28 марта, четверг

Зашквар и омерта

06 декабря 2018 / 20:04
историк, политолог, генеральный директор Центра политического анализа, доцент Финансового университета при Правительстве России

На днях написал заявление в Следственный комитет с просьбой проверить Юлю Ганник, известную своими русофобскими высказываниями на наличие состава преступления в ее очередном эпистолярном шедевре.

В целом реакция на это мое заявление была довольно позитивной. Раньше, когда я по той же причине обратился в Следственный комитет с просьбой проверить Виктора Шендеровича, на меня даже небольшая группа хейтеров в сети набросилась. А сейчас — одна несчастная Екатерина Винокурова что-то там бормочет о детишках Ганник — вроде как сиротами их осталяю. Ну, разводка даже не банальная, а глупая — мне как то не жаль ни Ганник, ни ее вымышленных детишек. Тем более что грызут меня сомнения насчет того, что вот завтра же оная Ганник будет хлебать баланду в СИЗО.

Впрочем, это все к делу не относится. Относится к делу один текст, где прямо было сказано, что Ганник — враг, но стучать — западло. Ибо зашквар. И вот, прочитав его, я решил, что промолчать не могу.

Итак, давайте разберемся — что такое «зашквар»? Это формализация на эмоциональном уровне понятия «западло», которое, в свою очередь, корнями восходит к итальянской омерте. Вроде бы все пока понятно — речь идет о том, что сообщать властям о наличии преступника — недопустимо. Шире — общаться с властями в целом — недопустимо.

Откуда растут ноги у этих понятий? Омерта — это омерзительный обычай итальянской мафии. Западло — это российский уголовный жаргонизм, обозначающее нарушение неписанных тюремных норм и правил, или же нарушение воровских обычаев. Зашквар — оттуда же, из тюрьмы. И значит этот термин — недопустимое общение с представителем нетрадиционной ориентации. Ровно оттуда же пришло к нам и бессмертное слово «стукач». Оно, кстати, мало помалу вытеснило рядового «доносчика», старорежимного «осведомителя» и нквдщного «сексота».

Итак, мы имеем четкий понятийный круг. Сообщать властям о преступлении и нарушении считается неприличным в среде воров и заключенных. Подразумевается, что любое вмешательство тюремного начальства — куда хуже, чем исполнение воровских правил самими зэками. Кстати, ровно то же самое касается и омерты. Там точно так же подразумевается, что решение проблемы будет найдено своими силами внутри самого закрутого мафиозного общества. Зафиксируем это — сообщение властям считается недостойным поведением, потому, что внутри своей субгруппы есть инструменты разрешения любых противоречий.

В Российской империи омерты как таковой не было, зато сущствовали и уркаганские понятия и подпольные революционные группы. Пусть и первые и вторые круги были напичканы осведомителями, а то и двойными агентами, но в понимании самих субгрупп — они были однозначно и бесповоротно отделены от государства. Соответственно подразумевалось и решение проблем вне правового поля (вспомним «Бесы» Достоевского). Непризнание государства вело к тому, что сотрудничество с правоохранительными органами не просто осуждалось внутри коллектива, но стало мейнстримом — трудно найти более презирамую профессию в Российской империи, чем сотрудник охранки. Военные так чуть ли не по щщам хлестали жандармов (каковых, впрочем, и было то всего 11 тысяч человек на всю Империю, из коих процентов 75 охраняли железные дороги).

Как бы там ни было, доносить охранке считалось неприличным, хотя доносили только в путь. Но после того, как победила Советская власть, случилось что? Простое следствие того, что люди стали воспринимать государство как «свое» стала реабилитация любого сотрудничества с властью. В том числе, и в кругах бывшей революционной братии. Нет, безусловно, революционеры мечтали выделиться в отдельную касту, внутри которой и разрешались бы противоречия. Однако такого «счастья» для них не случилось. Напротив, мы имеем миллионы (кто говорит о 4 миллионах — ошибается, так как точное число неизвестно) доносов. Хорошо это или плохо? Безусловно, хорошо — сам факт наличия доноса (сообщения о наличии или подозрения на наличие преступления) — свидетельствует только о том, что граждане считали государство своим и ему доверяли. Значительная часть доносов была написана, кстати, самими же бывшими революционерами, их наследниками, обслугой, приближенными и тд.

То есть, в период до 1953 года мы не можем говорить о том, что донос рассматривается как недопустимое или нежелательное поведение. Напротив — доносами гордятся, поскольку они позволяют карать преступников.

Но тут приходит к власти Никита Сергеевич, и выясняется, что все, чем жила страна — все, о чем она мечтала, все, на что она надеялась — оказывается, было дерьмом. О да! Хрущев приложил многие усилия для того, чтобы очернить и вывалять в грязи нашу страну. Параллельно, кстати, с реабилитацией произошло и новое отчуждение от государства социума. Многие «отсидевшие» рассказывали о тюремных порядках. Все это ложилось на планомерное уничтожение сталинизма. Ну и, безусловно, доносы стали точно так же осуждаться. Ведь, «сотни миллиардов граждан СССР отсидели из за этих пустых доносов». Интеллигенция радостно подхватила эту тему, всецело насаждая недоверие к стране, к власти, и всячески пропагандируя тюремные ценности о «западле» и «зашкварах». Кстати, для нее как для правящего слоя (я имею в виду как раз московско-питерскую да столиц других республик интеллектуальную обслугу власти) очень важным было получить если не иммунитет о уголовного преследования, то хотя бы возможность морально влиять на тех, кто пытается выносить сор из избы. Кстати, ровно поэтому в 57 школе практиковали педофилию в открытую, не боясь последствий — доносить же западло, а если кто донесет, то «общество» его поправит.

Собственно, эта краткая история нужна мне была ровно для одного — для того, чтобы показать, что в доносе, заявлении, сообщении о преступлениии, стуке, осведомительстве — называйте как хотите — нет ничего плохого. Более того, есть только хорошее. Чем больше доносов, тем осторожнее преступники, тем меньше преступлений. Хорошо бы, конечно, еще часть штрафа отдавать доносчику — тогда то полноценная волна сообщений о преступлениях повалит в наши правоохранительные органы. Что же касается зашквара — то я вообще не могу взять в толк, почему нашу жизнь должны определять тюремные понятия. Если для кого-то важен этот самый зашквар — пусть садится на зону и там строит из себя живущего по воровским законами сидельца. А в нормальную жизнь привносить все эти понятия о западле и омертах — увольте.

Напоследок. Еще один важнейший момент для тех, кого кто-то может упрекнуть в доносительстве. Вернусь к самому началу: исторически донос не приветствуется только внутри своей группы, и только в том случае, если внутри группы есть инструменты разрешения имеющейся проблемы. А где у нас тут своя группа? Да нету ее. Тем более в современности, когда вы одновременно входите сразу в несколько субгрупп. То есть, вы в принципе не принадлежите к одной формализованной группе, а являетесь членами сразу нескольких. При этом ни одна группа внутри страны (в том числе, кстати, и спецслужбы, - что очень хорошо) не имеет инструментов урегулирования противозаконных конфликтов внутри себя самой. То есть, вы ничем не должны группам интеллигентов, стенающих по раскрытым педофилам из 57 школы, что, мол «рухнула система образования». Вы ничем не должны детям Юли Ганник. Вы ничем не должны фанатам Шендеровича.

Зато, если вы сегодня донесете на потенциального соседа-преступника, возможно, его посадят, и завтра он не придет отрубать руки своей жене. Или предотвратите убийство детей. Или еще кого спасете.

В общем, доносите! Пишите как можно больше заявлений. Не проходите мимо преступников. Сотрудничайте с властями. И глядишь, жизнь то и наладится...


колонка