Образ стены — важнейший символ, который воспроизводится во многих кинофильмах и сериалах о постапокалиптическом будущем.
Гигантской стеной с монументальными скульптурами окружена спортивная арена в антиутопии «Метрополис» Фрица Ланга (1927). Но эстетические свойства этого сооружения второстепенны - стена выполняет множество полезных функций сдерживания чужих и защиты своих. За стеной царит хаос, там собраны все социальные отбросы: террористы, психопаты, монстры и зомби, все кто по тем или причинам стал лишним в мире будущего человечества. Этой функцией наделяется даже реальная Великая китайская стена в фильме «Великая Стена» Чжана Имоу (2016). Простое, не слишком элегантное, но чрезвычайно действенное инженерное решение, уходящие к тому же корнями в историю цивилизаций как Востока, так и Запада.
Правда, в стене всегда находятся бреши. Именно так герои находят способ проникнуть внутрь, как, например, в фильме «Судья Дредд» Дэнни Кэннона (1995) или прорываются за ее пределы как в трилогии «Дивергенты» (2014—2017). Выдворение за стену — страшное наказание, равносильное смертной казни[i]. Выход за стену — подвиг, требующий мужества. В «Игре престолов» (2011—2019) только два персонажа делают это: Джон Сноу с Ночным дозором и Дейнерис Таргариен, когда спасает Джона Сноу и теряет при этом одного из своих драконов.
На первый взгляд, стена в «Игре престолов», защищающая Семь Королевств от тех, кто живет на землях к северу от нее, вполне органично вплетена в ткань фэнтези, к тому же отсылает к реальному Валу Адриана, построенному римлянами, но, на самом деле, она столь же футуристична, как и в мире постапокалиптического будущего. Александр Македонский мечтал когда-то дойти до края ойкумены. В мире «Игры престолов» этот край найден, его граница получила монументальное и функциональное оформление в виде стены, история почти закончена. В сериалах, описывающих антиутопический мир будущего, огороженных стенами, таких, например, как «Корпорация» (2016—2017) и «Трепалиум» (2016) стена является постапокалиптической конструкцией, в «Игре престолов» — предапокалптической. В последнем случае стена защищает от того, что должно неизбежно произойти и что нависает над всеми событиями с первой же серии, а с каждым новом сезоном это страшное все больше конкретизируется, приобретая зримую форму. Именно стена, которую охраняет Ночной дозор, отделяет мир настоящего от будущего, которое, без сомнения, несет смену исторической формации, правда под маской магического Армагеддона. «Зима близко» — главный рефрен всей истории.
Что стоит за историей «Игры престолов»? Многие видят в ней аллюзии на историю античности, средних веков, на мир фэнтези и т.д. Очень легко навсегда увязнуть в этих коннотациях, гораздо более богатых чем мир «Властелина колец» Джона Толкина и конечно же кинотрилогии Питера Джексона (2001—2003). Разумеется, «Игра престолов» буквально переполнена ими, это атлас мировой истории от древнего Египта, Азии, Рима до Византии и феодальных государств Европы.
Но, в конечном счете, весь этот насыщенный, пестрый, красочный и местами экзотический мир существует только благодаря стене, как квинтэссенции всей идеологии цивилизованного мира. Стена, с помощью которой можно отгородиться не только от изгоев и отбросов, но и от мира мертвых. Именно армия мертвецов несет в королевства конец истории, в буквальной форме ее бесконечности, ведь мертвецы в отличие от властолюбивых правителей и лордов, претендующих на железный трон, «живут» вечно.
Таргариены, Ланистеры, Аррены, Старки, Тиреллы, Грейджои, Баратеоны и прочие великие дома существуют только благодаря великой стене, к которой они так наплевательски относятся. Именно стена обладает магической властью. Можно утверждать, что стена и есть главный элемент мира, боле существенный, чем бесконечные дрязги великих домов, их политические интриги за власть и собственность. Стена является подлинной онтологией власти, ее самым реальным субъектом.
Парадоксально, но на содержание Ночного дозора тратятся мизерные средства, в этом отношении мир «Игры престолов» фаталистичен. Правители Семи королевств предпочли просто не замечать мир за стеной и поменьше смотреть на саму стену, Стена оказывается политическим бессознательным Вестероса. Защитная стена, при всем ее важном значении — далеко, она находится за границами власти, Ночной дозор, охраняющий и поддерживающий стену в пригодном состоянии, не вполне подчиняется властям Семи королевств, обладая определенной автономией. Но еще из «Дюны» Дэвида Линча (1985) и менее удачного мини-сериала Джона Харрисона (2000) мы знаем, что самые судьбоносные события совершаются именно на задворках цивилизации. Власть не хочет смотреть в глаза своей судьбе, всячески избегая этого. Джон Сноу — это Пол Атрейдис, избранный, начинающий свою борьбу за жизнь и путь к власти из заброшенной периферии обитаемой вселенной. Здесь в который раз проявляется классическая ошибка Маркса, считавшего, что революция произойдет в промышленно развитом центре капиталистической системы, а не на ее периферии, в Российской Империи.
Власть в мире «Игры престолов» несменяема. Да, власть можно потерять, если ее носитель ослабеет или замешкается хоть на секунду, но в остальном власть земных владык вечна. По-настоящему лишится ее можно только умерев. Именно поэтому главный враг власти визуализирован в «Игре престолов» столь вульгарным и наглядным образом в виде армии живых мертвецов. Власть напрямую противостоит смерти. Правда, армия мертвых имеет абсолютно зеркальную структуру, полностью подчиняясь своему владыке. Не очень приятное сравнение, которое можно сгладить только чисто эстетическими средствами.
Но самое непереносимое для высшей власти — это то, что смерть уравнивает их с царями варваров, с мелкими князьками и лордами, наконец, с простолюдинами, выходцами из с низших сословий. Ничто так не пугает власть - ни банкротство, ни неудачные интриги, ни вражеские армии под стенами фамильных замком и городов, ни даже свирепые драконы Дейнерис Таргариен - как тот факт, что перед смертью все равны. Это уравнивание происходит до того, как души умерших попадут в рай или ад, они перейдут в другой мир уже равными. Ни колдуны, ни маги, ни даже сам Джон Сноу не в состоянии помочь сильным мира сего. Это и есть сверхвласть в высшем ее проявлении. Сверхвласть остается властью, сохраняя соответствующие отношения и эстетику, но устанавливающую ее революционным способом, через обнуление всех статусов и социальных контрактов.
Солдаты Ночного дозора — люди, которых постигла социальная смерть. Они лишены всего, статусов, собственности, имен, они дали обет безбрачия, они обязали себя клятвой и не могут вернуться в мир. Фактически, живые мертвецы охраняют мир живых от мертвецов. Разрушение стены, возможно и связано прежде всего с тем что Джон Сноу не только воскрес и возвратился в мир живых, но и возвратился во власть.
Не мистические ордена, не могущественные банкирские дома или аристократические кланы служат основой власти, хотя и составляют ее экзистенциальную часть. Онтологической основой власти всегда является великая стена, которая надежно разделяет мир, придавая ему правильную и единственно возможную с точки зрения самой власти форму. Ужас оказаться за этой социальной стеной описан Оруэллом в стихотворении, которое никак не может дописать главный герой романа «Да здравствует фикус!», который, правда, в конце концов, из нищего поэта становится успешным рекламистом и добропорядочным представителем среднего класса:
«Всякий шепчет себе: "Зима приходит.
Боже, только не потерять работу!"
Незаметно в тебя проникает холод,
С ледяным копьем идет на охоту»
Впрочем, современные «невидимые» социальные стены и иерархии ненадежны. Здесь «Игра престолов» обретает поистине футурологический смысл, определяя истинное содержание политики, как это уже без стеснения демонстрируется в различных антиутопиях. Не интриги и борьба за Железный трон, способные прельщать лишь психопатов, в которых в итоге превращаются все его владельцы, не гигантские пирамиды или непреступные замки, а стена служит основанием власти. Это почти понял Джон Сноу на службе в Ночном дозоре.
Но бессмертие власти приносит не магия, а наука и техника, позволяющие переносить сознание в «сосуд» искусственного тела, как эта возможность реализуется, например, в «Видоизмененном углероде» (2018) и «Мире Дикого запада» (2016 - …). Впрочем, все способы, вне зависимости от их работоспособности, являются, конечно же, жульничеством по отношению к человеческой природе. Этот этически смущающий момент теряет значение, когда речь идет о власти, а с помощью идеологии трансгуманизма фактически снимается абсолютно для всех, кому капитал позволяет получить доступ к новым технологиям. Однако и в этом случае власти, какую бы форму – биологическую или энергетическую - тела власть имущих не приняли, придется возводить стену, чтобы обеспечить себе защиту от старого-нового класса тех, кому достижения технического прогресса оказались недоступны.
Стена представляет собой зримый триумф исторического материализма над всеми другими методами постижения и репрезентации истории и власти. Триумфу этому не может помешать никакой фантастический контекст. Стена представляет собой универсальную онтологию власти и наглядную форму ее величия. Строительство стены между США и Мексикой, обещанное Дональдом Трампом, является реальным способом сделать Америку снова великой, вернуть этому величию онтологическую легитимность в виде архетипически понятного образа, утраченного после падения Берлинской стены. Есть и еще одно важное обстоятельство, которое не следует игнорировать и на которое обращается внимание в рассказе Франца Кафки «Как строилась китайская стена» (1917). Заключается оно в том, что строительство Стены в смысле богоугодности является прямой противоположностью строительству Вавилонской башни, даже если сама стена гипотетически может оказаться ее фундаментом.
Книга Павла Родькина "Бесконечный нарратив. Герменевтика сериала" готовится к выходу в текущем году.
[i] Редким исключением является мир в сериале «Странный город» (2019—…), где общество сегрегировано с помощью стены на уровни «выше среднего» и «ниже среднего», но само это разделение не вызывает никакого травматического воздействия на людей, а перевод из одного уровня в другой не воспринимается как драма.