Конфликт Уткина и Канделаки: по ту сторону эффективного менеджмента

Публицист Михаил Захаров рассказывает, как поссорились Василий Вячеславович и Тинатин Гивиевна, и что из этого выйдет.

Резкий обмен репликами в соцсетях и заочная полемика в нескольких интервью между известным спортивным комментатором Василием Вячеславовичем Уткиным и с недавних пор медиа-менеджером в сфере спортивных СМИ Тинатин Гивиевной Канделаки породил ряд интерпретаций, которые выходят далеко за рамки собственно взаимных упреков — как высказанных, так и тех, что остались вне поля зрения публики.

Собственно, сам кейс мало что нового сообщил любому человеку, кто работал в отечественных медиа, да и не только в медиа. Новый менеджмент неизменно волнует старых сотрудников, поскольку практически всегда приходит с одной и той же задачей — увеличить отдачу и снизить издержки. Когда менеджер представляется трудовому коллективу (тем более «уникальному журналистскому коллективу») недостаточно авторитетным или чересчур авторитарным, то неизбежно возникает конфликт интересов.

И набор претензий тут стандартен: предлагаемые менеджером меры называются губительными для дела, высказываются сомнения в профессиональной компетенции самого нового управленца, в том, что он (она) «не в теме». Обычно данные упреки вполне справедливы. С позиции менеджера, в свою очередь, доносятся слова о завышенных бюджетах, дороговизне процесса производства, отсутствии новых, востребованных продуктов и массе незанятых еще ниш на рынке. Эти претензии тоже часто справедливы. Лично я неоднократно переживал данную коллизию лично (причем, можно сказать — «с обеих сторон баррикады») и ничего нового тут не вижу.

В общем виде при наблюдении такого типа конфликтов со стороны забывают о том, что в споре негласно присутствует и третья сторона — собственник. Собственника в нормальных условиях интересуют доходы, а коллектив — преимущественно расходная статья (она же «качество продукта»). Менеджер должен вроде как удовлетворить обе стороны процесса, но собственник, то есть наниматель, для него важнее — отсюда и неизбежный конфликт нового менеджмента с коллективом.

Впрочем, о роли собственника иногда, как в том же случае Уткин-Канделаки, напротив, слишком часто вспоминают. Некоторые комментаторы даже предложили совсем уж широкую рамку для обсуждения — государственное участие на рынке СМИ. То есть, по мысли интерпретаторов, государство, нанимая менеджера (в данном случае Канделаки, но забудем о конкретных именах), стремится не столько к выстраиванию эффективного производственного процесса, сколько к идеологическому контролю за нужными ему в политических целях активами. И опять откуда-то из-под стопки стареньких журналов много раз в последнюю пару лет повторенный мотив «звеньев гребаной цепи».

Это, разумеется, очень вольное рассуждение, когда речь идет о спортивном медиа, но мотив «зажима свободы слова» проскальзывает, как ни странно, и в данном случае. И есть повод опять поговорить о том, что делает и чего не делает государственная власть на рынке СМИ.

«Проблема собственника» — больная для российских СМИ. Несмотря на многолетние обсуждения, собственник масс-медиа практически отсутствует в легальном поле. Что в некоторых случаях позволяет ему поступать по принципу «что хочу — то и ворочу», с неизбежным появлением в результате очередных «уникальных журналистских коллективов» и новых «звеньев цепи». Из-за состояния этой правовой неопределенности во многом и возникают мифы о том, что масс-медиа, где собственником является государство, выступают исключительно инструментом узкой группы лиц для сохранения власти. И как бы не являются СМИ вообще.

Бытует мнение, что данная нам не в ощущениях, а в результатах социологических опросов реальность в виде 80+ процентов поддержки действующего президента — суть пропагандистский морок. Дескать, государство затем и «зачищает» истинно свободные СМИ, дабы 85 процентов поддержки получить и без этой зачистки ничего бы не вышло. Тезис для противников действующей власти расхожий, потому нуждающийся в более-менее беспристрастном анализе. Тут не будем подробно останавливаться на том, что «85 процентов» — рейтинг доверия, а не электоральный рейтинг, что рейтинг доверия — один из десятков инструментов замеров общественного мнения, хотя это и чрезвычайно важные вопросы, а не «технические тонкости». Любители разрубать «гордиевы узлы» и ниспровергать всякие авторитеты иногда и вовсе отказывают данным поллстеров во всякой релевантности — но это все же маргиналия.

Остановимся на том, что 85 процентов поддержки, мягко говоря, далеко не полностью являются продуктом пропаганды. Больше того, вполне возможно, что прямая связь между продуктом государственных медиа и поддержкой власти действительно есть, но совершенно обратна — поддержка населения рождает патриотический накал телеэфира и восторги комментаторов типа Эдуарда Лимонова или Александра Проханова, которых, ей богу, сложно заподозрить в излишних симпатиях к действующей власти во многих ее проявлениях.

Государство на рынке СМИ действительно присутствует мощно и, надо думать, избыточно, но иной модели в текущих экономических условиях не существует. Такова сложившаяся ситуация на медиа-рынке. Вернее, даже не совсем так: рынка общественно-политических СМИ (а также нишевых социальных СМИ про культуру, образование, отчасти спорт) просто не существует. СМИ, особенно в условиях кризиса, являются механизмом расходов, а не зарабатывания денег. Даже в лучшие годы маржа на этом рынке что-то в районе нуля, а тут уж и вообще ни о какой серьезной монетизации не стоит говорить — проекты сокращаются, бюджеты урезаются,

Государство в этих условиях тащит свои медиаактивы в качестве, скорее, социальной нагрузки (иначе десятки тысяч обозленных работников СМИ рискуют оказаться на улице), а точно не как инструмент для манипулирования сознанием.

Но со стороны критиков власти слышится раз за разом воспроизводимая песня о том, что пропагандисты только и заставляют народ верить власти, иначе бы…. Иначе бы что, кстати? Модельным высказыванием на этот счет является интервью Леонида Волкова от 2013 года — на тот момент главы штаба кандидата в мэры Москвы Алексея Навального. Дословно было сказано следующее: «Почему Навальный не дает интервью тем же „Известиям“? Из-за методов работы с прессой журналисты часто говорят, что Навальный при власти будет не лучше Путина. Надо работать со СМИ, а „Известия“ ими не являются в силу определения. Наша позиция очень простая: если у чего-то есть рога и хвост, но видно, что оно сделано из картона, то смешно из него доить молоко, если даже на нем написано „Корова“. „Известия“ называют себя СМИ, но ими не являются. Когда Навальный придет к власти, то все СМИ будут СМИ».

Иными словами: там, где нас критикуют, мы не будем выступать. А когда придем к власти, то площадок, где нас критикуют, не будет. Правильное СМИ, в этой логике, то, что нас хвалит, а все остальное — просто не СМИ. Или так: «если бы нам дали доступ в телеэфир, мы бы тогда показали, но телевизор оболванивает людей, потому „приличные люди“ туда ходить не должны и мы не ходим». Логики в этом высказывании ноль, но именно такая интерпретация государственных СМИ преобладает у представителей российской непарламентской оппозиции.

В этой логике забывается о еще одном важном акторе на рынке медиа — потребителе. А он демонстрирует, что удовлетворен качеством имеющихся СМИ, в том числе государственных телеканалов. По крайней мере, именно так можно интерпретировать те данные, что есть у социологических служб.

Последние данные Левада-центра (самой, по мнению критиков власти, неангажированной социологической службы): 21 процент опрошенных сказали, что «Телевидение дает в целом полную и объективную картину происходящих событий», еще 46 — что «из телепередач можно извлечь много полезной и объективной информации о событиях в мире». Лишь 8 процентов опрошенных ответили, что ТВ «используется, чтобы манипулировать сознанием людей». И это меньше, чем когда-либо с 2000-го года — аналогичный опрос Левада-центр проводил в 2000-м, 2007-м, 2010-м и 2012 годах.

Не надо думать, что телезритель запуган или как-то особенным образом зомбирован. Он потребляет то, что ему нравится, и обмануть его тут не так уж просто. У него же есть и альтернативные источники информации — интернетом пользуется более половины россиян, одним из основных источников информации остается и «сарафанное радио», люди читают газеты и слушают радио. И при этом их устраивает «зомбоящик». Надо думать, что и в случае 85 процентов поддержки дело не только в «пропаганде» и том, что «зомбоящик — государственный», но и в содержании проводимой политики.

И все же оговорюсь: действительно, государства на рынке СМИ многовато. Но вот фокус: потребитель в массе не готов на другую модель функционирования медиа. И точно не готов ее оплачивать из своего кармана. В ходе марафона годичной давности всем миром на телеканале «Дождь» насобирали всего примерно на два месяца работы — это несерьезно. Модель рынка медиа со значительным государственным участием, таким образом, пока является безальтернативной. Ну и Уткин с Канделаки, надо думать, как-нибудь найдут свое место на нем. Даже если и на разных государственных каналах.