История – это вообще не набор фактов-трактовок.
Мне представляется очень сомнительным заявленный подход к написанию единого учебника по истории. В нём история сводится к набору фактов и трактовок. При этом указывается, что набор фактов должен быть един, а трактовки могут быть альтернативны (и это будет специально прописано). Я даже не хочу сейчас останавливаться на том, что сама по себе формулировка факта (и соответственная событийная «цепочка») – это уже трактовка, какой бы беспристрастной лексикой она ни выражалась. А трактовки действительно всегда альтернативны, они редко делятся просто на правильные и неправильные.
История – это вообще не набор фактов-трактовок. История – это всегда сознательный и абсолютно субъективный выбор обществом своего «Я», своей судьбы.
Она всегда чья-то, она не может быть «вообще». И ответ о верности тех или иных трактовок следует за вопросом «а с какой точки зрения?», и без этого никуда. История отвечает на вопросы: «кто мы?», «что в прошлом наше, а что не наше?», «с какой мы были стороны и почему?» - а точнее, «какую сторону в том или ином конфликте мы выбираем как свою?», «где наши границы?» и т.д. И вот уже в зависимости от ответа на эти вопросы даются те или иные трактовки и факты, которые тогда уже могут носить вполне директивный характер: событие трактуется так не потому, что все другие трактовки неверные, а потому что таков наш национальный выбор. И этот выбор, эту конкретную историю старшие поколения не только могут, но и должны навязывать младшим с той простой целью, чтобы общество воспроизводилось.
Но с этим, то есть с идентичностью, у нас как раз тяжелейший кризис, который наверняка найдёт своё полное выражение в готовящемся учебном комплексе. Понятно, что, не имея национального государства, мы и не можем иметь свою официальную национальную историю. Но тогда чья история будет описана в этом учебном комплексе? История нашей государственности (основанная, кстати, на довольно сомнительном понятии «государство-продолжатель»)? Или история народов, живших на территории современной РФ? Или на территории исторической России? Или, может, Русской земли? Или это история «россиян»? Или история русского народа? А если русского, то в каких понятиях о русскости – актуальных советских или старых? На всё это нет ответа. И не будет, потому что в условиях глубочайшего кризиса идентичности, в котором мы находимся, в условиях, когда даже у авторского коллектива историков вряд ли есть общий ответ на вопрос «кто мы?», никакого единого подхода к «отечественной истории» выработать просто невозможно. Это вопрос политической воли и общественного выбора, который нам ещё многие годы предстоит решать всем сообща.