Техника и институты

Интеллектуалы по преимуществу технофобы, последняя питает не только лишь их институциональное самолюбие, но также и является их идеологией, прикрывающей проблемы в самообосновании.

Интеллектуал-гуманитарий по дефолту стоит в критической позиции ко всякой технократии, собственно меня самого это касается в не меньшей степени, чем других гуманитариев. И смена перспективы оказывается противоестественной, а потому и болезненной.

Как, к примеру, когда говорят о введении практики электронного голосования на выборах в Москве, аргументы против подобного сами по себе приходят в голову. И аргумент от Каспарова, который когда-то обвинил DeepBlue в том, что за ним прячется Карпов (а за роботом от московского избиркома прячется Ракова или кто там теперь) – не самый даже валидный. Речь как будто идет о деструкции гуманитарного института в пользу цифрового, как будто что-то вместе с походом к урне с бюллетенями исчезает интимное, что обеспечивает сознание голосующего некоей паузой, в которой он занимает не свое место «представителя социальной группы», а как будто место универсального субъекта, который делает кантовский выбор: «голосуй всегда так, чтобы все так же голосовали», или «голосуй так, чтобы максима твоего выбора могла лечь в основание выбора всеобщего». Вот, целая метафизика. А электронное голосование – это как на планете Транай у Шекли: чик, и тебя уже нету!

Но что если сменить перспективу? Что если институты были не более чем временным решением той проблемы, которую теперь решает техника? То есть институты появились потому, что соответствующую технику не подвезли. К примеру, институт равного и справедливого доступа к благам под названием живая очередь исчезает в тот момент, когда появляется электронная коммерция. Взрывная популярность киберфеминизма основывалась как раз на том, что развитие техники быстрее решит насущные вопросы, чем медлительные общественные институты. Грубо говоря, компьютер быстрее освободит женщину, чем феминизм - вот ироничный тезис Харауэй, который мало кто заметил.

С «Лидерами России» примерно то же самое. Когда машина (а не «беспристрастное жюри») решает, кто тут лидер, а кто вылетит в полуфинале, речь идет о другой, своего рода негуманитарной перспективе в кадровом вопросе. Не в том проблема, что отбирают «одинаковых», «андроидов» (в «Единой России» вон наоборот, как считается, кумовство да непотизм, а все равно одни андроиды на съезде сидят), а в том, что сама основа конкурсного отбора утрачивает специфически человеческое измерение. В буквальном смысле она эмулирует государство в машинной метафорике, выступая в форме кадровой техноутопии. Это, конечно, взгляд непривычный – глядеть на прерогативу человеческого, а что может быть более человеческим, чем коррупция, совпадающая с системой управления до почти полной неразличимости – со стороны нечеловеческого. Чадаев, критикуя ЛР, в общем и целом почти прав – но только если он хочет продолжать оставаться адвокатом «человеческого фактора» в эпоху, когда уже искусственный интеллект принимает судебные решения.

Кстати, пару лет назад мужики из ВШЭ проводили исследование о мере технооптимизма русских людей. И выяснилось, что прихода роботов в суды и искусственного интеллекта вместо чиновников, они ждут как манны небесной. Собственно, грядущая кадровая революция, которую нам готовят технократы, она ведь про это.