Я попал в такой необычный «угол глобализации», в котором я могу принимать активное участие как в российской, так и в американской научной жизни.
Интерес к русскому языку у меня впервые появился в 1999 г., когда я впервые побывал в России в качестве репетитора по английскому языку в летнем лагере для студентов, которые занимались английским. Это было между окончанием школы, и поступлением в университет Ball State. С этих пор я занимаюсь русским. После окончания университета, я провел учебный год во Владимире, где преподавал английский в Американском доме. Оттуда я поступил в аспирантуру, на исторический факультет Стэнфордского университета, темой моего исследования была российская история.
До последнего времени в моем окружении ни у кого, кроме меня не было особенного интереса к России. В последние годы обучения в аспирантуре (я учился там в течение 8 лет, что совершенно обычно для программ PhD. в гуманитарных науках в США) я искал работу. Сначала я не думал о возможности работать в России, но наш преподаватель русского для продвинутых студентов Евгения Хасина подсказала мне идею поискать работу здесь. И лучшей возможностью, которая мне предоставлялась, было приглашение на работу в РАНХиГС. Я очень рад, что принял его и переехал в Москву.
Мне кажется, что наступило выгодное время для сотрудничества между российскими и иностранными учеными. Это может звучать немного парадоксально, так как всем ясно, что глобализация несет с собой не только выгоды, но и большие экономические проблемы - например, растущее неравенство, резкий разрыв между богатыми и бедными, притеснение среднего класса и рост безработицы в развитых странах.
После экономического кризиса 2008 г., кризис гуманитарных наук ощущается как в США, так и в России. Мне, как американскому ученому из Стэнфорда со степенью Ph.D., владеющему русским языком, текущие процессы открывают хорошие перспективы в России. Именно сейчас некоторые российские вузы предпринимают инициативы, связанные с наймом зарубежных специалистов, которые могут внести новаторство в педагогику, проводить занятия на английском языке, и помогать вузам в их попытках выделиться на международном уровне.
Это очень интересная работа, и взаимные связи и отношения, возникающие из этих усилий также выгодны для западного академического сообщества. Что касается меня, то, принимая предложение о работе в РАНХиГС, я попал в такой необычный "угол глобализации", в котором я могу, благодаря щедрой финансовой поддержке нашей академии, принимать активное участие как в российской, так и в американской научной жизни. Например, РАНХиГС отправляет меня в командировки на международные конференции в США, и также дает мне возможность организовать международные конференции здесь.
В этом году на нашу конференцию "Многообразие российской современности" наряду с российскими учеными приехали ученые из США, Канады, Болгарии, Великобритании. Это большое преимущество работы в России. Такая поддержка на такой огромный проект - и на участие в конференциях за границей - большая редкость для начинающих ученых сегодня в США. Причем у меня здесь есть доступ к российским архивам (я историк), и я имею возможность участвовать в российских конференциях и публиковаться на русском языке. В основном я пишу свои собственные работы непосредственно на русском без переводчика, но я даю носителю русского языка рассмотреть текст перед тем, как отправить его редактору или оргкомитету.