Традиционно считается, что со времен Александра Благословенного и до наших дней в российском школьном и высшем образовании борются две главные тенденции – либерально-демократическая и консервативно-охранительная, обе представленные до революции аристократами, от графов Толстого и Делянова, до графа Игнатьева
Нетрудно заметить, что борьба эта только укрепляла образование: один внедрял латынь и математику, другой литературу и русский язык, третий – реальное образование, и все было хорошо. Советский Союз получил от императорской России превосходное наследство, которым он сумел не только распорядиться, но и приумножить, правда, не во всех сферах. И тут мы должны уйти от традиционной схемы «либерал-консерватор» и посмотреть на ситуацию с других позиций. Сегодня либералы рассказывают о том, какое прекрасное образование в Финляндии благодаря реформам европейского и американского типа, консерваторы же утверждают, что оно в Финляндии прекрасно благодаря наследию России и заимствованиям у СССР, а скептики ехидно просят тех и других назвать хотя бы одного крупного финского ученого XX века, работавшего в Финляндии. Эта дискуссия - дело привычное и даже полезное, как показывает опыт.
Однако последние сто лет российскому образованию угрожают уже не либералы и консерваторы, а с одной стороны, формалисты-администраторы, с другой же - мечтатели-глобалисты, образно говоря, выросшие до политических масштабов администраторы и обретшие влияние футурологи.
В советское время похожее творилось, в основном, в высшем образовании и фундаментальной науке, где бюрократы плодили отчетность и неэффективность, а всеведущие философы-марксисты громили целые отрасли знаний. Я учился на биофаке МГУ, когда еще были слышны отголоски борьбы «мичуринской биологии» с «буржуазной лженаукой генетикой». Философы-диаматчики из АОН и ВПШ при ЦК КПСС «знали лучше всех» про науку и технику, и только потребности национальной обороны и развития промышленности вкупе со здравым смыслом ограничили их возможности. После отставки Хрущева отбились и от «диаматчиков», но попали под власть бюрократов и формалистов, любителей отчетов и «объективных показателей». И сегодня, увы, эти старые беды проявляются в новом формате, уже не только в высшем, но и в школьном образовании, рядясь в модные одежды прогресса.
С одной стороны, - это пришельцы из мира бизнеса и финансов, стратеги в области менеджмента и управления, творцы «цифрового будущего человечества, лидеры завтрашнего дня». Мало что понимая в естественных науках, не слишком разбираясь в технике вообще, и даже в поднятых ими на щит информационных технологиях, они, как некогда философы-марксисты, берутся за реформы образования. Имен назвать не стану, они и так на слуху.
Хуже всего, что они не понимают самого главного в естественнонаучном образовании, в точных и естественных науках, того, что «мы подобны карликам, усевшимся на плечах великанов; мы видим больше и дальше, чем они, не потому, что обладаем лучшим зрением, и не потому, что выше их, но потому, что они нас подняли и увеличили наш рост собственным величием».
Именно в этом заключена ключевая формула преемственности в науке и образовании и очевидный упор на его фундаментальный характер. Мы должны в школе, колледже, на начальном этапе в вузе дать учащимся полноценное фундаментальные знания, пройти рука об руку вместе с ними путь от Пифагора и Эвклида до Гаусса и Лобачевского, от Галилея и Ньютона до Эйнштейна и Гейзенберга, от Бойля и Лавуазье до Менделеева и Льюиса, от Дарвина и Вирхова до Уотсона и Крика, от Уатта и Эдисона до Королева и Винера. Помочь им «встать на плечи гигантов» и увидеть научные дали, научить рациональному анализу и синтезу, развить научное воображение и творчество и тягу к исследованию. В этом главная задача естественнонаучного образования. И это дело ученых, а не дилетантов-универсалов из мира бизнеса и финансов, борцов за эффективность того, что им неведомо и недоступно.
Другая угроза – регламентация, учет и контроль с использованием систем формализованного тестирования. Эта угроза в случае точных и естественных наук много меньше, чем в гуманитарных областях, точные науки и точные знания поддаются измерениям, но только в том случае, если эти технологии играют вспомогательную и организующую роль, а не подменяют собой аналитический и творческий процесс освоения фундаментальных знаний. Вот тут и есть место управленцам и экономистам, которые могут проявить себя в организации работы и оснащении школ, колледжей и вузов современным оборудованием, как это делается на уровне образовательных кластеров в России, а также в школах и колледжей Москвы, что дает неплохие результаты.
Формализм гораздо резче и губительнее проявляет себя в гуманитарной сфере, чем в сфере точных наук. Что же касается преподавания точных и естественных наук, то модные «инновационные подходы» должны носить исключительно вспомогательный характер, образование должно быть в основе классическим и фундаментальным. Именно такое образование развивает мозг человека, позволяет ему легко адаптироваться в любой среде и найти себя любой профессии в сложном будущем мире, а на уровне государства обеспечивает научно-техническое развитие и национальную безопасность. Именно поэтому тут должен быть неусыпный контроль за содержательной стороной образования со стороны государства. Все, что на научно-техническом уровне позволило уцелеть нашей стране и занять свое место в мире, было сделано людьми, получившим классическое российское и советское математическое, естественнонаучное и техническое образование, ценность системы которого неоспорима. Разрушение или дезорганизация этой системы равнозначна потере государственного суверенитета.
Завершая это краткое эссе, направленное в защиту естественных наук от идей новых «идеалистов от глобального прогресса», хочу отметить, что также нельзя недооценивать задачи сохранения и развития гуманитарного знания и образования, которое совершенствует, формирует и просвещает человека, дает ему ценности и смыслы. И это тоже вопрос безопасности государства и стабильности общества. Но об этом должен быть разговор отдельный.