Речевая агрессия – это не всегда мат

Нет строгих границ ненормативности, нет строгих границ обсценности, нет строгих границ нецензурности.

В науке о языке нет никакой определенности относительно понятий, которые вносятся в обсуждаемые законопроекты. Если мы пытаемся решить какой-то технический вопрос, связанный с применением закона о бранной лексике или о нецензурной лексике, если мы пытаемся решить эту проблему с помощью списка запрещенных слов, то в принципе этот список можно волюнтаристским образом расширять до бесконечности, потому что нет строгих границ ненормативности, нет строгих границ обсценности, нет строгих границ нецензурности. Их нет как некоего четкого предала понятий, установленного наукой.
То же самое касается и мата. Исследователи сошлись в представлении о том, что у нас есть пять основных корней обсценных слов, но существуют разные версии о том, что еще можно было бы отнести к этой группе или наоборот что можно было бы из нее исключить. Какой-то классической теории в духе «дважды два - четыре» мы в филологии и особенно в лингвистике русского языка не найдем. Есть вещи более очевидные, есть сферы менее очевидные. И сфера табуированной лексики, бранной лексики очевидна в наименьшей степени. В конечном счете, наши представления о табуированности с течением времени меняются и меняются существенно, это зависит от разных социокультурных процессов, но, тем не менее, некоторые из слов, которые мы сегодня считаем матерными и неприличными, принадлежали ранее литературному русскому языку.

Понятно желание ограничить агрессию в публичном пространстве. Но агрессия – это не всегда мат, не всегда бранная лексика. Это несколько более широкое явление, в большей степени связанное именно с поведением в коммуникативном пространстве. Мне не кажется, что слова, которые каждый советский школьник уж к первому классу-то точно выучивал и писал на заборе (если умел писать к этому времени), как-то травмировали. Я не вижу травмированного матерной лексикой поколения, выросшего в России. Не этим они травмированы совершенно. Мне кажется, что гораздо в большей мере травмирует агрессия как модель поведения, а агрессия как модель поведения может включать в себя самые разные вещи. Например, поведение учителя как в начальной школе, так и в старших классах, поведение вузовского преподавателя на младших курсах может быть излишне дидактичным и травмирующим именно по этой причине, потому что он избирает унижающую модель поведения, унизительную для самосознания и достоинства человека.

Мне кажется, что оскорбить можно, прекрасно обойдясь без единого бранного или обсценного слова. Это будет куда более обидно, чем какое-то понятное ругательство. Мне кажется, что модели агрессивного вторжения в чужое личное пространство прекрасно могут обойтись без лексики запрещенной, табуированной и т.д. Можно перемывать кому-то кости без использования бранных слов, но если человек об этом узнает, он будет крайне расстроен и, быть может, травмирован. Защитить ребенка от подобного речевого насилия, которое не выражено в бранной лексике, очень трудно. Да и не только ребенка, взрослого тоже нужно защищать от речевого насилия, речевой агрессии. Как это сделать, я не представляю, и я не думаю, что это представляет себе кто-то из наших законодателей.

Эти модели поведения регламентируются национальными традициями, речевым этикетом – что можно и что нельзя себе позволить по отношению к другому человеку.

Нарушение норм речевого этикета и нарушение норм общечеловеческого общежития совершенно не эквивалентно использованию нецензурной лексики. Мне кажется, что вторая проблема - шире и значительнее, а проблема с бранными словами, цензурными или нецензурными словами, как их ни называй, надуманна.

Если закон о мате в интернете будет принят, никакой список не поможет применять его адекватно. Поможет только лингвистическая экспертиза в каждом конкретном случае, потому что она будет пытаться оценить контекст употребления, цель высказывания и соотнести цель высказывания с использованными средствами. Не каждый случай публичного употребления обсценной лексики является чем-то травмирующим для общества. В конце концов, я абсолютно убеждена, что использование слов такого рода вполне допустимо для людей с высоким уровнем речевой культуры, для которых это не единственный и не основной язык, для людей, которые в состоянии переключать коммуникативные регистры и могут в одной ситуации говорить высоким литературным слогом, а в другой ситуации - не менее виртуозно изъясняться сниженным стилем, при помощи сниженной лексики, в т.ч. и ненормативной. В этой комбинации нескольких моделей поведения для меня нет ничего шокирующего и травмирующего.

Мне не кажется, что нужно расценивать эту часть русского языка как какую-то настолько неуместную, что от нее нужно ограждать всех на свете. В каждом конкретном случае решение должен принимать эксперт, но тут уже остается надеяться на квалификацию экспертов.