То, что началось в 2007 году, не кончилось. Пузыри остались пузырями.
Насколько опасна ситуация, раз правительство прибегает к очевидно непопулярным мерам?
Наша ситуация не опасна, но безнадежна. Правительство хорохорится и делает вид, что оно что-то контролирует. Чисто экономически ситуация выглядит более чем неприятно по той простой причине, что копилка кончилась. Когда в бюджете нет денег, все что можно сделать это выбирать механизмы, как и за счет чего бороться за то, чтобы бюджет хоть как-то наполнялся, чтобы при этом хоть как-то могла дышать производственная сфера.
Улюкаев был вынужден сказать правду, что ситуация не плохая, а очень плохая. Тут нужны экстраординарные меры. Но поскольку вовремя мы такие меры запускать не умеем, то запускаем их с опозданием на полгода. Если бы это было сделано вовремя, весной например, то, может быть, это дало бы какой-то позитивный эффект. Сегодня, когда рассчитывать на позитивный эффект не приходится, но можно надеяться, что хотя бы частично удастся компенсировать неприятности.
Это может как-то отразиться на социальных волнениях. У нас ведь довольно высок уровень протестных настроений.
Не нужно мне рассказывать, что у нас есть хоть какой-нибудь уровень протестных настроений. Посмотрите на Францию, чрезвычайно благополучную по европейским мерам Германию. Там людей практически невозможно загнать людей с улиц, там практически перманентно люди по какому-нибудь поводу бастуют. В России, где отсутствует рабочее движение, где отсутствуют какие бы то ни было групповые интересы, какие могут быть протестные настроения?
После 2008 года рынок СМИ начал упорядочиваться. Личная доля пирога каждого отдельного участника этого рынка стала сокращаться. Им это конечно не понравилось. Но от того, что они обижаются, желание их кормить не вырастает. Что они производят такого, чтобы их кормить?
Они должны были бы производить смыслы, но к этому они оказались профнепригодны. А если они не делают то, за что их кормят – зачем же их кормить? Их кормить перестают, но поскольку гудок по-прежнему у них, вся страна начинает думать, что они «креативный класс», и вся страна от них зависит. Хотя на самом деле их совокупный вклад всех этих маркетологов, мерчандайзеров и т.д. максимально близок к нулю.
Сегодня, когда стало ясно, что не удастся прокормить не только эту толпу дармоедов, но и людей, которые действительно играют некоторую роль в общественном производстве (а у нас с ними и так делиться не особо принято), то возникает понятная ситуация: все это может кончиться нехорошо. Я думаю, что никакой катастрофы не случится, но и радостного я тоже ничего не жду.
Нас ждут времена возникновения реального социального бытия. Сегодня в России нет нормальных политических сил. Нынешние политические партии – это и не партии вовсе. Если какой-то проходимец способен собрать больше голосов, то кандидаты от формальных партий, то понятно, что эти самые партии реально и не существуют. Собянину пришлось баллотироваться не в качестве одного из создателей «Единой России», а в качестве независимого кандидата. Это означает, что партийной системы в России нет.
А если сравнить с ситуацией середины 2000-х годов, когда проводилась монетизация льгот и на улицы протестовать вышли далеко не «мерчандайзеры»?
Тогда мы видели маленький кусочек проявления солидарных интересов. Монетизация льгот осуществлялась на фоне растущей экономики. Одно дело, когда пряников хватает на всех. Если осуществлять такие же меры, когда социальный пирог сократился, то появляются основания для нормальных социальных движений, например, могут появиться профсоюзы.
Например, неожиданным образом ужасная реформа РАН смогла спровоцировать создание нормальной академической среды. Потихоньку абсолютно разрушенная социальная кооперация начала строиться в этой сфере. Я не могу сказать, что она простроилась в достаточной мере, но об этом уже можно говорить.
Новая политика, которую мы увидим, будет в значительно большей мере политикой, чем мы привыкли
Получается, что наравне с минусами, есть и плюсы?
Я не уверен, что платить, скажем, повышением смертности за такого рода развлечения, можно назвать оптимистическим сценарием.
Вы же сами говорите, что экономические меры были неизбежны…
Они вовсе не были неизбежны. Некоторое количество грубых шибок, совершенных в разные времена, нас привели к этому. Но это не значит, что этого нельзя было избежать.
Мы тут с некоторыми коллегами обсуждали, могли бы мы собрать что-то от правительства, которое собирал Евгений Примаков, и которое пыталось предложить что-то вменяемее, чем нынешний экономический курс. Того правительства хватило ненадолго, но эффект от него продлился до 2005 года и был он очень даже ничего себе. Но мы пришли к выводу, что мы физически не найдем такую команду.
Мы вернулись к тому, что ситуация безвыходна.
Она не безвыходна. Я бы сказал так: она не имеет легких выходов. Она не имеет дешевых, линейных выходов. Нам придется некоторое время по пустыньке походить. Надо понимать, что наш кризис накладывается на большой-большой мировой кризис. То, что началось в 2007 году, не кончилось. Пузыри остались пузырями. Значит, они когда-нибудь будут сдуваться. Кто умный, тот на этом выиграет. Самые лучшие бизнесы создаются в эпоху самых глубоких депрессий.