Введение понятия «коррупционного преступления» поможет облегчить как доказательство, так и ход самого процесса по делам тех, кто будет попадать под эту статью, а таких будет в ближайшее время все больше и больше.
Инициатива Яровой не только актуальна, но даже и запоздала. Странно, что у нас в УК и в УПК не существовало понятия коррупционного преступления, Устранить эту лакуну в законодательстве надо было еще несколько лет назад.
Осудить коррупционеров и вскрыть коррупционные схемы очень непросто, поэтому многие дела тянутся годами.
Проблема делится на две части. Во-первых, всегда было очень сложно взять высокопоставленного коррупционера из-за того, что он повязан круговой порукой с чиновниками выше- и нижестоящего ранга. Как правило, никто не работает в одиночку, это глубоко эшелонированные схемы, состоящие из десятков людей, имеющих прикрытие в силовых структурах и в ведомствах, связанных с крупным бизнесом. Дела продвигаются медленно, потому что сложно раскрыть всю цепочку.
Во-вторых, доказать преступление даже после ареста одного или нескольких людей из цепочки очень сложно. Люди начинают прикрываться званиями, чинами и уходить в тень. Часть коррупционного спрута вынимают, а другая остается на месте. Осудить одного – это не значит вырвать всю схему в данной конкретной отрасли. Например, дело Минобороны показывает, что там еще копать и копать. Ведь раскрыт всего один эпизод воровства в нулевые годы, причем не самый громкий.
Введение понятия коррупционного преступления поможет облегчить как доказательство, так и ход самого процесса по делам тех, кто будет попадать под эту статью, а таких будет в ближайшее время все больше и больше.
То, что происходит в последние годы, – это только начало борьбы с коррупцией. С каждым месяцем она будет только набирать обороты.
Недавний арест Саида Амирова – это потенциально не менее громкое дело, чем дело Сердюкова, потому что от него тянутся ниточки к ключевым кабинетам не только на Кавказе, но и в Москве. И точно также целесообразно увеличение наказания за коррупцию от 7-10 лет до 15. Народное мнение таково, что за крупное казнокрадство необходим расстрел. Поскольку у нас на смертную казнь наложен мораторий, пока что можно ограничиться 15-летним сроком, причем давать его именно за организацию коррупционного сообщества. Не только за объемы хищений, но и за само создание схем, потому что это самое опасное: люди могут занимать не самые высокие посты в ведомствах и госкорпорациях, но при этом быть авторами схем по уводу госсредств и хищениям. Такие люди тоже должны получать максимальные сроки.
Чиновник, понимая, что рискует получить максимальный срок, будет охотнее сотрудничать со следствием. Если он будет понимать, что наказание неотвратимо, что его никто из подельников не вытащит, то он будет работать со следствием. Должно быть, Амиров поначалу тоже думал, что его дело будет закрыто, а когда на следующий день взяли одного главу района в Дагестане, потом второго, до него дошло, что это всерьез. Процесс пошел глобальный.
Жесткость наказания вместе с его неотвратимостью является краеугольным камнем борьбы с коррупцией. Важно, чтобы боялись на любом посту от министра-замминистра до региональных глав отделений аппаратов министерств. Чтобы они понимали: к ним рано или поздно придут.
По отношению к обвиняемым в хищении необходимо в полном масштабе применять такую меру как конфискация имущества. По-моему, сейчас она введена не по всем статьям. Конфискацию, конечно, надо вводить вплоть до родственников. С одной стороны, это может показаться не очень демократичным, но с другой стороны, зная нашу практику все записывать на родню и на подставных лиц, без этого не обойтись. Иначе получается так, что человек крадет миллиард, сидит 5 лет, а потом выходит и все эти деньги, которые были на родственниках, получает обратно. Это тоже неправильно.