Обращает внимание, что очередная, уж не помню какая по счету волна обсуждения сталинского наследия вообще и роли сталинского руководства в ВОВ в частности — наследует стандартному еще с шестидесятнических времен шаблону
По поводу 37-го года я также понимаю, что не было бы никаких масштабных чисток, если бы не факт франкистского путча в Испании, наглядно показавшего наиболее вероятный сценарий декоммунизации, к которой и так постепенно все шло в середине 30-х. Нацизм — тот действительно оказался прекрасным противоядием от «красной угрозы», вдвойне действенным потому, что грел амбиции новой элиты самих же коммунистических стран, которой надо было как-то прекратить «восстание масс» и застолбить сложившийся статус-кво. Вырезан был целый слой этой самой «новой аристократии», с убийственной точностью описанный Троцким в его «СССР в 1936 году», где Лев Давидович показывал уже идущий вовсю процесс «перерождения» не только «партии», но и всего советского государства в нечто наподобие будущей франкистской Испании.
Жёстче говоря, декоммунизация конца 80-х, основным движком которой были амбиции и аппетиты советской номенклатурной элиты, коей вся эта марксистская классовая догматика стала откровенно мешать, могла состояться гораздо раньше, и была лишь отсрочена репрессиями и войной. А так все предпосылки к ней сложились уже к 1936-му. В каком-то смысле сталинская конституция того же 36-го — это ее своеобразный манифест.
Это я к тому, что центральной темой рефлексии нашего ХХ века должна быть ни в коем случае не заурядная, в сущности, фигура Сталина, об которую сейчас вновь и вновь ломаются копья. А сама марксистская теория и основанные на ней ленинские идеология, политическая и управленческая практика, которые все же дали нам возможность говорить с миром на равных даже тогда, когда, казалось бы, от нас почти ничего не осталось. И, самое главное, поставленные нами перед миром вопросы — на которые мы же сами и попытались дать ответы, пусть даже всеми сегодня признанные неверными. Но актуальности этих вопросов, сколько бы на них ни налагали табу адепты «политики памяти», не уменьшилось ни на йоту.
Маркс и Ленин сегодня интереснее Сталина, вот я о чем.