Симферополь и Севастополь видел из окна машины, времени на прогулки и экскурсии не было. Три раза выступил с лекциями, дал четыре интервью — за три дня с разъездами. Впечатления фрагментарные и не складываются в единую картину, было мало времени для наблюдений и общения с людьми.
Тем не менее, имеет смысл кое-чем поделиться.
Эйфория постепенно проходит, рутина берет своё — наши «эффективные менеджеры» могут привести в тихое бешенство даже супер-лояльных людей, сейчас практически все жалуются на необходимость оформления гор документов и бумажек, стояния в очередях (сам видел километровые очереди машин, необходимо поменять украинские номера на российские, стоят днем и ночью, необходимо заменить до 1 апреля, почему при этом не увеличить количество чиновников, которые этим занимаются — непонятно. Очевидно, что, как всегда, до эмоций людей властям дела особого нет).
Боятся своей собственной «элитки», достаточно правомерно подозревая ее в склонности к измене и чудовищной коррупции. Но, в общем-то, на вопрос: «Не жалеете?» отвечают по-прежнему очень темпераментно: «Конечно, нет!!! Здесь было бы страшнее, чем в Донбассе».
Слышал сдержанные похвалы в адрес главы республики Аксенова — активен, но у него недостаточно полномочий. Одновременно помнят, что он каким-то боком был причастен в свое время к некоей ОПГ.
К России появляются претензии — недостаточно помогает. Причем, это, так сказать, общий глас. Ожидают большего.
При этом, насколько могу судить, уровень жизни в Симферополе выше, чем в Воронеже. Примерно такие же зарплаты и цены, но на 400 тыс. город — 350 тыс. автомобилей. Город ими забит, а что будет, когда построят мост? У многих, вероятно, большинства, есть возможность получать доходы от туристов и садов.
Дома, даже в центре — часто обшарпаны, это бросается в глаза, наследие Украины, которая не выделяла средств, а лишь «доила» Крым. Дороги на центральных улицах — весьма среднего качества. Туалеты иногда напоминают о 90-х гг.
Никаких признаков того, что кто-то активно сопротивляется Русской Весне не заметил, вероятно, свою роль играет то обстоятельство, что из Крыма за два года выехало около 40 тыс. человек (оценки эксперта), которых ситуация не устраивала, приехало, как минимум, столько же. Это при населении в 2 млн. 300 тыс. Произошел «размен», слава Богу, не в такой страшной и кровавой форме, как в ДНР и ЛНР.
Очень высокий уровень национального самосознания, который тесно переплетен с региональным: «мы — Крым». Регионализм и слабая автономия позволили крымчанам выжить на Украине. Регионализм — явление неоднородное. Он необходим в меру, в противном случае начнется что-то вроде «Крым — не Россия».
Практически все говорят о потенциальной опасности, исходящей со стороны крымско-татарской общины. Разумеется, на поверхности дежурные фразы о дружбе и пр., но восточного коварства и агрессии опасаются буквально все, с кем приходилось общаться. «Украина их готовила к роли карателей».
За два года стало больше надписей и указателей на русском языке, борьба с украинскими надписями не носит параноидальной формы. Они как минимум не слишком раздражают. Языковая украинизация в Крыму была относительно слабой, автономия позволяла как-то саботировать этот процесс. Слышал разговоры о том, что требование составлять деловые бумаги на украинском в свое время вызывало бурю негативных реакций.
Национальное чувство здесь обострено. Из разговора: «Я раньше считал себя украинцем, но после того, что там началось, больше не могу. Я — русский». Или: «Я украинец, не имеет смысла отказываться от своих корней. Но русское для меня родное». Наиболее резкие высказывания о свидомых украинцах и крымских татарах услышал от православной еврейки. Впрочем, на русскости никто не делал особый акцент. Но и «россиянскости» я не заметил, сам термин явно малоупотребителен. Был несколько удивлен названием улицы в Симферополе — «Русская». У нас такого не увидишь.
Одна не слишком «акцентированная» украинка, переживающая происходящее как личную трагедию, сказала, что, «конечно, результаты крымского референдума несколько преувеличены, но, тем не менее, проголосовало очевидное большинство «за».
Разумеется, никакой «аннексии» и «оккупации» в лексике крымчан нет. Тех, кто всерьез употребляет эти термины, расценивают как существ другой породы, голливудских «чужих».
Единственный случай проявления условного «оппозиционного настроения» был связан с общением с дамой, которая темпераментно заявила: «Мы ждали возврата в СССР, но попали в олигархическую Россию. Всё плохо, ничего не развивается, ужасное расслоение народа, собственность присвоили паразиты. В СССР был решен национальный вопрос, а сейчас нас поссорили. Зачем Путин произнес эту ужасную фразу об атомной бомбе, которую Ленин заложил под Россию своим проектом СССР»? По некоторым высказываниям, из которых явствовало, что украинская культура с ее точки очень развита: «прекрасные картины Шевченко (?), чудесные украинские песни», я бы определил подобную позицию как рудимент советского украинизма. Насколько распространено подобное умонастроение в Крыму — не берусь судить. Как впрочем, и всякие другие. Одно несомненно — «Крым наш».
Из разговора с человеком с украинской фамилией: «Боимся, что с Крымом получился блестящий тактический выигрыш, но стратегически мы проиграем Украину, там ведь десятки миллионов наших людей, они в трагическом положении».
Эксперты, преподаватели, студенты — привычного российского уровня, я не заметил сколько-нибудь существенной разницы. Студенты, как и у нас, в массе своей не являются людьми «книжной культуры», эрудиция, аналитические способности, умение сформулировать мысль крайне слабые. Они так же как и студенты у нас — жертвы украинского аналога ЕГЭ, правда, там он называется по- другому, я не запомнил как именно.
Люди в Крыму же в большинстве своем — чудесные, более открытые, искренние, дружелюбные, менее циничные и скрытные.
Как-то так, если предельно коротко. И еще — Крым для русского сознания — это подобие земного рая. Осознал это очень остро.