22 июня. Был ли иной шанс?

В 1941 году русские показали громадное мужество, но шансов на менее кровавое 22 июня у них было немного, полагает политический обозреватель Александр Цыганов.

Войну ожидали, и всё же она началась внезапно. В 3:30 утра 22 июня 1941 года на Советский Союз обрушилась группировка немецко-фашистских войск и их союзников в составе 181 дивизии и 18 бригад. Армия вторжения включала 4,3 тыс. танков, 47,2 тыс. орудий и миномётов, 5 тыс. боевых самолётов. Плюс неучтённое количество французской и польской трофейной техники. Общая численность войск агрессора составляла 5,5 млн человек.

Вдоль западных границ СССР нападавшим противостояли 2,9 млн. советских солдат первого стратегического эшелона. Красная Армия располагала 12,8 тыс. танков, 59,8 тыс. орудий и минометов, 10,7 тыс. самолётов.

Сосредоточив подавляющее численное преимущество на участках прорыва и создав превосходство в воздухе за счёт уничтожающего удара по сосредоточенным вдоль границы советским аэродромам, германские войска в первый же день прорвали оборону Красной Армии и вышли на оперативный простор. К середине 22 июня армии вторжения захватили стратегическую инициативу, а также господство в воздухе. Последнее стало возможным из-за того, что первые удары пришлись по местам базирования советских самолетов, которые на многих аэродромах стояли скученно, даже без маскировки. Такие же удары германской авиации по пунктам управления, портам, складам, железнодорожным узлам привели к скорому хаосу в тылах сражающихся войск.

В результате уже к 25 июня основные силы РККА на Западном фронте были разбиты, значительная часть запасов горючего и боеприпасов уничтожена или попала к немцам. Дезорганизованные и частично деморализованные войска стали отходить на восток. В общей сложности за период приграничных сражений на линии между Балтийским и Чёрным морем с 22 июня по 9 июля советские войска отступили на 300–600 км. При этом они потеряли 747 870 человек. Одними пленными, согласно подсчётам (опирающимся, правда, на немецкие данные), в белостокско-минском котле (июнь–июль 1941 г.) попало в плен 328 тыс. советских солдат.

Однако ценой этих огромных жертв советские войска также сумели нанести противнику серьёзные потери — к 10 июля они составили у немцев 79 058 человек, 1 061 орудие и миномет, 826 самолетов и 350 танков. Это немного в сравнении с потерями РККА, но оказалось весьма чувствительно для вермахта. Например, при захвате Польши немцы потеряли 16 343 человека убитыми и 320 пропавшими без вести, Норвегия им стоила 4 975 убитыми и 691 пропавшими без вести. Даже разгром Франции вместе с захватом Бельгии, Голландии, Люксембурга обошёлся в 45 774 убитыми и 635 пропавшими без вести. Иными словами, вся предшествовавшая война в Европе с 1939 года стоила немцам дешевле, чем 20 дней в России!

И всё же итог 22 июня в целом заключается в том, что германским войскам удалось достичь оперативной и тактической внезапности. Что потом дало им серьёзные шансы на победоносное ведение войны — по крайней мере, на взятие Москвы. Поиски причин, которые к этому привели, продолжаются и по сей день, объяснений и гипотез — сотни, если не тысячи. Но твёрдо можно считать установленным одно: именно 22 июня, именно на той фазе подготовки советские войска действительно не были готовы к войне. Оттого и понесли катастрофическое поражение в приграничном сражении.

О причинах этого размышляет историк, исследователь истории советских ВВС в годы войны Михаил Тимин. «Можно всерьё утверждать, что Красная армия к июню 1941 года так и не смогла достичь уровня армий современных тогда государств. И тем более — фашистской Германии. Но на то были объективные предпосылки. Пробежать за 15 лет дистанцию, которую европейские армии проходили несколько десятилетий, было очень сложно. И буквально не хватило нескольких лет, чтобы стать с ними вровень».

По всем планам развития выход на этот уровень планировался на лето 1942 года, рассказал Михаил Тимин. Об этом и раньше говорилось, но в смысле планов переоснащения армии на новое оружие. А между тем, в РККА не успевала и не успела сложиться организационная структура под эти задачи и возможности. «Ведь армия — не только люди и оружие, это ещё и средства связи, инженерные средства, механизация, артиллерия, взаимодействие родов войск и так далее», — отметил историк.

Действительно — 1941 год показал, что и новое оружие использовалось неэффективно, неорганизованно, неумело. Нужно было в дополнение к оружию «переоснастить» мысль армии, и, похоже, именно на это не хватало времени и просто боевого опыта. «И когда гитлеровская Германия совершила нападение, этот процесс был даже далеко не в середине пути», — считает Тимин. В этом смысле нападение это было действительно совершенно не вовремя…

И всё же РККА была именно армией, а не толпой вооружённых, но неорганизованных людей. В целом это была нормальная армия, но в своём развитии она сильно отставала от армии фашистской Германии. Просто не успела выйти на уровень Германии, убеждён эксперт.

«Так что заслуга советского солдата и советского руководства в 1941 году заключалась как раз в том, что, получив этот удар, они нашли в себе силы, твёрдость, решительность, здравый смысл, чтобы всё же — под непрекращающимся боевым давлением, с потерями, огромной ценой — но продолжать реорганизовывать, модернизировать армию. С каждым витком сражений руководство совершенствовало армию, выводило её на новый и новый качественный уровень. И к 1944 году, можно сказать, Красная армия и её организация вышли на уровень германской армии и превзошли его. После это, собственно говоря, мы и видим череду блестящих побед советских вооружённых сил в войне», — резюмировал Михаил Тимин.

И всё же — можно ли было избежать именно таких больших поражений в 1941 году?

«Нет, они были предопределены, — уверен Тимин. — Предопределены тогдашним состоянием вермахта. Прежде всего в такой его составляющей как моторизованные соединения, представленные тремя танковыми группами. Подобного вообще ни у кого тогда не было. Более того: если глянуть на современные армии, наши, нынешние — то можно с удивлением увидеть, что они являются во многом калькой с тогдашних германских подвижных механизированных соединений, полностью моторизованных, имевших моторизованную тяжёлую артиллерию, моторизованные инженерные войска, имевших отличное взаимодействие с силами авиации, прежде всего разведывательной, которая вела разведку, как сказали бы ныне, в режиме он-лайн. Противостоять такой армии в то время было очень сложно. Та же французская армия была разбита за месяц».

Так что в 41 году у нашей армии особых шансов отбить такого врага не было, считает историк. И то, что было сделано, являлось, судя по всему тем потолком, которого она могла достичь в отражении интервенции. Причём в тех условиях большего не могли бы достичь никакие тогдашние армии и командиры мира. В том числе и германская, если бы стороны поменять местами. Что и показал ход войны в 1944 и 1945 годах, когда уже советские танковые механизированные корпуса разрезали немецкие фронты как нож консервную банку.

То есть советское руководство совершило главное, что было возможно в 1941 году, — уберегло от деморализации и разгрома собственную армию и по максимуму проредила, выбила главную ударную силу армии вражеской.

А вот известный военный историк, научный сотрудник Института военной истории Алексей Исаев, считает, что «шанс был». «Но для этого, — оговаривается он, — нужны были меры, принимаемые не в ночь с 21 на 22 июня, а по крайней мере в конце мая, максимум в начале июня. Это должно было быть так называемое „нажатие красной кнопки“, это термин, означающий приказ на выдвижение войск из внутренних округов к границе. Согласно оперативным планам, это движение требовало довольно много времени — от двух недель до месяца. И вот если бы выдвинуть эти войска в особые округа и пододвинуть их к границе — а в угрожаемый период можно было поставить их и на позиции, — в этом случае возникал шанс по крайней мере не пустить немцев дальше Днепра. А учитывая хорошую боеготовность укрепрайонов Киевского Особого военного округа, вполне возможно, что удалось бы удержаться и в пределах Западной Украины».

«Суть в том, — считает он, — что неблагоприятные условия вступления в бой как раз и привели к выбиванию достаточно большой группы дивизий из так называемой армии прикрытия. То есть армии особых округов. В случае, если бы противника встречали целостные группировки, то вот этого выбивания, перемалывания у границы наших сил поштучно, не было бы. Поэтому соотношение сил было бы более благоприятным для Красной Армии и позволило бы в лучших условиях и отступать, и давать бой за Днепр. Во всяком случае, это позволило бы избежать формирования Белостокско-Минского котла наших войск, который сразу резко ухудшил обстановку, заставил выдёргивать массу сил с Украины — и дальше всё начало падать, как костяшки домино. Если бы благодаря своевременному применению качественных войск удалось этого падения избежать, то, думаю, были бы хорошие шансы удержаться на линии Днепр — Западная Двина».