О проблемах стратегического планирования

Пока мы не научимся хотя бы в этой узкой сфере — целеполагания, управления и планирования — правильно говорить по-русски, никакие «стратегии», хоть до 2030, хоть до 2030 года, не будут стоить даже байтов и пикселей в компьютерах, на которых они написаны.

При живом Переслегине, который про стратегию пишет и говорит два десятка лет, как-то даже и грех вставлять свои пять копеек. И все же.

1. Стратегия — термин из военной сферы (впрочем, как и «тема», «система» и многое в этом же ряду). В теории, для того, чтобы была возможна стратегия, нужны три составляющие: ресурсы («силы»), враг и пространство операций («поле битвы»). В бизнесе мы легким движением пера переименовываем врага в конкурента, а остальное то же самое. Отсюда ясно, почему все наши доморощенные «стратегии развития» выглядят мутным дрочевом — упущен один из ключевых ингредиентов, а именно враг. Наши стратегии — это битвы исключительно с пространством, строго по анекдоту про сборную по футболу — «вкопали в поле столбы, вышли играть против них — столбы выиграли 2–0». Враг как фигура умолчания то и дело всплывает в попытках стратегий — то как злокозненный Запад, то как силы глобальной энтропии, то как само Время — бросай мешки, вокзал отходит. Но это все паллиативы, попытки возместить отсутствующую сущность.
2. В общем виде можно описать контекст мышления наших околовластных стратегов так: государства, когда не воюют, конкурируют друг с другом в экономике, и мы должны прикинуться, что государство — это такая корпорация, у которой есть корпорации-конкуренты, и с ними-то мы сражаемся — за места в различных рейтингах. Аналогичным образом внутри страны друг с другом «конкурируют» регионы и даже муниципалитеты. Причем финальный, предельный KPI такой конкуренции — количество и качество потребляемых благ в расчете на одного гражданина. Удалось увеличить — вин, не удалось — луз. Борьба эта перманентна, и в ней государство, в пределе, находит оправдание самому факту своего существования.
3. Одно из базовых положений теории стратегии — она про достижение целей в условиях ограниченности средств. Соответственно, это наука про то, как находить перспективные направления, концентрировать дефицитные ресурсы именно на них и таким образом добиваться победы над противником, обладающим равными или превосходящими силами. Отсюда «стратегия» — это также универсальное оправдание принципиально неравномерному перераспределению этих самых ресурсов: то, почему мы не раздаем всем все поровну, а собираем в кучку и отдаем кому-то одному, в расчете на то, что он с их помощью сделает нечто такое, от чего в итоге будет лучше всем. Структурной единицей такой концентрации у нас обычно выступает «проект», как аналог того, что военные стратеги называют «операцией». Несколько операций увязывается в специальную сущность, называемую «программой» — это аналог совбюрократического понятия «комплекс мероприятий».
4. «Проект» в современном русском языке давно уже слово-паразит. «Взяли в проект», «ушел из проекта», «у меня много проектов», «проект закрыт», все вот это. Когда что-нибудь называют «проектом», русское ухо слышит, что создатели хотели как лучше, а получилось по Черномырдину. Действующий бизнес, который зарабатывает и уверенно себя чувствует — никакой не «проект»; проект — это либо что-то будущее (даже в рамках того же бизнеса), либо что-то недоделанное. С «проектом» обычно связан «бюджет» — искусство заработка состоит в том, чтобы взять больше, а потратить меньше, и не попасться. Для меня, выросшего в семье инженеров-проектировщиков, т. е.именно среди проектов, понимаемых как чертежи чего-то, что потом будет построено, нынешний узус этого понятия режет слух.
5. В нынешней практике, когда «стратегия» понимается как набор «проектов» с «бюджетами», неизбежно возникает гигантомания — чем больше каждый в отдельности «проект», тем больше дельта между заявленной сметой и реальной; ну и, соответственно, тем больше можно заработать. В результате возникает огромное количество «прорывных», «инфраструктурных», «вытягивающих» и т. д. «мегапроектов». Симптоматично, как в итоге сложилась судьба путинского поручения по механизмам «проектного финансирования» — в разработку попали исключительно проекты от полутора миллиардов. При том, что основной смысл «проектного финансирования» вообще-то — беззалоговое кредитование, которое актуальнее в разы именно для небольших проектов и бизнесов, т. е. для тех случаев, когда залоговая масса в дефиците. Но нам уже Костин объяснил все про это. Ну, как выражался в таких случаях Ф. М. Достоевский, царство ему небесное — широк русский банкир, я бы сузил.
6. Еще одно гнездо языковых паразитов в языке — это понятие «развитие» со всеми наиболее распространенными прилагательными, особенно «социально-экономическое». «Ваша опухоль успешно и динамично развивается», ага. Я уж молчу, что управлять сжатием вообще-то важнее, чем управлять развитием. Но под «развитием» у нас обычно понимается нечто прямо противоположное ему — продолжение обыденного существования без каких-либо значимых изменений, отсюда упор именно на «эволюционный» смысл понятия «развитие». Когда развитие «экономическое», это переводится как «просто рубим бабло». Когда оно «социально-экономическое», это переводится как «рубим бабло и немножко делимся с населением». Причем делимся обычно натуральными благами — всякими там спортивными комплексами и перинатальными центрами, но в этой части см. раздел «проект».
7. Исправление отношений, согласно Конфуцию, начинается с исправления имен. Выводы такие: наши «стратегии» — никакие не «стратегии», это такие миксы планов с прогнозами. «Проекты» — никакие не проекты, это отдельные операции по перераспределению средств в ходе текущего функционирования системы. Развитие — никакое не развитие, это повседневное рутинное бытование тех или иных сообществ. «Социально-экономическое» — это и не социальное, и не экономическое: это про то, кому, чего и сколько.

Краткий словарь по Глазычеву, в виде приложения:

Программа — отвечает на вопрос «что?»

Проект — отвечает на вопрос «как?»

План — отвечает на вопросы «когда?» и «чем?» (какими ресурсами)

Стратегия — отвечает на вопрос «зачем?»

Пока мы не научимся хотя бы в этой узкой сфере — целеполагания, управления и планирования — правильно говорить по-русски, никакие «стратегии», хоть до 2030, хоть до 3020 года, не будут стоить даже байтов и пикселей в компьютерах, на которых они написаны.

А жить будем как привыкли — одним днем.

Источник