для других? Разве BCI не предлагает себя в качестве идеального средства (политического) контроля над внутренней жизнью людей? Большинство из тех, кто рассуждает о Neuralink, сконцентрированы на индивидуальном опыте – потеряю я его или нет, когда погружусь в сингулярность? Но есть и противоположный вариант: что, если я сохраняю свою индивидуальность в опыте, но при этом не знаю, не контролирует ли меня и не управляет ли мной кто-то другой?

Возможно, самым опасной черной Neuralink является циничный оппортунизм: люди породили высшую форму интеллекта, которая, если бы ей позволили использовать свои силы, превратила бы нас в горилл в зоопарке. Единственный способ избежать этой участи — присоединиться к победителю, забыть о своей человеческой природе и погрузиться в Сингулярность.

Возвышенной лицевой стороной этого циничного представления («давайте попробуем догнать машины, чтобы не превратиться в обезьян в зоопарке») является гностическая интерпретация нью-эйдж-сингулярности не только как следующей стадии постчеловечества, но и как ключевого события космического масштаба, завершение божественной самоактуализации. В Сингулярности не только мы, люди, становимся божественными, сам бог становится полностью божественным. Поскольку Сингулярность предполагает еще и некую синхронность сознаний, неудивительно, что она вызывает духовно-философские размышления: Сингулярность воспринимается как не что иное, нежели искупление грехопадения. То есть выход из нашего бытия как смертных и сексуальных существ, как описано в Библии.

Это снова подводит нас к вопросу о власти: что за регулирующий механизм будет решать, каким опытом я буду делиться с другими, и кто будет контролировать этот механизм? Одно можно сказать наверняка: следует отбросить как утопическую идею о том, что я смогу подключать/отключать свой мозг. И следует вполне признать, что широкомасштабная всеобъемлющая связь между сознаниями не может иметь место на уровне субъективного опыта, а только на объективном уровне, как сложная сеть машин, «читающих» мои психические состояния: огромный «синхронный» коллективный опыт — это опасный миф. Плюс, поскольку наш мозг будет подключен без нашего ведома, появится новая форма свободы и власти: наша способность изолировать себя от Сингулярности. Возвращаясь к книге Бытия, голос Сингулярности — это еще один совет, данный Змеем; он обещает отмену грехопадения и достижение бессмертия и высшего знания, если мы вкусим его плоды; то есть, если мы погрузимся в нечто подобное. Как и в книге Бытия, мы должны осознавать, что этот выбор является вынужденным: мы не можем с ним не согласиться – отказ невозможен.

Так что же будет? Определенно не то, чего ожидают сторонники Сингулярности. Подобно Змею, они не совсем лгут, но угроза заключается именно в этом.

* Материал представляет собой фрагмент книги Славоя Жижека «Гегель в подключенном мозге». СПб., Скифия, 2020 (Hegel in a Wired Brain, Bloomsbury, 2020).

Источник