В разговорах о Революции и Гражданской войне в России мы как-то незаметно утратили критерии сравнения и чувство меры
В разговорах о Революции и Гражданской войне в России мы как-то незаметно утратили критерии сравнения и чувство меры. И вот уже мэтр отечественного кинематографа шокирует общество финальным титром своего нового фильма: «Только в Крыму с 1918 по 1922 Россия потеряла 8 миллионов своих сограждан».
СМИ в рамках анонса процитировали, теленовости из премьерного Севастополя честно на всю страну воспроизвели… И еще раз. И еще.
Историки, конечно, передернулись, но как-то местечково, в частном порядке. Беда у нас с историческими обществами, сколько их ни создавай. Хоть бы (допуская плюрализм мнений) дискуссию по этому вопросу начали.
Вообще, Бунин не мой писатель, а поздний Михалков совсем не мой режиссер. И я бы ничего не сказал о «Солнечном ударе» — как человек предвзятый. Если бы не слова, прозвучавшие в анонсе фильма: «Как это все случилось, с чего это все началось», «какую страну загубили» и «как теперь с этим жить». А это уже не заявка на рефлексию, на эмоциональный вскрик (эмоцию предметно, вооружившись логикой и фактами разбирать — дело безнадежное), а на опыт художественного осмысления. Осмысление же — это как раз фактология, взаимосвязь и логика событий.
А вот здесь — полная беда. Ну какие 8 миллионов только в Крыму, если общее число жертв 1917−22 годов оценивается (учитывая плюрализм мнений) в 8 — 15 миллионов, плюс 2−3 миллиона эмиграции? Я понимаю, что разброс чудовищный, плюс-минус пять миллионов, но время такое было, не до точной статистики, очень многое — «со слов очевидцев», да «по свидетельствам участников». Например, Мельгунов живописует зверства большевиков, и его цитируют как первоисточник, а ведь он базируется на данных деникинской Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков — идеологизированной и излишне склонной к демонизации противника.
Я это упоминаю, чтобы пояснить, откуда такой плюрализм.
Наиболее точной оценкой считается общее число жертв 10,5 миллионов и 2 миллиона эмиграции. Можно ли поверить, что на Крым пришлось 8 миллионов, а на остальную Россию — 4,5?
Население Крыма до Революции не дотягивало до 1,5 миллионов. К 20-м годам сократилось до приблизительно 700 тысяч. Нужно, правда, учитывать изменения в территориальном делении — дореволюционный Крым это и часть Херсонской, и Николаевской областей. Послереволюционный — только полуостров. Но даже если некритично записать в «потери» всю разницу…
В ноябре 1920-го, на рубеже фронтальной фазы Гражданской войны (дальше уже были лишь мелкие очаги сопротивления), против армии Врангеля из 41 тысячи бойцов действовал Южный фронт Фрунзе из 190 тысяч бойцов. И даже если предположить, что полегли все поголовно…
После взятия Крыма по полуострову прокатилась волна красного террора. Известно о ней мало, преимущественно со слов очевидцев, случайных свидетелей событий и… от деникинской Особой комисси, на тот момент уже не действовавшей. Поэтому число жертв террора — снова с чудовищным разбросом — оценивают от 15 до 120 тысяч человек.
Ну откуда, откуда 8 миллионов сограждан, потерянных только в Крыму? Мне возразят — какое это имеет значение? Допустим, ошибка. Мы и так оперируем жуткими цифрами, разве есть какие-то сомнения, что Гражданская война была чудовищной катастрофой, не имеющей аналогов в истории гекатомбой, бессмысленной и беспощадной братоубийственной бойней с миллионами жертв?
Это и есть утрата критериев оценки. Что, например, означают повторяемые сегодня из раза в раз слова о бессмысленности этого конфликта? В современных работах читаем: «Гражданская война, по сути братоубийственная, никогда не заканчивается победой, на такой войне не бывает ни победителей, ни побежденных». Задумывался ли кто-нибудь, что это, по сути, самое страшное обвинение, фактически, приговор всем участникам конфликта? Они — Ленин, Троцкий, Сталин, Алексеев, Корнилов, Деникин, Врангель — бессмысленно воевали и без смысла положили миллионы?
Или какой-то смысл в свои действия они все-таки вкладывали? Всерьез рассчитывали победить? Важно ли нам сегодня знать и понимать идеи, приводившие в движение миллионные армии наших сограждан — или они для нас больше не существенны, с высоты наших широких морально-этических обобщений?
Этическая оценка в истории необходима, но вставать в своем осмыслении истории на позиции этического максимализма — значит просто загонять себя в тупик, в конце которого на пыльной стене написано: «неуч».
Бесспорно, любая война — это зло. Гражданская война, возможно, зло вдвойне, и никто не пытается эти утверждения оспаривать. Но один этический максималист довел эту логику до конца, объявив: «Вся история человечества — непрерывная череда кровавых войн и преступлений». Чем и поставил жирную точку в вопросе, после которой обсуждать, исследовать и анализировать в истории больше просто нечего — приговор ей вынесен и подписан.
Но мы-то, я надеюсь, хотим случившееся в нашей стране знать и понимать?
Конечно, Гражданская война была братоубийственной, и это повторяют из раза в раз. Это страшно. Но разве в этом заключалась суть конфликта? Ведь были причины, которые заставляли родных людей поднимать оружие друг против друга? Должны ли мы эти причины знать и в этих причинах разбираться?
Сегодня мы смело занимаем позицию над схваткой и под знаменами объективности и беспристрастности восклицаем: «Не было победителей и побежденных, а проиграла Россия, понеся неисчислимые жертвы». Или вот цитата из самого Никиты Михалкова — о фильме «Солнечный удар»: «…где судьба главных героев красной нитью вплетается в жизнь и гибель великой России, русского мира».
Даже боюсь поинтересоваться, где же я все это сейчас пишу, если все погибло, и Россия, и русский мир, еще тогда? Наверное, на том самом заоблачном этическом Олимпе, с которого объективисты восклицают: «Чума на оба ваших дома!»
На самом деле — наших дома.
Число потерь чудовищное — 10,5 миллионов. От этой цифры волосы встают на голове дыбом — почти 6,5 процентов дореволюционного населения. И даже точных статистических данных у нас нет, только прикидочные. А вот в Финляндии, например, такие данные есть. У наших соседей, а в недавнем прошлом — части Российской империи, тоже была гражданская война. Своя, между своими красными и белофинами. Так вот, Национальный архив провел серьезнейшую работу и сообщает: красногвардейцев в результате боев 1918 года погибло 5 199 человек, белых — 3 414 человек, других — 790.
А ведь противостояние было ожесточенным, закончилось немецкой интервенцией на стороне белофинов, разгромом финских коммунистов…
Вот она — европейская альтернатива нашей безумной бойне?
А из чего вообще складываются число наших потерь? Известно ли широкому читателю и зрителю, что вообще-то Гражданская война велась на просторах нашей необъятной страны относительно малыми силами? Да, к 1920 году численность Красной армии достигла максимальной — в 5 миллионов человек. Но ее «боевой состав», то есть вооруженный и непосредственно участвующий в боях, не превышал 600‑700 тысяч штыков и сабель. Остальное — учебные отряды, тыловые подразделения, трудармия.
Почему такая странная картина? Все просто — оружия не хватало. Аналогичная картина наблюдалась и у белых.
Отсюда и численность боевых потерь: за 1918‑20 годы, то есть за активную фазу Гражданской войны, в Красной армии убито и умерло от ран 146 тысяч человек; попало в плен или пропало без вести — 162 тысячи. Соотношение сил красных и белых было примерно одинаково, и потери белых должны быть одного порядка.
Потери пока не ужасают? Нужно расширять временные рамки. В советской историографии к Гражданской войне относили события 1918−20 годов. В современной — 1917 — 22-го. И вот новые данные: Красная армия потеряла 950 тысяч человек. Белая армия (и различные подразделения национальных армий) — 650 тысяч. Зеленые — анархисты, участники крестьянских выступлений, в том числе под флагами эсеров или меньшевиков (Тамбовское восстание, например, было организовано членами эсеровской партии) — 900 тысяч. Уже — 2,5 миллиона.
Два с половиной миллиона боевых потерь — в результате сражений красных и белых, в результате интервенции стран Антанты, в результате Советско-польской войны (только в польских концлагерях оказалось до 170 тысяч красноармейцев), в результате антисоветских восстаний, борьбы с атаманщиной на Дальнем Востоке и басмачеством в Средней Азии.
Добавим жертв террора — красного, белого, зеленого. Это, согласно современным оценкам, еще 2 миллиона человек. Итого общее число жертв — 4,5 миллиона. Много это или мало? Не берусь судить. Но факт остается фактом — к ним добавляют 6 миллионов человек, погибших в этот период от голода и эпидемий. 21−22 годы — голод в Поволжье. Но и эпидемии — существенный фактор смертности.
Насколько оправдано записывать потери населения от этих факторов в непосредственные жертвы Гражданской войны? Вновь не берусь судить, но приведу один факт — как правило упускается из виду, что на 1918−19 годы пришлась пандемия Испанского гриппа, «испанки». Его жертвами в мире стали от 20 до 100 миллионов человек. Точных статистических данных о распространении гриппа в охваченной войной России нет, но нашу страну он точно не миновал. Примерное число жертв «испанки» у нас оценивают в 2 миллиона человек.
Можно добавить дополнительные факторы смертности, посчитать провал в рождаемости и довести общие демографическиепотери Гражданской войны до 13, 14, 15 миллионов человек. Некоторые так и делают.
Снова обратимся к финскому опыту. Наши соседи, как нетрудно убедиться, посчитали только боевые потери — 9,5 тысяч человек, красных и белых. А между тем, в результате красного террора погибли 1 424 белофина. Поражают масштабы террора, развернувшегося после победы белых при поддержке Германии: казнено 7 370 сторонников социалистов. Более 11,5 тысяч коммунистов или заподозренных в сочувствии к ним умерли в концентрационных лагерях. Всего в концлагеря и тюрьмы на территории Финляндии были брошены до 90 тысяч человек — для сравнения, общая численность отрядов Красной гвардии составляла примерно 80 тысяч.
Но вот концлагеря в финской историографии называют роковой ошибкой и относят эти события к периоду после гражданской войны.
Эмигрировало из маленькой Финляндии, спасаясь от белого террора, еще порядка 10 тысяч человек. А жертв голода и эпидемий, которые также не обошли страну, финнам в число жертв своей гражданской войны включать даже и в голову не пришло.
Так что это только у нас история сплошной непрекращающийся кошмар, на этом фоне и утверждения о 8 миллионах потерь в Крыму не столь существенны — ну увеличится общее число жертв Гражданской еще на несколько миллионов…
Или все-таки хватит?
Уважаемое Российской историческое общество! Может быть, все-таки стоит начать этот разговор?