40 процентов среднего класса? Это слишком много

Я не удивляюсь, что именно в бюджетной сфере может вырастать средний класс.

Насколько концепция среднего класса применима к российским реалиям? Как можно охарактеризовать определение среднего класса, под которое в России подпадает до 42% населения, большую часть из которых составляют работники государственного сектора?

Если есть теория, которую сформулировали под свои конкретные задачи западные исследователи, естественно возникает вопрос применимости, возможностей адаптации этой концепции к реалиям нашей страны. Возможен ли кросс-национальный, кросс-культурный перенос такой концепции? Это важный вопрос. Но здесь нужно различать теоретическую и практическую работу. В теоретической части рассматриваются сценарии формирования среднего класса, сценарии его влияния на политические и экономические институты, на распространенные социальные практики, практики потребления, инфраструктурное влияние на развитие городов и многое другое. При переходе на эмпирический уровень исследований, теория может нам помочь, но не во всем, и особенно, когда непонятно, применима теория к национальным особенностям или нет. В таких случаях ученые разрабатывают операциональные определения.

Это может быть определение того же среднего класса, но оно составлено из признаков, которые могут быть обнаружены и измерены. Если, например, мы в теории говорим о том, что средний класс – агент изменений, то мы не можем этот критерий вложить в операциональное определение среднего класса. Что за изменения? Что значит «агент»? Если на уровне теории более-менее понятно, то на эмпирическом уровне перед нами сидит человек, которому нужно задать вопрос – через интервью или через анкету – чтобы понять, является он агентом изменений или нет. Задавать такой вопрос ему самому совершенно бесполезно – даже человек с высшим образованием просто не поймет, о чем речь. Соответственно, в операциональное определение мы должны закладывать такие индикаторы, которые возможно померить и которые, так или иначе, связаны с нашей теоретической концепцией среднего класса.

У авторов исследования, выполненного Институтом социологии (насколько я помню, в их числе Наталья Евгеньевна Тихонова), – наверняка, есть своя операциональная концепция о том, что такое средний класс. Я думаю, что если авторы намеряли эти 40% (ведь в любом случае они взяли их не с потолка), значит, по каким-то параметрам они распространили эту классификацию людей на 40% населения России. Мне кажется, что это многовато. То же самое сказал Александр Чепуренко в своих комментариях к этому докладу. Согласно его подходу (он, опять же, не вдавался в подробности), средний класс в России составляет не больше 25%. Это конечно большой вопрос. Здесь нужно углубляться в теорию и методологию исследования.

То, что значительная часть среднего класса, так или иначе, связана с госсектором – скорее всего, правда. Так или иначе, государственные структуры предлагают определенные модели поведения. Эти модели понятны, они претерпевают мало кардинальных изменений. Это не только модели поведения в системе институтов, но еще и модели экономической пользы, экономической выгоды. Люди понимают, что быть бюджетником, может быть, не очень прибыльно, но зато предсказуемо. И это очень важный параметр.

Характерный пример. У меня было исследование, длившееся около трех лет. Я исследовал в одном городе сообщество ипотечных заемщиков, которые одномоментно в течение полугода взяли ипотеку для покупки квартиры в одном и том же жилом комплексе. Я разбирался с их судьбами, пытался понять, что с ними происходит, и как они решились на этот шаг.

Скажем, майор МВД, бывший оперативник. Он на тот момент был заместителем заведующего кафедрой в институте МВД. У него двое детей, жена, сестра жены. Впятером они живут в маленькой комнате в общежитии. Начальник, общежития, узнав, что они берут ипотеку, поднял им плату за жилье на 700 рублей. Это было для них уже неподъемно, и они были вынуждены съехать, сняв дом примерно за 30 километров от города и таким образом оптимизировав свои расходы. Этот человек преподавал в двух вузах. Он вставал в четыре часа утра и на своей маленькой японской машинке заезжал по трем адресам: покупал свежее мясо по низкой цене, далее заезжал на пункт приема, сдавал мясо, получал какую-то маржу, ехал преподавать в одно место, потом в другое место, потом еще как-то работал. Поскольку у него не было кандидатской степени, он посчитал, что если защитится, то сможет рассчитывать на прибавку к зарплате, а также – претендовать на место заведующего кафедрой (а это еще она прибавка). Ни для кого не секрет, что такое прибавка за степень в высшей школе, но для него это были деньги, и очень нужные деньги.

Эта история очень хорошо иллюстрирует тот факт, что для бюджетника важна предсказуемость. Важны стабильность и понимание того, на что он может рассчитывать через год, два, три, а на что он рассчитывать не может. И так как среди бюджетников все равно есть люди достаточно активные и изобретательные, они, так или иначе, находят возможности, позволяющие решать насущные жизненные задачи. Для кого-то это покупка квартиры, пусть маленькой однокомнатной, в ипотеку. К примеру, девушка, работник диагностического центра – у нее вообще нет никаких ресурсов, кроме неотгулянного отпуска за два года и возможности взять этот отпуск целиком, чтобы устроиться на подработку. Но, тем не менее, она тоже изыскивает какие-то возможности.

Поэтому я не удивляюсь, что именно в бюджетной сфере может вырастать средний класс. Не то что бы вне системы государственного финансирования меньше возможностей – там просто больше рисков. А мы понимаем, что число людей, готовых принимать на себя серьезные риски, невелико. Чем риск больше, тем меньше людей, готовых на него пойти. Это просто структурная предпосылка к тому, что именно в работе на государство формируется тот самый средний класс, вернее одна из его частей.

Это несколько диссонирует с распространенным представлением о среднем классе, как о страте самостоятельных людей, уверенно чувствующих себя на рынке труда и в малой степени зависимых от государства…

Это зависит от концепции, на которую мы опираемся. Люди очень плохо понимают, что такое средний класс. Если задать вопрос на самоидентификацию «Относите ли вы себя к среднему классу?», а потом попытаться выяснить у респондентов их обыденную концепцию среднего класса, то по большому счету они будут говорить лишь о материальном благополучии. Никаких более тонких компонентов у них в сознании просто нет. Они не социологи и не аналитики. Для них средний класс – это все хорошее. Это накладывает большую ответственность на социологов, когда они приходят в квартиру и говорят: «Вот вы средний класс», а люди недоумевают: «Да вы что? Мы концы с концами связать не можем!». В концепции среднего класса, и особенно в том, как она используется у нас, есть множество внутренних неопределенностей и противоречий. Так что еще раз подчеркну, в данном случае очень  важно различать концепцию и операционализацию.