Нац-Попс

Поп-культура не может снять имущественного расслоения.

Дима Билан поёт на Красной площади о том, что невозможное – возможно.

И молодёжь России в эротическом экстазе следует этому нехитрому, на первый взгляд, правилу жизни, устремляясь в объятия друг друга.

…И я вспоминаю, как двести лет назад донцы женились на турчанках, татарках, персиянках, яицкие казаки - на ногайках и сартянках, терцы - на черкешенках…

Невозможное – возможно, наше лето – зима и наоборот. Повторяя про себя эти зеркальные мантры, я наблюдаю, как два миниатюрных гастарбайтера покупают DVD у третьего гастарбайтера в лабиринте симуляционного ТЦ. Лица маленьких покупателей в точности повторяют лица на обложке: «Равшан и Джамшут» - размашисто повествует нам название диска.

Зеркальность ситуации заставляет меня улыбаться. Алхимическое взаимопроникновение реальности и виртуальности, наблюдаемое в этом закутке храма торговли, приводит к мысли, что для идентификации себя конкретным душам нужны личности, созданные конкретно Галустяном-Магдъяшем, а вообще – телевидением.

И, выкуривая в свой законный перекур свою международную сигарету, стоя на солнечном углу у Финансовой академии, я тепло наблюдаю сквозь прищуренный от дыма глаз изящные азиатские икры и роскошь затянутых в леопардовый шёлк кавказских бёдер. Студентки идут, покачиваясь на нарушающих законы гравитации каблуках получать знания в виде цифр.

Я не замечаю студентов. Я старомодно традиционен. И я прозреваю будущее в алых подошвах фальшивых (может быть) лубутэнов.

Я вижу сегодняшний вечер, клуб, дискотеку, мягкое пульсирующее сияние специальных огней. Я вижу обнажённые плечи и чёрные глаза юных финансисток. Я слышу их стремительно преодолеваемый акцент. Даже не преодолеваемый, а замещаемый: говорить «как Ксюша», говорить «как Бородина», говорить «как в доме два», для совсем рафинированных – «как Рената», и всем – петь караоке, как «певица Бьянка». Поющая, как певица Рианна. Поющая, как кошки мяукают на Москве по весне.

Я знаю, что отцы этих знойных кабардинок и нежных узбечек угрюмо молчат о чём-то своём, получая фотографии ненаглядных дочерей, принимающих изящные позы а ля Агилера, выпячивающих губки а ля Перис Хилтон.

И матери этих черноглазых дикарок причитают тихо в женских половинах после каждого телефонного звонка, наслушавшись недиссимилятивного московского аканья.

Я вижу, как длина юбок уменьшается с каждым годом, а мохито перестают быть безалкогольными.

…и я не буду говорить о розовых маечках, красных мягких туфельках и зауженных брючках наследников гордых горцев – будущих экономистов, юристов, а вскоре… парикмахеров? Стилистов? Танцоров? Актуальных художников? Ландшафтных дизайнеров, коучеров, и стартаперов креативщиков?!

…1878 год. Русско-турецкая война, освобождение Болгарии. 1878 г. Солдаты Кексгольмского полка нашли семилетнюю турчанку Айше. Она стала дочерью полка, выросла, поступила в Варшавский девичий институт и… вышла замуж за корнета Изюмского драгунского полка. Фамилия корнета была - Шлеммер.

Заглядывая в прошлое сквозь прищуренные от дыма ресницы, я вижу, как Айше напеваёт вальсы Шуберта. Шуберт был страшно популярен.

Как сейчас Дима Билан.

Поп-культура не может снять имущественного расслоения. Да, элиты больше не элитарны во вкусах. Да и бедная девочка из вымирающей деревеньки и жительница коттеджа на Рублёвке слушают одного и того же смазливого секси-боя. Наслаждаются кастрированным голосом и манерой проститутки с плешки. Но их миры всё равно не пересекаются. Та, кто может заказать себе поп-звезду, обмазанную хоть сливками, на день рождения, никогда не найдёт общий язык с той, кто слушает любимого певца посредством радиоточки у привокзального киоска.

Но поп-культура сглаживает корневые фобии, связанные с первыми реакциями: кто, как, и что ест, во что одевается, с какой скоростью и тональностью говорит.

А «свобода нравов», наступающая повсеместно, «раскрепощающая» скромных на раз, воспитанных на два, и всех – спустя пару лет в Москве, неизбежно добивает остатки «разницы менталитетов».

Двенадцатисантиметровые шпильки вместо чувяков – вот оружие неуловимое и непреодолимое.

Те, кто привёз в этот город дочерей – будут удивлены внуками.

…Я докуривал, когда ко мне подошла с пахитоской в нервных пальцах первокурсница, дохнув духами и туманами, смело, угольно, глядя мне в глаза, попросила зажигалку. Сессия? «Сэссия», – прошептала она, качнувшись мне навстречу атласным станом, бархатной оторочкой рукава задев моё запястье, оставив флёр «Герлена» как минимум до вечера… Затяжка, выдох, неумело, смело.

Она пошла по бульвару, чёрным водопадом сверкали её нагло распущенные волосы. Я потушил сигарету и не стал смотреть ей вслед. Сделал усилие.

Я видел будущее. То же, что и в прошлом…

Генерал Ермолов был женат трижды и имел четырех сыновей и дочь.

Бахтиар (Виктор) Ермолов. Сын от черкешенки Сюйды. Генерал-лейтенант.

Аллах-Яр (Север) Ермолов. Сын от черкешенки Тотай. Адъютант Московского военного генерал-губернатора, гвардии полковник. Участник войны на Кавказе.

Омар (Клавдий) Ермолов. Сын от черкешенки Тотай. Генерал-майор. Участник войны на Кавказе и Русско-турецкой войны.

Николай Ермолов, генерал-майор.

Все сыновья Ермолова милостью императора Александра II имели права законных детей.

Вот, как надо.