Атомное соглашение: все сожалеют, но разговор окончен

Москва сожалеет, что пришлось приостановить действия соглашения с США по атомной тематике, но оно-де-факто не работало по вине американской стороны.

Об этом заявил пресс-секретарь главы российского государства Дмитрий Песков.

Если эти сообщения соответствуют действительности, то такой шаг вызывает сожаление. Мы сожалеем о решении России в одностороннем порядке прекратить сотрудничество по очень важному, на наш взгляд, вопросу, где такое сотрудничество отвечает интересам обеих сторон.

Об этом заявил заместитель руководителя пресс-службы Госдепа США Марк Тонер.

О чём речь?
В среду правительство России сообщило о приостановке соглашения между РФ и США по сотрудничеству в научных исследованиях и разработках в ядерной и энергетической сферах. Кроме того, заявлено и о прекращении действия соглашения между Росатомом и минэнерго США о переводе научных реакторов на низкообогащенный уран.

Что предусматривали эти соглашения?

Со вторым всё ясно: оно предусматривало проведение исследований технической возможности конверсии шести российских исследовательских реакторов, расположенных Москве (НИЯУ МИФИ, РНЦ «Курчатовский институт») и Ульяновской области (НИИАР). Оно считается выполненным в основном — с февраля 2016 года работы по исследованию возможности конверсии реакторов завершены. Подписание новых контрактов не планируется.

Так что тут — больше формальность. С юридической стороны. С фактической — отстранение американцев от допуска в наши пусть и уже открытые, научные, но всё же атомные сферы. Тем более что в этом были больше нас заинтересованы США, перед которыми Росатом обязан был отчитываться об упомянутом процессе. Американцы, как обычно, хватанули лишку: когда было заключено, в общем, выгодное для обеих сторон соглашение о переработке высокообогащённого урана в низкообогащённый (так называемое соглашение ВОУ-НОУ) они потребовали перехода на низкообогащённое топливо и российских исследовательских реакторов.

«Там много деталей, нужных только специалистам, — отметил наш источник в атомной сфере. — Но в базе был обмен нашего высокообогащённого урана на НОУ-топливо для американских АЭС. То есть превращение урана, имеющего возможность стать оружейным — мегатоннами — в мегаватты. Нам это приносило деньги, к тому же уран перерабатывался у нас, так что мы не теряли технологии, а могли их совершенствовать. А у американцев эти технологии, наоборот, отстали, и теперь им надо начинать с уровня 1991 года».

Но исследовательские реакторы — на фоне ВОУ-НОУ такая мелочь, что американцам просто бросили кость, отметил источник.

Второе соглашение было более объёмно и предусматривало «расширение сотрудничества между сторонами в научных исследованиях и разработках в ядерной и энергетической сферах и создание для него стабильной, надежной и предсказуемой основы».

То есть: гражданская ядерная энергетика — ядерная безопасность, проектирование атомных станций, реакторные технологии, технологии преобразования энергии — и т. д.; нераспространение ядерного оружия, включая разработку технологий и относящиеся к этой сфере вопросы; атомная наука и техника; управляемый термоядерный синтез и проч.; использование ядерных и радиационных технологий в медицинских, промышленных и других мирных целях; энергетика и окружающая среда.

Словом, речь шла во время заключения этих соглашений для нас — о деньгах, чтобы дать атомной сфере перестоять бури и безденежье после 1991 года; для американцев — о научном и перспективном… Кто сказал шпионаж? Нет — об отчётах! Которые позволяли держать руки на пульсе у российской науки и техники. Этим и объединяются два соглашения. А то ведь как-то получается, что 70 процентов нобелевских лауреатов — американцы, а в передовых областях науки то и дело прорывы делают русские.

Все сожалеют, но это рынок, господа!
Тем временем выяснилась оригинальная вещь, на которую уже был намёк: американцы покупали низкообогащённый уран, но не исключено, что будут вынуждены покупать и уран вообще. Не сразу. После того, как сами научатся разубоживать — то есть приводить в низкокачественный вид — свой оружейный уран, построят обогатительные заводы и вообще восстановят свою атомную промышленность. И тогда столкнутся с тем, что пятая часть их урановых месторождений принадлежат… России в лице Росатома. Об этом заявлял тогдашний глава госкорпорации Сергей Кириенко перед депутатами Госдумы — то есть даже не всеядной прессе. Хотя Кириенко не был замечен в кидании зряшных слов кому бы то ни было.

Но этого мало. Канадский урановый клондайк — а там хорошие руды, действительно клондайк — захвачен полностью. Росатому сегодня принадлежат также крупнейшие урановые месторождения в Казахстане, Узбекистане, Танзании, Австралии. И вообще — на компанию приходится до 30% мировой добычи урана.

Вопрос — на какую. Несколько лет назад тот же Росатом был захлёстнут волною критики за то, что купил некую компанию Uranium One за цену, превышающую рыночную на 30%. Дивное получилось совпадение, но сегодня кажется, что критика была несколько незрелой: обмен 30% стоимости канадско-южноафриканского консорциума на контроль над третью мировых ресурсов — не такая уж плохая идея. Тем более при сохраняющемся технологическом преимуществе в обогащении урана, «разубоживания» оружейного плутония путём превращения его в топливо для АЭС и в строительстве самих АЭС вообще. Вот уж монополия так монополия!

Ну, а тему контроля над источниками урана в рамках темы ядерного оружия можно не поднимать как интеллектуальное излишество.

Так о чём же теперь сожалеют высокие представители России и США после разрыва соглашений? О разном, как выясняется.

Россия, по идее, не сожалеет на деле ни о чём. Ну, разве что жалеть она может о неизбежном теперь замедлении работ в области мегасейенс — то есть создании настолько дорогостоящих научных установок, что это осуществляется только в складчину. Как пример — экспериментальных термоядерный реактор ИТЭР во Франции. Он как раз строится в международной кооперации, но дела там, при всей внешней бодрости его пиарщиков, развиваются не очень весело. Во всяком случае, 2016 год точно назывался как срок его сдачи, но теперь речь идёт уже о 2025 годе.

Во-вторых, это замедление в мегасейенс может быть секторальным — там договоры часто заключаются без участия американцев, которым часто нечего предложить, кроме долларов.

Видимо, поэтому наши сожаления Песков сформулировал в тональности «сами виноваты»: «Мы сожалеем, что приходится это делать, но реально этот документ не работал по решению Соединённых Штатов Америки». А Штаты виноваты в том, что из-за санкций сотрудничество на этом направлении стали профанировать. Сама себя кума бьёт, что плохо жнёт, — повадно было иными словами. И Россия сожалеет, что куме, наверное, больно.

А теперь ловим отличие! Марк Тонер назвал приостановку соглашения об утилизации плутония, о которой было объявлено накануне, «реальной трагедией». А по последовавшему «урановому» разрыву высказался, как и ожидалось: сожалеем, потому что это очень важный вопрос, «где такое сотрудничество отвечает интересам обеих сторон».

Это, конечно, заявления политиков. Но за ними мощно просматриваются интересы, а) экономики и б) военных. Во всяком случае, когда такое учреждение как МИД говорит, что «мы не можем более доверять Вашингтону в такой чувствительной сфере, как модернизация и обеспечение безопасности российских ядерных установок» — это можно назвать очень грубым выпадом для дипломатии.

На таком языке, как нам уже известно, разговаривают военные и бизнесмены.

Но что же так воодушевило военных и бизнесменов?
Санкции.

И у тех, и у других, к настоящему времени действительно перестоявших самый сложный период — когда приходилось быть очень осторожными и предупредительными, потому как отдельные санкции могли навредить очень серьёзно, если бы были введены, — сегодня, судя по всему, руки развязаны. Ну, например, пошли полтора года, которые были необходимы России, чтобы восстановить одну критично важную технологию по созданию кое-чего важного, где мы за годы безвременья 90-х доверились импорту и всё забросили. Если бы американцы тогда решились включить её в свой секторальный список — пришлось бы реально извиваться. Но они не дошли до этого, а их тогда до такой степени и не раздражали. Недоверием.

А вот сегодня во многих подобных секторах угрозы санкций со стороны Соединённых Штатов Америки вызывает у русских специалистов лишь сардоническую ухмылку. Ни в космосе, ни в атоме, ни, скажем, в обеспечении своего рынка ураном мы от американских технологий зависим уже никак не критично. Тут, скорее, зависимость противоположная — без наших ракетных двигателей, без нашего особого титана Америке придётся остановить не одну программу. Ну, а то, что наука и технологии Росатома довольно прилично обогнали американские в той же области — не всё, но и немало! — доказывается фактом достаточно бесчестной борьбы, что ведут с ним американские конкуренты.

Сегодня решения по типу: «Раньше пользовались, но теперь обходимся сами» — напрашиваются. Впрочем, как и другие. Более серьёзные. Чтобы никакие новые крестоносцы не осмеливались загружать Господа решением нашей судьбы.