Крымские татары: не депортация, а переселение по необходимости

Как считает политический обозреватель Царьград.ТВ Александр Цыганов, крымские татары были не депортированы, а переселены для обеспечения флангов в войне.

В принципе, вопрос с депортацией крымских татар решён. Только укрепиться в таком выводе заставляет очередная годовщина этого события — к тому же изрядно расцвеченная скандалом на Евровидении, где украинская певица пролила очередные художественные слёзы по этому поводу. Решён же этот вопрос в его окончательно неразрешимости. Ибо две стороны длящейся уже десятилетия дискуссии к общему знаменателю прийти не смогут никогда, так как одна говорит о морали, а другая — о справедливости.

Но давайте взглянем на ситуацию с точки зрения фактической — ведь понятия о морали и справедливости очень гибки и склонны сильно меняться со временем, а вот факты остаются. И они таковы.

Выселение крымских татар началось 18 мая 1944 года. Через два дня замнаркома внутренних дел СССР Иван Серов и замнаркома госбезопасности СССР Богдан Кобулов докладывали народному комиссару внутренних дел СССР Лаврентию Берии:

«Настоящим докладываем, что начатая в соответствии с Вашими указаниями 18 мая с.г. операция по выселению крымских татар закончена сегодня, 20 мая, в 16 часов. Выселено всего 180 014 чел., погружено в 67 эшелонов, из которых 63 эшелона численностью 173 287 чел. отправлены к местам назначения, остальные 4 эшелона будут также отправлены сегодня.

Кроме того, райвоенкомы Крыма мобилизовали 6 000 татар призывного возраста, которые по нарядам Главупраформа Красной Армии направлены в города Гурьев, Рыбинск и Куйбышев.

Из числа направляемых по Вашему указанию в распоряжение треста „Московуголь“ 8 000 человек спецконтингента 5 000 чел. также составляют татары.

Таким образом, из Крымской АССР вывезено 191 044 лиц татарской национальности.

В ходе выселения татар арестовано антисоветских элементов 1 137 чел., а всего за время операции — 5 989 чел.

Изъято оружия в ходе выселения: миномётов — 10, пулемётов — 173, автоматов — 192, винтовок — 2 650, боеприпасов — 46 603 шт. Всего за время операции изъято: миномётов — 49, пулемётов — 622, автоматов — 724, винтовок — 9 888 и боепатронов — 326 887 шт. При проведении операции никаких эксцессов не имело места».

Итак, легко установить, что одновременно с выселением производилась мобилизация населения на трудовой фронт — как напрямую, так и через военкоматы. География распределения говорит о том, что мобилизованных, скорее всего, отправляли на военное производство. Не все знают, но существовала такая практика в годы Великой Отечественной войны: призывников вполне боеспособного возраста и кондиций отправляли не на фронт, а на казарменное положение при военных заводах. В данном случае это логично: мобилизация части высылаемых за сотрудничество с оккупантами, да к тому же уже после раз совершённого массового дезертирства крымско-татарских бойцов РККА, не должна была предполагать отправку «подозрительного» контингента на фронт.

А контингент более чем подозрителен: 10 тысяч винтовок и под полторы тысячи пулемётов и автоматов — этот как раз всё то вооружение татарских вспомогательных отрядов, что помогали фашистам в Крыму. Достаточно, чтобы вооружить армию, в три раза превышающую общее число советских партизан, оперировавших на полуострове.

Однако это заставляет задуматься об уровне репрессалий: выселение походит не столько на наказание, сколько на перемещение ради неких экономических или других целей. На эти же мысли наталкивает довольно щадящий режим перевозки и, в общем, мало отличающееся от повседневной статистики число умерших в дороге.

Так, в постановлении Государственного Комитета Обороны №5859сс «О крымских татарах» от 11 мая 1944 года после многочисленных констатаций о том, что «многие крымские татары изменили Родине, дезертировали из частей Красной Армии, обороняющих Крым, и переходили на сторону противника, вступали в сформированные немцами добровольческие татарские воинские части… особенно отличались своими зверскими расправами по отношению советских партизан, а также помогали немецким оккупантам в деле организации насильственного угона советских граждан в германское рабство и массового истребления советских людей» — для самой депортации предусматриваются довольно мягкие условия. Как то: «Разрешить спецпереселенцам взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 килограммов на семью… Приёмку скота, зерна, овощей и других видов сельхозпродукции производить с выпиской обменных квитанций на каждый населённый пункт и каждое хозяйство… Поручить НКВД СССР, Наркомзему, Наркоммясомолпрому, Наркомсовхозов и Наркомзагу СССР к 1 июля с.г. представить в СНК СССР предложения о порядке возврата по обменным квитанциям спецпереселенцам принятого от них скота, домашней птицы, сельскохозяйственной продукции… Наркомздраву СССР (т. Митереву) выделить на каждый эшелон со спецпереселенцами, в сроки по согласованию с НКВД СССР, одного врача и две медсестры с соответствующим запасом медикаментов и обеспечить медицинское и санитарное обслуживание спецпереселенцев в пути… Обязать Сельхозбанк (т. Кравцова) выдавать спецпереселенцам, направляемым в Узбекскую ССР, в местах их расселения, ссуду на строительство домов и на хозяйственное обзаведение до 5 000 рублей на семью, с рассрочкой до 7 лет… Наркомторгу СССР (т. Любимову) обеспечить все эшелоны со спецпереселенцами ежедневно горячим питанием и кипятком. Для организации питания спецпереселенцев в пути выделить Наркомторгу продукты в количестве, согласно приложению №1…». И так далее.

Продуктов выделялось «из расчёта суточной нормы на человека: хлеба — 500 гр., мясо-рыба — 70 гр, крупы — 60 гр., жиров — 10 гр.». Не роскошь, конечно, но вполне сравнимо с нормами снабжения по карточкам по категории «служащие» и примерно вдвое меньше относительно того, что получали солдаты на линии фронта (в день 900 г хлеба с октября по март и 800 г с апреля по сентябрь, 150 г мяса и 100 г рыбы, 140 г круп).

В результате из 151 720 сосланных в пути следования умер лишь 191 человек. Это 0,126%, что в пересчёте на год составляет 2,3%. А общая смертность в СССР перед войной составляла 1,74%. Да, смертность выше обычной, но не катастрофически, а уж для военных-то условий — как бы и не ниже…

Словом, довольно нетяжкая кара за помощь оккупантам в «массовом истреблении советских людей». С обменом движимого имущества, с беспроцентной ссудой на недвижимое имущество, с питанием по тыловым нормам. Между прочим, 5 тысяч рублей полагалось на фронте лётчику-истребителю за 5 (!) сбитых вражеских самолётов!

Если не считать такой кары как потеря родины, то вполне соответствует картине обычного переселения куда-нибудь на освоение Сибири по комсомольской путёвке.

Но родины в Крыму лишились тогда не только къырымлы, но и местные армяне, болгары, греки. Аргументация по ним Лаврентия Берии в письме Сталину выглядит и вовсе натянутой, состоящей из общих слов:

«В период немецкой оккупации значительная часть болгарского населения активно участвовала в проводимых немцами мероприятиях по заготовке хлеба и продуктов питания для германской армии, содействовала германским военным властям в выявлении и задержании военнослужащих Красной Армии и советских партизан, получала „охранные свидетельства“ от германского командования… Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов занялась торговлей и мелкой промышленностью. Немецкие власти оказывали содействие грекам в торговле, транспортировке товаров и т.д. … Организованный немцами Армянский комитет активно сотрудничал с немцами и проводил большую антисоветскую работу…».

И за это выселять целым народом? Тем более что, по мнению известного специалиста по проблеме коллаборационизма и межнациональным отношениям в годы Второй мировой войны доктора исторических наук Олега Романько, «в любом сообществе на оккупированных территориях активные антагонисты составляли где-то процентов по десять с каждой стороны». «Активные противники советской власти становились коллаборационистами, — говорит он. — А активные сторонники шли в партизаны и подпольщики. Вот они и боролись между собой за основную массу населения, которая была объектом их влияния: политического, военного, пропагандистского и т.п.». По данным историка, «в германских силовых структурах было 310 тысяч человек из числа русских, 250 тысяч украинцев, 50 тысяч белорусов, 17 тысяч крымских татар и так далее». Самый авторитетный в российской исторической науке специалист по этой теме, главный научный сотрудник Института российской истории РАН Николай Бугай утверждает, что «в подразделениях немецкой армии, дислоцировавшейся в Крыму, состояло, по приблизительным данным, более 20 тыс. крымских татар». Таким образом, в пересчёте относительно численности населения и числа военнообязанных действительно получается, что от трети до половины крамскотатарских мужчин действительно служили гитлеровцам.

«Существуют разные статистические выкладки относительно численности коллаборационистов, — возражает на такой подход руководитель Центра истории России, Украины и Белоруссии Института всеобщей истории РАН, доктор исторических наук Александр Шубин. — Но думаю, что это не важно, потому что любой принцип коллективно-этнической ответственности — это принцип, который сближает его носителя собственно с фашизмом. Ибо именно фашизм предлагал одним людям отвечать за прегрешения других представителей того же этноса. Поэтому я к оправданию депортации с помощью таких вычислений — сколько было предателей, коллаборационистов, каков процентный их состав в общей массе, — отношусь всегда очень скептически. Именно как к проявлениям той идеологии, с которой мы же боролись во времена Великой Отечественной».

При том, что, как видно из документов, активные пособники и коллаборационисты уже были арестованы органами НКВД. Выселять за них весь народ — действительно несправедливо. И с моралью — нашей же — действительно не вяжется.

С другой стороны, говорят сегодня некоторые, эта акция была чуть ли не проявлением милосердия со стороны советских властей. За одно лишь дезертирство («Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля»), по тогдашнему уголовному законодательству каралось безальтернативно: «влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества». А после того, что творили крымскотатарские пособники фашистов в Крыму, говорят сторонники этой позиции, после освобождения полуострова советскими войсками практически всем светила петля. Вот Сталин и уберёг крымских татар от этой участи через депортацию.

«Тех, кто был уличён в непосредственном сотрудничестве с оккупантами, преследовали в любом случае, — оспаривает такую логику Александр Шубин. — Независимо от переселения шли следственные действия, и таких людей, конечно, выявляли и наказывали. Поэтому переселение как таковое истинных предателей не спасало. И потом, это странно — искать мотив для Сталина спасать коллаборационистов. Это совсем не в его стиле».

Значит, всё же наказание?

«Цель, вероятно, ставилась другая, — полагает Александр Шубин. — Возникла идея очистить Крым для других задач. Готовилась, например, Ялтинская конференция, Крым должен был стать всесоюзной здравницей. Точнее, планировалось расширить эту его «специализацию», которая и до того отчасти существовала, но в более ограниченном масштабе. Вообще, хотели сделать Крым другим, не «азиатским», убрать эту компоненту «непонятной» культуры. То есть в данном случае решались задачи, я бы сказал, политического и народно-хозяйственного значения, которые никак не были связаны с тем, чтобы «спасти коллаборационистов».

О том, каковы были цели спецоперации по переселению, кстати, ведь не только крымских татар, но других народов, рассказал профессор Николай Бугай: «У меня абсолютно такая же точка зрения: это было не наказание, а специальная операция. Не было даже депортации, было переселение населения в интересах государства. Оно происходило на едином правовом поле, на единой территории одной страны. Да, оно было принудительным, но обоснованным войной, чрезвычайной ситуацией и так далее, а главное — возможной угрозой новой войны! Нужно было очистить от потенциально ненадёжного, с точки зрения властей, этнического элемента окраины страны. Центр боялся, что народы южных районов поддержат Турцию, если та вступит в войну, то же было на территории Северного Кавказа. Ведь обстановка была чрезвычайной в ходе войны. И опасения перед новой войной были весьма сильны. Нужно было стабилизировать ситуацию».

Так что не было ни морали, ни справедливости. Одна жёсткая государственная необходимость военного времени…