Ничего страшного во временном дефиците рыбы нет

В дефиците рыбы будут виноваты пограничники и ветеринары.

На ваш взгляд, что изменится на российском рыбном рынке после введения санкций?

Тут можно выделить три группы.

Во-первых, лососевые – это семга. 300 тысяч тонн, которые поставлялись из Норвегии заменить нечем. Часть будет заменена дальневосточной. Сейчас там ажиотаж начался, наши рыбники аккумулируют рыбу, чтобы отправить ее на внутренний рынок. Но путина в этом году не очень удачная – может быть, 270 тысяч тонн. Хотя в прошлом году было 370 тысяч тонн. То, что выращивается в российской аквакультуре – это не более 10% от того, что народ съедает. Я знаю, идут переговоры с чилийцами по поставке этой семги. Но эти объемы все равно заполнить будет сложно, т.к. чилийцы очень осторожны. Если бы они понимали, что эмбарго будет действовать постоянно – они бы резко нарастили добычу, а так они будут поднимать цену и регулировать потоки.

Вторая позиция – селедка. Раньше ее везли из Норвегии, порядка 200 тысяч тонн. У нас на Дальнем Востоке есть эта сельдь, мы ежегодно экспортируем порядка 250 тысяч тонн. Ее можно и нужно перебросить на российский рынок. Так что дефицита по ней не будет, как и роста цен, если только не случится потребительская паника. Объективных поводов для тревоги нет. Но, тем не мене есть вопросы.

Для начала, замороженная селедка, которая на Дальнем Востоке сейчас лежит, стоит 18 рублей за килограмм. Оплата железнодорожного тарифа до Москвы стоит 10-12 рублей с килограмма, то есть 60% от стоимости рыбы. Вроде бы Росрыболовство готовит какие-то меры поддержки, готовится субсидировать эти тарифы, но когда эти решения будут – непонятно. Затем, для наращивания перебросок рыбы с Дальнего Востока нужно увеличить количество подвижных составов. Тут тоже до конца неясно. РЖД предлагает перевозить сельдь не в рефрижераторах, а в вагонах-термосах. Они без оборудования, туда грузится замороженная рыба и за счет своей температуры там сохраняется. Но, например, недавно в Новосибирске 350 тонн мороженого минтая были изъяты Россельхознадзором, потому что температура погрузки была минус 18, а при доставке - минус 10. С одной стороны, ничего страшного, с другой - норматив нарушен, всю продукцию арестовали.

Понятно, что для выстраивания логистики и всех этих цепей потребуется время. Все участники бизнеса должны подстроиться, должно подтолкнуть процесс государство.

Третья позиция – скумбрия. Емкость рынка примерно 200 тысяч тонн, в прошлом году 100 тысяч мы сами поставили, еще столько же завозили из Норвегии и Исландии. В этом году ситуация легче, потому что объемы вылова увеличены до порядка 130 тысяч, плюс в этом году отказались от поставки в Африку. В общей сложности российские производители готовы поставить на внутренний рынок до 180 тысяч тонн. А чего не хватит – добрать у Исландии.

Вы говорили про чилийскую семгу. Насколько я знаю, она в основном там добывается на норвежских же предприятиях. Насколько вероятны махинации: рыбу по-прежнему будут везти из Норвегии, но просто будут маркировать ее чилийскими этикетками.

Это сложно, потому что это все-таки другое плечо. Скорее, наоборот может пойти. Та рыба, которая выращивается в Чили, пойдет в Россию, а норвежцы свою рыбу будут отправлять на американский рынок. Понятно, что усложняется логистики, растет цена. А прямые махинации очень сложно осуществить. Скажем, приходит пароход из Чили, наша таможня проверяет, не пересекал ли он границу Норвегии. Это можно вычислить.

Вот Белоруссия может брать норвежскую рыбу. Но, как недавно заявил Дворкович, в охлажденном или мороженом виде рыбу из Белоруссии будут пресекать, потому это точно норвежская продукция. Соленую они могут попробовать поставлять: покупать у норвежцев свежую, подсолить ее, положить в свою упаковку и продать нам. Но это все равно другой сегмент. Соленой рыбой мороженую или охлажденную не заменить.

Да и не понятно, как государство будет реагировать: прикроет глаза или будет устраивать показательные акции?

В любом случае от дефицита нам не уйти. Хотя, по моему мнению, ничего страшного тут нет. Мы уже года два поднимаем вопрос о том, чтобы вообще запретили продавать эту норвежскую семгу в России, потому что отношение к ней неоднозначное даже в самой Норвегии. Большие риски получить некачественный продукт: выращиваются в аквакультуре, кормят их непонятно чем, пичкают антибиотиками и биостимуляторами. Даже медики и ученые пока не понимают, к чему это может привести. Генномодифицированные корма, стимуляторы могут сказать не на нынешнем поколении, а не следующем.

Многие специалисты говорят, что дальневосточным рыбакам сложно возить рыбу в центральные регионы России не только по экономическим причинам, но и из-за многочисленных бюрократических препонов.

У нас две серьезные проблемы. С ветеринарами мы уже лет 6 боремся, ничего сделать не можем. А последнее время появились проблемы с пограничниками. У нас есть закон о госгранице, по которому для любого пересечения границы нужно разрешение. Не во всех случаях такое разрешение можно получить. Допустим, если везти рыбу из Петропавловска во Владивосток нужно несколько раз пересечь государственную границу по морю. Пограничники это все отслеживают и по прибытии во Владивосток выставляют штрафы. За одно пересечение – 100 тысяч рублей. Пока дошел, пересек раз пять - полмиллиона накапало. И ничего мы не можем сделать.

В мае премьер-министр проводил совещание по этому поводу, дал поручение ФСБ внести правку в закон, чтобы границу можно было пересекать в уведомительном порядке. Но вот сколько времени прошло – пока никакого закона нет.

По ветеринарам то же самое. Они отвечают за предупреждение заноса заразных болезней. Но рыбы такими болезнями не болеют. Тем более что при заморозке до минус 18 градусов даже теоретически заразиться нечем, но, тем не менее, каждую нашу партию продукции заставляют выгружаться на берег, потом берут анализы, на проверку которых уходит 3-10 дней, все это время нужно продукцию где-то хранить, платить за аренду складов, плюс платить за сами исследования. Цена вопроса по дальнему востоку – 3,5 млрд рублей. Причем результат контроля непонятен, за все годы его существования ни разу не нашли какую-то болезнь.