А кто Гапон?

В серии ЖЗЛ под авторством В. Шубинского вышла биография Георгия Гапона, священника, профсоюзного деятеля, неудачливого революционер. Мастрид весны 2014.

Ревизия российских исторических фальсификаций вышла на новый виток — после наведения порядка в противоречивых версиях важнейших событий российской истории, общество готово взяться за ворох событий второстепенных. Правда, существует определенная опасность, что после этого значение и содержание первостепенных событий снова придется пересматривать. Одной из наиболее ярких книг этой весны, которые вписываются в этот тренд, безусловно, должна стать написанная известным петербургским поэтом и литературным критиком Валерием Шубинским биография Георгия Гапона, основателя Собрания русских фабрично-заводских рабочих, человека, который вошел в историю, как инициатор народного шествия к царю 22 января 1905-го года, расстрел которого, в свою очередь, привел к началу Первой русской революции.

Вообще, когда речь заходит о фальсификации истории, то по сложившейся традиции сначала надо представить фальсификацию истории Великой Отечественной, а во вторую — периода сталинизма.

При этом мало кто задумывается, что и сам отец народов был тем ещё фальсификатором. Например, в «Кратком курсе истории ВКБ (б)» за 38-ой год под его редакцией отец Георгий Гапон назван провокатором, который должен был вызвать «расстрел рабочих, и в крови потопить рабочее движение». С учетом того, что уже после событий кровавого воскресенья, находясь в бегах, Гапон, по свидетельству современника, помогал В. И. Ленину деньгами (стр. 256), подобные отзывы выглядят крайне некрасиво. Однако именно такой образ Гапона вошел в отечественную историю и общественное сознание, и эта точка зрения до сегодняшнего дня толком не пересматривалась. Даже спустя много лет после смерти Гапона, в 60-ых, когда Яков Гапон просил реабилитировать своего брата, его просьба не была услышана. Эту задачу берет на себя Валерий Шубинский. Его книга — это качественная и честная апология Гапона.

До переезда Гапона (сына образованного крестьянина с Полтавщины) в Петербург жизнь его не была чем-либо примечательна. Полтавская семинария, уроки учителей-толстовцев, знакомство с первым влиятельным покровителем — епископом Илларионом (у Гапона потом будет много покровителей) и никакой политической работы. И это несмотря на то, что качество семинарского образования в конце XIX века в основном достигло, а кое-где и превзошло качество светских аналогов. Но нет, никакой интеллигентской революционной подготовки. Даже дальнейшее поступление в Санкт-петербургскую духовную академию через протекцию обер-прокурора Синода Константина Победоносцева (историк Фурсов называет такие ситуации «насмешка истории») — это ещё совсем не политика. Политика начинается в тот момент, когда Гапон, обладавший значительным организационным и ораторским даром, питавший склонность к театральным эффектам, взял на себя миссию «помощи» петербургским рабочим.

Деятельность основанного им Собрания русских фабрично-заводских рабочих, впрочем, тоже была не особенно политической: учреждение чайных (похожих на современные антикафе), платные литературно-музыкальные вечера, лекции, создание потребительских лавок, решение трудовых конфликтов. Однако именно она привлекла к себе внимание первого серьезного политического покровителя Гапона — Сергея Зубатова, руководителя Особого отдела Департамента полиции, чиновника к судьбе рабочих также не равнодушного. Например, за несколько лет до революции, в 1902-ом году Зубатов организовывал «всенародное возложение цветов» к памятнику Александру I. I. — 50 тысяч рабочих ровным строем выказывали свою политическую лояльность.

К моменту знакомства с Гапоном похожий московский проект Зубатова начал выдыхаться и сам «Рузвельт из „охранки“», как называет его Шубинский (а промышленников и предпринимателей, кстати, Зубатов и правда не жаловал) подбирал подходящих агентов. С Зубатовым Гапон сработался, общий язык нашел, деньги брал — для работы, но так как никакой революции не планировал, то её и не предавал. Это же касалось и отношений с тогдашним петербургским градоначальником Фуллоном, частым гостем на мероприятиях Собрания.

Дурную шутку с Гапоном много позже сыграла «корпоративная культура» его организации.

В самом начале своей работы Гапон составил для увеличения управляемости верхушкой Собрания — сплошь прогрессивными гражданами — внутреннюю секретную «революционную» программу, в которую входил весь спектр модных тогда идей: свобода личности, народное образования за государственный счет, отмена косвенных налогов, охрана труда и т. д. Поэтому, когда вначале 1905-го после не давшей результатов стачки от него потребовали вести людей к царю «за правду», выбора у него особенного не было, хотя до этого он и пытался решить вопрос дипломатическими путями — через министра внутренних дел Святополка-Мирского и директора Департамента полиции Лопухина. Вопреки распространенному мнению, Гапон не прятался от пуль и только чудом остался жив в то воскресенье — он шел во главе одной из колонн.

Примечательно и то, что приказ открыть огонь по мирной демонстрации тоже никто не отдавал. Интеллигентная верхушка, состоящая сплошь из добрых бар, просто забыла отдать противоположный приказ, и солдаты действовали по уставу.

Этот момент, который стал пиком карьеры Гапона, стал одновременно его (карьеры) концом: пресловутое «окно возможностей» перед напуганным, хоть и злым священником захлопнулось.

Дальнейшая жизнь Гапона также представляется малоинтересной. Эмиграция, мемуары, метания от эсеров к эсдекам, конфликт со всеми партиями. Казалось бы, семинаристу и студенту Санкт-петербургской духовной академии должно было легко сойтись с догматиками-революционерами, сама жизнь которых весьма напоминала аскетичный быт со своими святыми, мучениками и корпусом священных текстов. Но как отмечает Шубинский, Гапон никогда особенно не любил казуистику, ни церковную, ни политическую, потому как считал её бесконечно далекой от дела. Как замечает Шубинский, «чтобы социальные идеи нашли отзыв в его сердце, они должны были быть просты, согреты поэтическим чувством — и недалеки от практики» (стр. 53). Сознание Гапона было бесконечно далеко от способности стратегического планирования, зато он обладал замечательными качествами политического тактика. Если бы во времена Гапона губернаторы были бы избираемы, а сам Гапон был бы политтехнологом, то в промышленных областях у него не было отбоя от клиентов. Его способность к импровизации, ко вранью, а потом, благодаря ораторскому таланту, и способность заражать верой в это вранье окружающих были невероятными.

Следом за эмиграцией — возвращение в Россию, где Гапон снова попытался завести себе покровителей во власти и заняться мирной общественной деятельностью. Именно для неё (и уже объявленной подготовки новой революции) и были нужны деньги, которые Гапон предложил заработать Петру Рутенбергу, его будущему убийце, «сдав» один из заговоров «боевой группы» эсеров. Гапон был обманут как своими новыми покровителями в лице премьер-министра Витте и замдиректора Департамента полиции Рачковского, людьми гораздо более хитрыми и гадкими, чем мирные «дореволюционные» чиновники, так и эсерами и в первую очередь — настоящим агентом охранки и провокатором Азефом.

Биография Гапона, как «человека дела» с неплохими ораторскими, организаторскими и актерскими навыками, но серьезно переоценивающего свой навык интриги показательна для сегодняшнего дня.

Мало ли активистов, способных работать на непартийном уровне с обществом, готовых использовать этот навык как предмет торга с российскими властями, оппозицией и иностранными агентами? Тот же Гапон в какой-то момент решил поиграть с японской военной разведкой, поучаствовав в провалившейся авантюре с поставкой оружия в Россию.

Шубинский не отделяет историю столетней давности от текущего момента. В его книге есть и пресловутые жулики с ворами, как и острая критика революционной интеллигенции — Максима Горького в первую очередь. Его язык — олитературен в высшей мере, а общий стиль книги скорее напоминает историческую прозу Барбары Такман, чем уже помянутый «Краткий курс…». Все это делает его книгу-предостережение не только читабельной, но и современной.

Предостережение, в первую очередь, перед гордыней. В политике нельзя рассчитывать на собственную деловитую исключительность и презирать интеллектуалов и «казуистов» — у этих людей огромный опыт выживания, при необходимости они могут сожрать тебя не задумываясь, как русские революционные интеллигенты сожрали Гапона. Во вторую — перед отсутствием у интеллигенции и революционеров банальной рефлексии и неспособности выстроить полноценную и непротиворечивую повестку, включающую не только слова, но и действия.

Остается надеяться, что это предупреждение не останется незамеченным.

В. И. Шубинский, «Гапон», М.: Молодая гвардия, 2014 — 345 с.