Я не знаю случаев, когда ремейки в России были успешны, если это не Рогожкин со своей национальной охотой.
В США ремейки – это в наибольшей мере вопрос бизнеса. Идея в том, чтобы заново воспроизвести ресурсную базу фильма, имевшего успех: героев, актерские работы, сюжет, стилистику. За всем этим неизменно стоят бизнес-интересы. В нашем же случае во главе угла вряд ли стояли коммерческие резоны, скорее – интересы политико-воспитательные. Дело здесь не столько в том, чтобы заработать, хотя никто и не против, сколько в том, чтобы снять фильм, который получит большую государственную поддержку. Это кино по умолчанию не связано с какими-либо рисками. Впрочем, ремейки и в Америке не является рискованным - раз уже первоисточник хорошо прошел. Но у нас подобные проекты неизменно рассматриваются из перспективы большой политики.
Авторы пытаются показать государству, власти, политическим элитам, что кинематограф идет верной дорогой, что он приучает молодых людей готовиться к защите отечества, формирует правильное восприятие героев, убеждает в необходимости жертвовать жизнью ради Отечества. Именно это важно в истории про ремейк «А зори здесь тихие...». Когда же это «Кавказская пленница» или что-то еще из этого ряда, мы имеем дело с попыткой еще раз сделать культовый фильм, который в большинстве случаев не оказывается не только культовым, но даже минимально вменяемым.
Я не знаю случаев, когда ремейки в России были успешны, если это не Рогожкин со своей национальной охотой, рыбалкой, политикой. Но Рогожкин повторяет сам себя, и использует собственные наработки, а не авторов, которые делали это сорок лет назад.
Фильм Давлетьярова - очередной политический проект. Если он удастся, никто не будет против. Но решить эту задачу вряд ли получится, потому что каждый фильм живет в своем времени. Сегодня никто не мог бы снять «17 мгновений весны». Это невозможно, и вовсе не потому, что Лиознова была великим режиссером. Каждое время имеет свои смыслы, и эти смыслы воспроизвести нельзя. Можно лишь попытаться немного заработать.
В Америке, как правило, снимают ремейки тех работ, которые уже забылись…
А кто сейчас помнит «Зори»? В кино ходят девчонки до 26 лет. Их бабушки, может быть, помнят. Но самих зрительниц эти темы не волнуют. Девушки не смотрят военное кино. Они скорее пойдут на американский фильм про Бэтмена, пиратов Карибского моря или хотя бы про призраков. Отсюда, вернуть этих девочек в военную атмосферу, на мой взгляд - важная государственная задача. Очевидно, я в данном случае ставлю кавычки.
Транспонировать произведение из другой киноэпохи в современность невозможно принципиально?
Фильм живет в своих контекстах. К бабушкам юных зрительниц Великая Отечественная война была куда ближе, чем к правнучкам солдат (ведь сегодняшняя молодежь – правнуки участников Великой Отечественной). Тогда американских фильмов в год выходило шесть, сегодня – 250. Сегодня люди могут получить загранпаспорт и, страшно сказать, улететь в какую-нибудь капиталистическую страну – к примеру, на отдых. Скажу по секрету, сериалов, в том числе и военных, мы сегодня производим не в десятки, а в сотни раз больше, чем в то время, когда вышел фильм Ростоцкого. У нас четыре тысячи новых часов ежегодно, а в сумме – тысячи, десятки тысяч часов новых сериалов. В то время как в семидесятые сериалы выходили чрезвычайно редко: люди ждали, пересматривали. Открою еще один секрет: не было частной собственности, за частную собственность сажали. Таким образом, это была совершенно иная эра, наполненная иными смыслами, эпоха, где все было другим. Как можно сегодня войти туда заново? Можно разве что нечто просемафорить или, к примеру, показать что-то невероятное, вроде сверхнасилия со стороны немцев – довольно проблематично решить эту вещь в другой психологии, в другом языке. Вернуться в то время невозможно.
Проблема отчасти в том, что авторы сегодня настолько обесточены, обезвожены, что им попросту не хватает сюжетов.
Пусть попробуют, разумеется. Однако задача, которую себе поставили авторы, явно из разряда «Поди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что». У нас не Америка, у нас другие смысловые координаты, другая колея – другие источники финансирования, другие люди. Сегодня вернуться в 1972 год, вернуться в позднего Брежнева – невозможно. Все эти девочки в 23 года сидят в своих «Опелях» и далеки от того чтобы перебегать из второй траншеи в третью. Они хотят замуж выйти удачно.