Враг высоколобых

Книга Квентина Тарантино с многообещающим заголовком «Размышления о кино» на деле представляет собой дразнящий сборник детских мемуаров и восхищения зрелищными фильмами 1970-х годов - последнего золотого века Голливуда.

Все, что смог нам предложить знаменитый режиссер с богатой творческой биографией — это почти детское увлечение кино и невероятная эрудиция, которая проявляется в перечислении невозможного количества фильмов, как известных, так и малоизвестных. Тарантино обладает энциклопедическими знаниями в области истории послевоенного американского кино, которые часто и толково использует в книге, а также незаурядной проницательностью в оценке данного материала. Но самое главное, он прекрасно представляет себе, как передать именно то, что сделало 70-е особенными - а 80-е убогими: «После того как мы пережили 70-е, когда с нами могло случиться все что угодно, 80-е оказались десятилетием стерильной безопасности». В отличие от классической студийной эпохи, когда фильмы подчинялись драконовским запретам Управления цензуры (Production Code Administration), «в 80-е ограничения, которые сковывали Голливуд, он наложил на свою продукцию сам.... После 70-х казалось, что кино вернулось к запретам 50-х». В противоположность этому Тарантино указывает на, пусть морально двусмысленный, но захватывающий дух свободы Нового Голливуда, напоминая читателю (или объясняя молодой аудитории, воспитанной на диете из Marvel и поучительных фильмов), что «сложные персонажи не всегда симпатичны, а интересных людей не всегда легко полюбить».

К сожалению, литературный эквивалент кинопутешествий с Квентином Тарантино, чьи лучшие фильмы включают в себя искусно поставленные сцены, которые заставляют зрителя вскакивать со своих мест, оборачивается весьма неприятным опытом, которую мало кто захочет пережить. Конечно, с самого начала были причины опасаться садиться с таким водителем в машину. На первый взгляд, что на экране, так и вне его, известный сценарист-режиссер производит впечатление вульгарного парня, любителя кровавого необоснованного насилия и устойчиво питающего слабость к самому тривиальному и бессмысленному тропу кино - фантазии о мести (жанр, который в книге выделяется более других, а многочисленные записи о нем с любовью помечаются как «наука мстить»).

Впрочем, подобные слабости оказываются наименьшей из проблем этой книги. Квентин Тарантино из «Размышлений о кино» предстает перед нами человеком с огромным самомнением (на обложке автор назван «возможно, самым счастливым и увлеченным киноманом на свете»), слабыми аналитическими способностями и сомнительным вкусом. Причем подобное самодовольство зашкаливает даже по голливудским стандартам. Описывая свой подход к созданию фильмов, Тарантино хвастается «бесстрашием, которое естественным образом мне свойственно». То, что начинается как похвала некоторым очень хорошим режиссерам, принимает порой неожиданный оборот: «Но они не снимают жанровые фильмы так, как это делал Жан Пьер Мельвиль. Так, как это делаю я». Единственное, чего не хватает в этих размышлениях, так это Ллойда Бентсена, который входит в комнату и говорит: «Сенатор, я знал Жан Пьера Мельвиля». К сожалению, нет ничего удивительного в том, что последние восемь строк книги - это воспоминания о том моменте, когда он получил премию «Оскар» за фильм, который стал «мировым хитом», и включают шесть упоминаний «я» или «мне».

Действительно, несмотря на ревностное отношение Тарантино к кинематографу той эпохи, его прозу читать утомительно. Изнурительный авторский стиль характеризуется лавиной непристойностей, которые, вероятно, должны казаться читателю непосредственными и откровенными, но на деле выглядят раздражающим жеманством. Точно так же уродует текст бесконечный поток немотивированного неймдроппинга («Комик Роберт Ул однажды сказал мне: «Я видел «Буллит» четыре раза и не могу вспомнить, в чем там сюжет»»), и все это вместе выглядит, представленная как будто это какое-то евангелие, куча наглого разглагольства, ни разу не напоминающего размышления. Это не текст, это речь - бесконечная речь, которая более чем часто повторяется, как будто главы были подготовлены по отдельности и совершенно не предназначались для сборки в единое целое.

Возможно, что между этим несомненно большого таланта писателем-режиссером с его (зачастую отвратительным) публичным поведением и незатыкающимся заурядным болтуном, рифмующим ссылки и бесконечно ссылающимся ссылками на ссылки, в конечном счете не существует никакого зазора. Как ни абсурдно ссылаться на Гора Видала в этом контексте, его цитата хорошо описывает то, что читатель узнает - или не узнает - о Тарантино из этой книги: «Я именно такой, каким выгляжу. Внутри меня нет ни тепла, ни сочувствия. Под моей ледяной поверхностью, как только вы сломаете лед, вы найдете только холодную воду». И все же меня не покидает подозрение, что наш рассказчик на самом деле более искушен, чем кажется.

В книге Тарантино «Размышления о кино» главы о фильмах 1968-1981 годов - дни славы Нового Голливуда - перемежаются тематическими эссе. В книге нет оглавления - и легко представить, как Тарантино объясняет, почему: «Если вы собираетесь это читать, то кому на хрен нужно оглавление? Брюс Уиллис как-то сказал мне, что он пропустил всю эту ерунду и просто сел читать эту гребаную книгу». Такая позиция, вероятно, также объясняет отсутствие предисловия и благодарностей. Тем не менее, краткий обзор глав, пожалуй, не помешает. Эссе включают в себя воспоминания юного Квентина о том, как он очень рано познакомился с революцией Нового Голливуда и принялся буквально захлебываться его продукцией, оценку деятельности многолетнего кинокритика газеты «Los Angeles Times» Кевина Томаса и главу, которая обещает выразить суть всей затеи, «Новый Голливуд в 70-е». Для канонизации были выбраны следующие фильмы: «Буллит», «Грязный Гарри», «Избавление», «Побег», «Костюм», «Сестры», «Дейзи Миллер», «Таксист», «Гремящий гром», «Адская кухня», «Побег из Алькатраса», «Жесткач» и «Смертельная забава».

Глава «Маленький К смотрит большие фильмы» предлагает экскурсию по некоторым фильмам, которые Тарантино просмотрел в достаточно юном возрасте: «В том самом 1970 году я увидел много крепкого дерьма». Среди этого «дерьма» были «Военно-полевой госпиталь», семилетнему зрителю которого особенно понравилась сцена, где Радар «кладет микрофон под кровать, когда Хот Липс и Фрэнк Бернс трахаются». В целом, вспоминает он, «некоторые из этих фильмов для взрослых были просто охренительны!» Из этой стартовой главы следуют два мотива. Первый состоит в том, что Большой К мало чем отличается от Маленького К, который скандалил перед мамой, что фильм «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» не должен был заканчиваться стоп-кадром, а вместо этого должны были показать, как главных героев разорвало на кровавые клочки. Зачем предполагать, если можно показать? «Несмотря на то, насколько культовым стал этот кадр, я все равно уверен: «Им нужно было это показать»». Меньше - не лучше, а лучше - это больше, а еще лучше, особенно если это больше пропитано кровищей. Ребенок и на самом деле является отцом мужчины.

Второй мотив, который вытекает из стартовых страниц книги - это специфический вкус Тарантино, идиосинкразический характер которого выражается последовательностью высказываний, никак логически не связанных друг с другом. Например, он предпочитает «Хорошенькие девушки, станьте в ряд» Роже Вадима, который является в лучшем случае слегка забавным курьезом, эпохальному «В упор» Джона Бурмана, от которого отмахивается как от «никчемного криминального фильма». По иронии судьбы, именно лента Вадима, к его чести, выглядят так, будто снята как телефильм и переполнена актерами малого экрана - две претензии, которые Тарантино ошибочно бросает в адрес шедевра Бурмана.

Ода Кевину Томасу, критику из газеты «Таймс» с 1962 года, который разделяет пристрастие Тарантино к грайндхаусу (и с необычайным почтением относится к режиссерским способностям маэстро грудастой эротики Расса Мейера), является странной перебивкой потока слов «Размышлений о кино». Здесь автор делает отступления, порой продолжительные, чтобы обрушиться на критиков, которые ему не нравятся, и немного поворчать по поводу некоторых негативных рецензий. Изюминкой в этой дискуссии является единственное потенциально осознанное утверждение во всей книге: когда их вкусы расходились, то зачастую это объяснялось тем, что «Томас испытывал отвращение к мелочному насилию». Говоря о критике, который дал восторженную оценку всеми порицаемому, пропитанному кровью фильму «Супермегеры», Тарантино замечает: «Неужели мой киновкус более кровожаден, чем у Кевина Томаса? Очевидно так».

Но больше всего разочаровывает глава «Новый Голливуд в 70-е», поскольку ее название предполагает, что она должна выразить суть того, о чем вся книга. Вместо этого она представляет собой достаточно слабый и торопливый пересказ материала, который, похоже, взят из давно забытой книги Питера Бискинда «Беспечные ездоки, бешеные быки» (1998) и нескольких других вскользь упомянутых работ, включая превосходную книгу Джеймса Монако «Американское кино сейчас» (1979). (И, вероятно, еще каких-то - вы же не думали, что в этой книге будет чертова библиография?) Вместо того чтобы сформулировать четкую перспективу, глава представляет собой не более чем список имен и фильмов - почти все удостоились одного предложения. Удивительно, но Тарантино иногда теряется на той территории, которая должна быть его родным домом, как, например, когда он ставит в один ряд чрезвычайно мрачный «Последний сеанс» Питера Богдановича (снятый в черно-белых тонах, но затем ставший коммерческим хитом) с «Аферой» и «Звездными войнами» - все они сбрасываются со счетов, потому что их «сняли на потребу максимального зрительского удовольствия зрителей». И все же, что вполне можно назвать парадоксом, спустя несколько глав Тарантино напоминает читателям, что «Рокки», вероятно, его любимый фильм всех времен (хотя чуть ниже он ставит «Рокки II» еще выше). Трудно представить себе какой-то иной фильм, до такой степени ставящий себе целью вызвать максимальное зрительское удовольствие. Но послушайте не меня, а Тарантино: он «никогда... повторяю, никогда» не слышал, чтобы зрители с таким восторгом аплодировали в кинотеатре.

Конечно, «приятные эмоции» должны быть откалиброваны по вкусу: «Ближе всего к тому, как зрители ликовали от «Рокки», я подошел, когда Джордж Кеннеди и Уильям Девейн нахрен взорвали убийц, убивших их семьи». Кажется немного странным, что тому, кто язвительно осуждал фильмы 80-х за «стерильную безопасность», нравится фильм, который «стерильно безопаснее», чем какой угодно другой фильм в истории кино. В любом случае, среднестатистический фильм со Сталлоне, в котором он побеждает всех и получает в награду девушку, является, по меньшей мере, странным выбором для того, чтобы представить вершину «эпохи, когда кино было чертовски невероятным». Обратно к простым временам, простым историям и умильным финалам – в 30-х «Рокки» был бы не более, чем еще одной картиной о боксе среди множества других. В то время как для Тарантино «все в «Рокки» застало зрителей врасплох». По другой версии это его застало врасплох в возрасте тринадцати лет.

Главы, посвященные отдельным фильмам, немного лучше - или, по крайней мере, более отчетливы - но в совокупности с остальным они представляют чуть меньше, чем помойку. Начав с «Буллита», авторский нарратив выглядит малоперспективно: пятнадцать страниц, которые по сути являются признанием в любви к Стиву МакКуину, не дают ни малейшего представления об этом содержательном и многогранном фильме. Напротив, трактовка «Грязного Гарри» приятно удивляет. В лучшей и наиболее продуманной главе книги Тарантино блистает, рассматривая фильм в контексте долгой карьеры режиссера Дона Сигела, и с нехарактерной для него тонкостью включается в дискуссию вокруг неоднозначного политического контекста фильма. Однако даже здесь тенденция говорить заученными фразами («Если бы Грязный Гарри был боксером, это был бы Майк Тайсон в расцвете сил») сбивает последовательность анализа. Тем не менее, если бы каждая глава «Размышлений о кино» обладала такими же сильными качествами, то оно стоило бы всего хвастовства и длинных монологов.

Но возможно, самый большой провал этой книги - это отношение Тарантино к фильму «Побег». Обложку книги украшает к\адр из этого фильма, на котором изображены любимые режиссером Сэм Пекинпа и МакКуин, так что, предположительно, Тарантино будет что сказать об этой ленте. Но вместо этого мы получаем двадцать пять страниц не слишком интересной информации. Наш рассказчик разбирает несколько дыр в сюжете и говорит нам, что «я спросил Питера [Богдановича], что он думает о [романе]». Наблюдения о фильме, однако, ограничиваются такими броскими замечаниями, как «Мне кажется, что работа Эли МакГроу в этом фильме очень важна» и «Раньше концовка мне нравилась больше, чем сейчас». «Побег» - не шедевр, но это фильм, о котором стоит поговорить и даже вполне серьезно. Кристина Ньюланд во вдумчивой, но увлекательной и яркой статье для журнала «Little White Lies» за тысячу слов сказала больше, чем Тарантино нам предлагает здесь.

«Сестры» предоставляют повод оценить ранние фильмы Брайана де Пальмы, а длинный текст о «Таксисте» позволяет задать ключевой вопрос: это фильм о расисте или это расистский фильм? К сожалению, опять же, на тридцати страницах нет ни одного случая критического анализа (как и какой-либо оценки фильма). Вместо этого, теперь уже слишком узнаваемый бренд, серьезное отношение к одному из шедевров Нового Голливуда игнорируется в пользу «вот, что я думаю по этому поводу». Для таких вещей есть свое время и место – обратите внимание на блестящую нетривиальную интерпретацию Тарантино (в качестве героя) «Топ Ган» в фильме 1994 года «Спи со мной» - но не здесь. «Размышления о кино» создают впечатление, что любой намек на визуальный анализ или даже оценку попадает под категорию высоколобого - что для Тарантино является высшей степенью неприличия. Согласно указателю (да, в книге есть «гребаный указатель», вероятно, чтобы помочь людям обнаружить себя), Альфред Хичкок встречается в тексте более двадцати пяти раз. Однако в книге нет ни одного упоминания о чудесных хичкоковских приемах, которые характеризуют некоторые из лучших сцен «Таксиста». Вместо этого рассуждения ограничивается такими замечаниями, как «Трэвис был долбаным психом» и «Трэвис ни за что на свете не поехал бы во Вьетнам» (ну, ладно, если вы так считаете); и отчет о реакции зрителей в любимом кинотеатре: «Мне зашло, им зашло, и нам, как зрителям, тоже зашло». Говорите что хотите об этих комментариях, но они определенно не являются высоколобыми.

Квентин Тарантино - опытный режиссер и, несомненно, умелый ремесленник. Но этого определенно нельзя сказать по данной книге, которая читается как книга киномана, возможно, напуганного тем, что его могут посчитать киношным занудой. Именно этим, вероятно, объясняются некоторые странные пробелы в повествовании, которое любой ценой старается избегать всего, что можно было бы хоть отдаленно назвать роазмышлениями. Роберт Олтман, автор многих из значительных фильмов 70-х, среди которых «МакКейб и миссис Миллер», «Долгое прощание» и «Нэшвилл», почти не упоминается, иногда – только как мишень для оскорбительных выпадов; Алан Дж. Пакула («Клют», «Заговор «Параллакс»») вообще не удостоился упоминания; творчество Вуди Аллена сводится к нескольким добрым словам о «раннем смешном». Этот список можно было бы легко продолжить, но эти примеры вызывают немного иную озабоченность, более общего характера.

«Размышления о кино» представляет себя как дань должного для «самых сложных фильмов величайшей эпохи кинопроизводства в истории Голливуда». Я (и многие другие) разделяю это мнение. В конечном счете, наиболее странным в предложенной дюжине фильмов является не столько включенные в нее излюбленные фильмы, сколько те, которые остались вообще без внимания. Если вы пытаетесь доказать, что 70-е действительно были золотым веком, то вряд ли именно такой список фильмов сможет кого-то в чем-то убедить (хотя «Таксист» - это, конечно, круто, и можно привести доводы в пользу пары других). Даже Тарантино не в восторге от некоторых из них, в частности использовав «Жесткач» как средство, чтобы напасть на Пола Шрейдера (это книга, в которой делаются специальные отступления, чтобы свести многочисленные счеты), и заодно отмечая, что «в «Адской кухне» нет ничего серьезного. Все поверхностно». Что касается «Смертельной забавы», Тарантино считает «Адскую ночь» того же года «намного лучше». Я не смотрел «Адскую ночь», которая рассказывает о ритуале инициации, когда четырех новичков высаживают в (очевидно) заброшенном старом особняке, но однозвездочная рецензия Роджера Эберта правдоподобно описывает ее как «безнадежно унылый пример бессмысленного фильма о мертвых подростках».

Возможно, для кого-то «Адская ночь» - это выдающееся достижение эпохи Нового Голливуда, но, читая страницу за страницей о малобюджетных фильмах-слешерах со скромной репутацией, трудно не вспомнить о пятидесяти сокровищах того выдающегося десятилетия, оставшихся за кадром. Конечно, многое из подобного может сводиться к вопросам вкуса. На мой взгляд, фильм Питера Йейтса «Друзья Эдди Койла» является одним из знаковых фильмов 70-х - среди его больших достоинств: острые как бритва диалоги, выразительные места съемок, яркая актерская игра, включая, возможно, самую лучшую роль Роберта Митчума. Тогда как другой фильм Йейтса «Маманя, Бюст и Живчик», напротив, представляет собой немотивированную, бессвязную кашу, позор для всего выдающегося актерского состава, к тому же лента пестрит автокатастрофами примерно раз в кадр, словно опасаясь, что зрители могут задремать (или уйти). По мнению Тарантино, «Эдди Койл» «переоценен», а «Бюст» «недооценен». Для тех, кто разделяет эту точку зрения, «Размышления о кино» может стать стоящей книгой.

NLR