В субботу, 16 апреля, в Санкт-Петербурге журнал «Историк» провел круглый стол под названием «Ленин и революция». Специально приглашенные журналисты и политологи поделились мнением о роли Ленина в истории России.
«Я — не историк, я — философ, публицист, и меня интересует сама логика исторического анализа, природа поступков исторических деятелей. Но у меня, как у человека, который является профессионалом, имеется недостаток: я не всегда знаю, как и что происходило, в какой последовательности», — начал выступление член экспертного совета Фонда ИСЭПИ, философ и политолог Александр Ципко.
«Можно по-разному оценивать влияние Октября: можно с антикоммунистических позиций, как я, сказать, что это начало русской катастрофы, а для коммунистов это „новая эра“. Но, тем не менее, никто не может отрицать, что это очень важное эпохальное событие в истории страны. Кстати, я понял, как это важно, когда ты находишься в том месте, где это произошло. Это великолепная идея — обсуждать проблемы, в Питере, бывшем Петрограде. Это дает возможность собственного погружения», — добавил политолог.
«Я думаю, решающим, что было для меня, это обсуждение темы „Есть ли альтернативы в истории“. И здесь обратите внимание, произошел спор между историками, причем близкими по мировоззрению, как они по-разному видят вот этот конец, что если нет альтернатив, тогда все рушится. Если нет морального подхода, нет роли личности в истории, тогда все определено. И надо делать выводы из этого. Мне кажется, если мы сохраним эту традицию изучения фактов с осмыслением этих фактов в контексте культуры, морали, судьбы национальной истории, мы сумеем вернуться к тому, что мы потеряли 100 лет назад — уникальную русскую культуру общественной мысли, где люди искали правду, где рациональный подход всегда был связан с личностным сопереживанием исторического факта, как факта своей собственной судьбы, своей страны. И я думаю, такого рода „круглые столы“ могут очень много для этого дать», — резюмировал Ципко.
«Для нас крайне важно понимать, что происходило сто лет назад в России на самом деле. Не то, что нам сообщает великий советский эпос, созданный величайшими мастерами — поэтами, писателями, художниками, философами, а именно то, что произошло на самом деле, как получилось, что граждане России своими руками разрушили тысячелетнее государство. И нам тем более важно понимать это потому, что в ХХ веке (и это на нашей памяти) мы второе свое государство разрушили — СССР в 1991 году. Понимание механизмов, причин, почему так произошло, очень важно, чтобы не наступать на эти грабли снова и снова. Потому что то, что нам дважды удавалось воссоздать государство снова, возродить его, совершенно не означает, что нам и в третий раз удастся сделать это, в случае, если мы его разрушим. Это один из основных выводов тех разрушительных процессов, которые дважды привели к крушению нашего государства в 20 веке», — сказал директор международного института новейших государств, автор книги о технологии революции 1917 года «Идеальный шторм» Алексей Мартынов.
«И вот удивительная вещь — работая над книгой, изучая подробности событий тех лет, я поймал себя на мысли, что, если не обращать внимания на достижения научно-технического прогресса — мобильный телефон, телевизор, интернет, складывается такое ощущение, что ты смотришь не на события столетней давности, а на что-то что произошло совсем недавно. Удивительная вещь, с точки зрения манипуляции общественным мнением, мало что изменилось с 1917 года. Естественно изменились инструменты, изменились медиа, изменилась скорость развития событий. И если для большой русской революции понадобилось, грубо говоря, 15 лет, с 1904–1905 до 1917, 1918–1922, по- разному можно оценивать, начало и конец, поскольку крайние точки — возникновение политического поля в 1904 году, которое сделало возможным события 1905 года. Это одна крайняя точка, а другая — образование СССР в 1922 году», — добавил Мартынов.
«Так вот, если тогда сто лет назад, понадобилось так много времени, для полного уничтожения одного, то в 1991 году для разрушения государства понадобилось всего лишь 5 лет. На мой взгляд, потому что медиа стали быстрее. Телевизор, телефон и так далее. А сегодня все процессы еще быстрее. Соответственно ускорился и период разрушения голов, потому что вся эта технология революции основана на разрушении голов, разрушении государства или суверенитета в голове его носителя, человека и гражданина. Технология основана на разрушении ментального суверенитета в голове каждого носителя. И когда образуется критическое количество разрушенных ментальных суверенитетов, разрушается суверенитет физический, разрушается государство. И мы видим ярчайший пример Украины. С какой скоростью все рушилось там. И то, как мы понимаем эту трагедию, не в состоянии понять никто, ни один из народов, ни одна из стран в мире, поскольку украинцы в своем роде наше зеркало, такие же русские люди, как и мы, с таким же набором ментальных особенностей. Поэтому я надеюсь, что этой прививки, этого примера будет достаточно, чтобы не повторить его. Но увидеть пример мало, важно понимать — к чему все это и как этому противостоять. А для этого надо знать историю своей страны, и необходимо отделять историю от мифов, пускай и великого, но эпоса. Как пример — великий советский эпос, который пробивает сквозь время и поколения, и до сих пор многие живут под его влиянием, и в отсутствие какой-то другой другого образа прошлого, строят образ будущего», — подытожил Алексей Мартынов.
Подвел итоги круглого стола главный редактор журнала «Историк» Владимир Рудаков, который подчеркнул, что Ленин является одной из ключевых фигур русской истории XX-го века: «Не признавать это — значит, умалять собственное прошлое. Другое дело, что к этой фигуре предъявляется в разные эпохи разный счет. Ленин до революции по понятным причинам был объектом критики, Ленин после революции стал объектом невероятного культа, начиная с последних лет перестройки 1980-х годов, Ленин вновь оказывался объектом критики, а иногда даже глумления. Думаю, сейчас мы уже живем в то время, когда мы можем посмотреть на эту фигуру более объективно. Потому что осмысление Ленина — это и осмысление не только России начала ХХ века, но и того феномена, который всегда есть в российской истории — феномена политического радикализма. В каком направлении эти силы могут повести общество, какую цену они готовы заплатить за те изменения, на которых они настаивают, где находится грань между политической утопией и реалиями, должно ли общество безучастно наблюдать за тем, как сторонники радикальных утопических новаций в корне меняют страну? Эти вопросы за прошедшие после Революций 1917 года сто лет не потеряли своей остроты, и поэтому на разных этапах истории мы вновь и вновь к ним возвращаемся».
«Здесь совершенно правильно говорили коллеги, что мы должны извлекать уроки истории. Мне кажется, что в определенном смысле, из ленинского периода, в данном случае, периода начала XX-го века, мы определенные уроки все-таки извлекли. Потому что, ценности актуального государства, ценности патриотизма, ценности человеческой личности, ценности человеческой жизни и человеческой свободы, и другие (тут я скажу слово из ленинского лексикона) буржуазные ценности, которые он отвергал, для нас являются именно ценностями. Мы дорожим государством, страной, свободой, большинство наших граждан не готово жертвовать ими ценностями ни при каких условиях. Это дает надежду на то, что политическое наследие, тот багаж опыта, который Ленин нам оставил, мы все-таки использовали не впустую. Достаточно драматично: когда-то кроваво, когда-то ценой разрушения государства, но, тем не менее, мы эти уроки усвоили», — добавил Рудаков.
«И, на мой взгляд, объединяющей для всего общества может стать констатация того, что Россия свой лимит на революции уже исчерпала в ХХ веке. Благодаря непростому опыту российской истории, а также истории современных государств, находящихся по периметру российских границ, этот урок не прошел даром. Что же касается вообще дискуссии на тему Революции 1917 года, то я хочу сказать, что наша сложная и драматичная история требует как раз такого спокойного, сложного, многомерного осмысления. И историки — в этом одна из их общественных миссий — должны ставить вопросы, которые интересуют людей, которые актуальны для современного общества. В противном случае социальная функция истории сводится к функции удовлетворения собственного профессионального интереса. Обществу этого мало, оно от этого ничего не получает. „Обидевшись“ на профессионалов, оно, как правило, начинает искать ответы и советы „на стороне“, а это уже будет „советы постороннего“. Чем это заканчивается, мы с вами хорошо знаем», — закончил выступление эксперт.