Идеи для Рождественских подарков? Биржевое ралли имени Санты, геноцид, козел отпущения и философская критика

Мы подошли к концу 2023 года, и – некоторые из нас могли заметить – мировая экономика продолжает свое свободное падение.

Рост мирового долга невозможно остановить (в настоящее время он составляет 307 триллионов долларов, не считая галактики деривативов), а дефицит государственного бюджета в большинстве случаев выходит из-под контроля. Объем кредитов стремительно растет, растут просрочки платежей по автомобилям и ипотеке, число заявлений о банкротстве бьет новые рекорды, сбережения испаряются, стремительно растет число бездомных.

Тем не менее, есть сектор Газы, который напоминает нам, что худшее еще впереди. Пока на Западе геноцид нормализуется через отвратительное лицемерие, по уровню бесчеловечной жестокости он уже напоминает самые мрачные годы ХХ века. Для расистского Запада жизни палестинцев ничего не стоят. Нас не должны волновать этнические чистки бедных и угнетённых. С другой стороны, богатых угнетателей ежедневно приглашают в либеральные СМИ, чтобы проиллюстрировать причину их массового убийства. Это те же средства массовой информации, которые, превратив проснувшуюся жертву в догму, теперь стремятся взять интервью у преступников, которые оправдывают ковровые бомбардировки тысяч палестинских женщин и детей. Если разрушение сектора Газы является самой чудовищной резней мирного населения за последнее время, то в Лондоне восьмилетнего ребенка отстранили от посещения школьных уроков только за то, что он нацепил палестинский значок в память о родственниках, погибших под израильскими бомбами. Разве этого недостаточно, чтобы доказать, что мы живем в отвратительные времена? Что мы спим и видим худшие кошмары современной истории?

Недавно Harey Zahav, ведущая израильская компания-девелопер, объявила о подготовке нового проекта жилья, который будет построен непосредственно на крови палестинцев: «Пляжная вилла в секторе Газы – это не мечта!» – так гласит слоган; например, открытие пятизвездочного отеля в Освенциме. Отвратительная реклама, независимо от того, была ли это шутка или нет (!), отражает отношения между капиталом и насилием. Большинству людей трудно смириться с тем, что текущие потоки капитала продолжают течь мутной рекой только потому, что появляются новые долги, происходят массовые убийства и совершаются манипуляции. Почему же, на фоне социально-экономического упадка и садистского военного насилия, в конце 2023 года западные фондовые рынки переживают феноменальное ралли имени Санта-Клауса? Причинно-следственная связь между монетарной политикой, долговым гиперпузырём, эйфорией финансового сектора и непрерывным потоком войн и чрезвычайных ситуаций находится прямо перед нами, скрываясь на виду. И все же мы предпочитаем ее игнорировать.

 

Если война творит чудеса

Недавно объявленная ФРС пауза в повышении ставок в сочетании с военной машиной США, «владеющей» геополитическими конфликтами на Украине, в секторе Газы, а теперь и в Красном море, подтолкнула западные финансовые рынки к поразительным высотам. Смягчение денежно-кредитной политики является очевидным попутным ветром для рынка. Разворот председателя Пауэлла в сторону снижения ставок — это предсказуемый спасательный круг, брошенный кредитно-зависимым финансовым рынкам, переполненным множеством предприятий-зомби, которым грозит пугающая пролонгация долга в 2024 и 2025 годах. Таким образом, смена курса призвана предотвратить рыночное кровопролитие, а также выскочить из ловушки суверенных облигаций. Без более дешевых заимствований нынешние долговые расписки разрушат не только компании, но и жизнь частных лиц и целых правительств стран. Крайне важно повторить, что иллюзия ультрафинансового капитализма поддерживается искусственным подавлением доходности облигаций (стоимость обслуживания или выплаты процентов по долгу). В этом отношении война творит чудеса: даже ее угроза приводит к притоку денежных средств на рынки облигаций, что снижает доходность и открывает двери для ликвидности, которая раздувает пузыри на фондовом рынке.

Непосредственным эффектом нынешнего ралли имени Санты является то, что он принесет многомиллионные «подарки» (бонусы) в конце года руководителям корпораций, а также укрепит позитивные ожидания команды Байдена в преддверии года выборов. Рыночная эйфория может продолжаться какое-то время, но искусственное завышение стоимости финансовых активов (пузыри) становится все более рискованным. Стоит отметить, что в настоящее время большинство инвесторов вкладывают все свои ресурсы в основном в торговлю технологиями и искусственным интеллектом. Например, управляющие активами и фонды с привлечением заемных средств явно держат длинные позиции по индексу Nasdaq 100 (в который входят 100 крупнейших технологических компаний): они делают большие ставки на продолжающийся рост технологий (корзина Nasdaq 100 выросла на 53% в этом году). Но именно тогда, когда сделки становятся настолько многочисленными, следует задаваться вопросами об устойчивости восходящего тренда и его потенциальном развороте в сторону снижения.

Именно поэтому дешевая ликвидность — единственный вариант дальнейшего развития: она позволяет выиграть время. Если ФРС (и подчиненные ей центральные банки) не смогут снизить ставки и напечатать больше волшебных денег, финансовые активы рискуют рухнуть, обрушив всю экономику. Однако попытка «спасти систему», «тупо ее накачивая», еще больше повредит покупательной способности фиатных валют, разжигая новую инфляционную волну, основной удар которой придется на плечи низшего и среднего классов. И наоборот, если позволить инфляции галопировать, то тогда реальная стоимость долгового бремени, особенно для властей, может быть уменьшена или «сдута».

Легко увидеть, что в этом контексте глобальные геополитические конфликты играют решающую стратегическую роль. Здесь надо признать, что наши «лидеры» весьма успешно создали идеальный сценарий многоуровневого кризиса. Другими словами, они могут играть на нескольких столах, при этом на их сенсорных экранах имеется несколько красных кнопок. Последней из них является «геополитика рецессии», связанная с эскалацией войны в Газе, которая, как уже говорилось, должна была стать «новым 11 сентября». В Красном море – важнейшем узле мировой торговли, особенно между Азией и Европой – йеменские повстанцы-хуситы в знак солидарности с Палестиной нападают на грузовые суда, связанные с Израилем, что побудило Соединенные Штаты создать международную коалицию для защиты коммерческих судов, направляющихся в Суэцкий канал. Но что, если цель операции (с комичным названием) «Операция «Страж процветания»» противоположна тому, что написано на этикетке: не защитить мировую торговлю, а спровоцировать широкомасштабную рецессию посредством контролируемого инцидента, за которым последуют новые военные интервенции и более быстрый поворот к снижению ставок и ликвидности по щелчку мыши? Нарушение одного из ключевых мировых торговых путей уже привело к резкому росту затрат на доставку и страхование, поскольку компании отправляют свои товары по более длинным морским путям.

Нынешнее завязшее в долгах финансовое казино отчаянно ищет козлов отпущения за свою кредитную зависимость. Как и в случае с Covid, геополитические кризисы и производство ликвидности идут рука об руку. Сейчас мы направляемся в сторону рецессии, которая по своей сути является дефляционной, если не непосредственно к дефляции. Только после того, как такая вина за такую рецессию будет официально возложена на внешнего «агента хаоса», денежные краны будут открыты. Другими словами, руководители центральных банков отчаянно пытаются объявить о рецессии (которая уже наступила), но еще больше они отчаянно пытаются найти жертвенного агнца.

В 2024 году разрыв между экономикой и фондовым рынком будет продолжать увеличиваться, что дает право предположить, что мы приблизимся к финалу игры. Но что именно означает «конец игры»? Во-первых, в какой-то момент «пузырь всего» лопнет; и, во-вторых, к тому времени должен быть установлен режим физического контроля над людьми, поскольку инфраструктура денежного контроля (приводимая в движение нестабильной денежно-кредитной политикой) больше не будет работать. Операция Covid стала первым явным шагом в этом направлении, среди прочего проверив, как можно взять под контроль хаос и нестабильность. Поскольку ожидания того, что страх отключает критическое мышление, получили решительное подтверждение, мы можем быть уверены, что глобальная паника снова пригодится. Небольшого перерыва достаточно, чтобы большинство людей обо всем забыли и снова клюнули на ту же наживку.

Однако перейдем к сути. Увеличение денежной массы посредством финансовых операций является компенсаторным ответом на длительный кризис накопления в реальном секторе экономики, который возник в результате замены наемного труда, создающего стоимость, технологиями. Этому непреодолимому барьеру внутри современного капитализма можно противодействовать только в краткосрочной перспективе с помощью предоставления ликвидности по щелчку мыши, в то время как его катастрофические последствия уже ощутимы. Производство денег на протяжении многих лет намного опережало реальный экономический рост – эта капиталистическая мечта об органическом реальном росте мертва и окончательно похоронена, о чем не следует забывать. Но, похоже, никто не заинтересован в серьезной оценке разрушительной природы «кризисного капитализма». Вместо этого легче либо пассивно доверять манипуляциям и пропаганде, либо заняться банальным морализаторством и искать виноватых. Но отсюда уже пути назад нет, впереди катастрофа. Как и в преддверии глобального финансового кризиса 2007-2008 годов, на поверхности дела обстоят гораздо хуже, чем показывают наши «лидеры» – с той важной разницей, что на этот раз меры финансовой помощи и денежно-кредитная политика уже не помогут. Как говорится, руль не работает после того, как рухнул обрыва.

Власти предержащие теперь продвигают идею о том, что инфляция находится под контролем, что, как и ожидалось, позволяет Федеральной резервной системе поддержать бычий рынок в эхо-камере Уолл-стрит (намекая на снижение ставок). По правде говоря, за последние пару лет мы испытали лишь первые симптомы структурной инфляционной болезни, которая продолжает распространяться под завесой дезинформации; и обязательно взорвется второй волной катастрофической денежной девальвации. Нам подали всего лишь закуску по сравнению с той разрушающей валюту диетой, которая нас ждет.

Похоже, что ФРС решила попеременно разрушать то экономику, то валюту. Мы только что пережили год первого (повышение процентных ставок уничтожает средние и малые предприятия, а также начало банковского кризиса), и теперь мы собираемся приступить к новому. Между этими фазами всякая экономическая ценность будет невероятно сжата, а публика будет задаваться вопросом, как мы дошли до того, что фиатные валюты не могут идти в ногу с ценами, а товары начинают исчезать с полок.

 

1923-2023: странный парадокс

Среди множества пророческих фрагментов книг Вальтера Беньямина Einbahnstraße («Улица с односторонним движением») – сборника афористических размышлений, написанных немецким философом в 1920-е годы – раздел «Имперская панорама: экскурсия по немецкой инфляции» выделяется как, пожалуй, самая убедительная часть социальной критики во всем творчестве Беньямина. Написанный непосредственно перед пиком Веймерской гиперинфляции в конце 1923 года, «экскурсия» состоит из 14 «тезисов» об ухудшении состояния общества, которое наблюдал в Берлине философ-фланер. Внимательное прочтение этого раздела с точки зрения сегодняшнего дня может быть весьма поучительно. Подобное напоминает нам, что заблуждения относительно Homo Economicus повторяются с поразительной точностью и в наши дни.

Для разворачивания гамбита Беньямин помещает социально-экономическую нестабильность, вызванную гиперинфляцией, в более широкий исторический контекст, в котором господствуют стабильность упадка и обнищания. Последнее, утверждает он, избегает «арсенала тех выражений, замешанных на глупости и трусости, которыми ежедневно выдает себя жизненный уклад немецкого бюргера». Затем он продолжает: «Беспомощная зацикленность на представлениях о безопасности и собственности, сложившихся за прошлые десятилетия, мешает обычному человеку воспринять крайне любопытные, совершенно новые формы стабильности, которые лежат в основе текущей ситуации. […] Но стабильные условия жизни ни в коем случае не должны быть приятными, и еще до войны [Первой мировой войны] существовали слои населения, для которых стабильные условия жизни означали стабильную нищету. Упадок ни чуть не менее стабилен […] чем подъем»[1].

Если обнищавшие массы томились в условиях постоянной нищеты как до, так и после Первой мировой войны, то проблемы берлинской городской буржуазии под тяжелыми ударами гиперинфляции следует рассматривать на фоне всеобщего заблуждения, характеризующего современный капитализм. Именно потому, что сокращающийся средний класс не способен оценить прошлое индивидуализма и экономической корысти, он уверен в фантазии о том, что любая потеря покупательной способности является временным сбоем, ожидающим системного разрешения – как если бы Капитал был вечным и неисчерпаемым способом создания богатства. Эта присущая буржуазии близорукость предполагает, что люди будут подчиняться любому идеологическому требованию, которое обещает социально-экономическую защиту, соответствуя консервативной фантазии о вечной стабильности богатства – именно поэтому Беньямин в 1923 году чувствует, что новая катастрофа (Вторая мировая война и Холокост) уже на горизонте.

Сто лет спустя критика Беньямина звучит особенно справедливо в отношении глобально бредящего среднего класса, для которого структурная девальвация фиатных валют открыла жуткую перспективу перманентного обнищания. Тот же крик разочарования и недоверия к инфляции, который Беньямин записал в 1923 году, можно услышать повсюду вокруг нас в 2023 году: «Так продолжаться не может!»

На глубоком экзистенциальном уровне большая часть сегодняшнего среднего класса по-прежнему идентифицирует себя с потребительской утопией бесконечного роста, которая характеризовала как послевоенный фордистский цикл накопления, так и последующую неолиберальную финансиализацию экономики. Моральное большинство спонтанно оказывается близоруким по отношению к исторической траектории капитализма как социальной формации. Подобное заблуждение отворачивается от полноценного представления о том, что упадок капитализма неизбежен и станет катастрофой. В то же время нынешний средний класс вряд ли сможет избежать приступов паники из-за перспективы потери покупательной способности, а вместе с ней и своего статуса. И все же такая паника не приводит к сколько-нибудь значимому осознанию системного краха. Скорее, оно склонно искать искупления в принятии «новой нормальности», которая требует постоянно возрастающих доз «активного невежества» по отношению к откровенному варварству, развязанному транснациональными потоками капитала.

Если во время «пандемии» со всей силой проявился новый тип догматического консерватизма, которым оказались заражены практически все публичные фигуры из числа самозваных борцов за свободу и прогресс, то причиной подобного является упрямая привязанность к социально-экономическому «образу жизни», который когда-то укоренился в наших умах и сердцах, но сейчас необратимым образом разрушается. Печальный урок заключается в том, что мы все еще по-прежнему неспособны даже представить себе возможность «другого мира». В конечном счете, за «картиной идиотизма», которая описывает трусость большинства людей, обнаруживается отчаянная привязанность к «капиталистическому дару»: упрямо звучащее эхо старых обещаний социально-экономических привилегий, которое, однако, сейчас быстро утихает.

Голос власти, обещавший спасение от вируса, — это тот же голос, который обещает спасение от экономического падения. Но любой идеал солидарности, мобилизованный капиталистической властью в «военных» условиях (будь то «глобальная чрезвычайная ситуация в области здравоохранения», «война Путина» или «атаки ХАМАС») должен, казаться по меньшей мере неестественным по минимальном размышлении.

Как выразился Беньямин в «Улице с односторонним движением», поскольку «деньги самым неприглядным образом находятся в центре жизненных интересов»[2], социальные связи распадаются. Он рассматривает денежную инфляцию как культурную или психологическую установку, которая сопровождает социально-экономическую логику капитала. Жесткое, объективное насилие гиперинфляции – в данном случае печатание банкнот для финансирования военных репараций Германии – используется в качестве тропы, чтобы обвинить инфляцию человеческой «глупости и трусости» в противовес современной догме о самооценке капитала, которая заставляет массы подчиняться тоталитарному диктату в надежде сохранить хоть капельку экономических привилегий.

В конечном счете, объектом критики Беньямина является гиперинфляция стадного поведения под экономическим принуждением, что выражено в отрывке, который можно прочитать как суммирование сегодняшнего смешения общественных добродетелей и частных пороков: «Странный парадокс: у людей, когда они действуют, самые мелочные, частные интересы на уме, но вместе с тем сейчас, как никогда, поведение их определяется инстинктом толпы. А массовые инстинкты сейчас, как никогда, искажены, безумны и чужды жизни. […] Вновь и вновь оказывается, что люди настолько закоснели в своей привязанности к знакомой, привычной, но теперь уже давно утраченной жизни, что даже в критической ситуации собственно человеческие качества их – опора на интеллект, предвидение будущего – не срабатывают. Таким образом, перед лицом опасности облик человеческой глупости оказывается завершен: неуверенность, даже извращение жизненно важных инстинктов и бессилие, настоящий распад интеллекта»[3].

«Странный парадокс» массового подчинения во имя узких личных интересов отражает безумное состояние всей цивилизации, зависшей между экономическим коллапсом и «тоталитарными решениями». Не может быть никаких сомнений в том, что наша цивилизация уверенно движется к самоуничтожению, сея тот же ужас и опустошение, которые она когда-то использовала для самоутверждения.

Кажется уместным завершить краткой ссылкой на блестящего североамериканского мудреца XVII в., известного как Кондиаронк. В своих диалогах с французским колонизатором бароном де Лаонтаном, опубликованных в журнале о путешествиях, который стал очень популярен в европейских салонах эпохи Просвещения XVIII века, индейский философ и государственный деятель Кондиаронк решительно отверг аргумент о том, что европейская цивилизация превосходила цивилизацию его родного племени вендат[4]. Анализируя основные категории того, что на самом деле представляло собой бурно развивающийся капитализм (включая экономику, политику, религию и здравоохранение), Кондиаронк утверждал, что Европе было бы лучше демонтировать всю свою социальную систему, основанную на деньгах, преследовании материальных личных интересов, принудительных законах, отсутствии взаимопомощи и слепом подчинении власти. В этом отношении стоит процитировать его обвинение в деньгах (которые вендаты не использовали и называли «французским змеем»): «Я считаю, что то, что вы называете деньгами, — это дьявол из дьяволов; тиран французов, источник всех зол; проклятие души и бойня живых. Воображать, что можно жить в стране денег и сохранять свою душу, — это все равно, что воображать, что можно сохранить свою жизнь на дне озера. Деньги — отец роскоши, похотливости, интриг, обмана, лжи, предательства, неискренности — всего худшего поведения в мире»[5].

Хотя образ «благородного дикаря», популяризированный Жан-Жаком Руссо, без сомнения, является европейской фантазией, критика нравов и социальных категорий поселенцев со стороны коренных американцев особенно вдохновляет сегодня, в то время, когда система, основанная на навязчивом стремлении денег к самоэкспансии слепо и безжалостно движется к самоуничтожению.

PS