Обозреватель Центра политического анализа, историк и публицист Михаил Захаров о проблемах и противоречиях сетевых флешмобов
Интересно, что кампания про «Я-не-боюсь-сказать» и вся история с РПЦ и ювенальной юстицией (и вообще историями про «зверства» родителей в отношении детей) являются (при разности мнений и знаков) одним и тем же медиа-феноменом — когда экстремумы выдаются за социальную норму. Это, разумеется, не означает, что самого явления нет или обращать на него внимания не надо, но это примерно как судить об уровне пьяных убийств на основании живописных подробностей из пресс-релизов СКР. Или интерпретировать реальность на основании фильма «Повелитель мух» (тогда, кстати, детей не то что пороть надо — лучше вообще от их заведения отказаться, а уж если «так случилось», то немедленно сплавить «эту пакость» куда-нибудь).
И при таком «медиа-подходе», что характерно, уравниваются слабо или никак не коррелирующие явления. В нашем случае ряд примерно такой: «криминальные изнасилования-харасмент-подросковый нед…еб — педофилия» (все в одну кучу) или — в случае с рассуждениями о телесных наказаниях — «откровенные зверства маньяка-отца/отчима — та же педофилия — туманные воспоминания о „трудном детстве“ — пара десятков подзатыльников, два из которых были ни за что». Меж тем как опыт каждого уникален, обстоятельства дают явно разные «составы преступления», а социология (в случае с телесными наказаниями для детей — по изнасилованиям никакой социологии, понятно, нет) вообще дает третьи данные. Ну вот ВЦИОМ что давал, например.
И, знаете, я еще одну неполиткорректную и злую вещь скажу про «я-не-боюсь-сказать» (кстати, а авторы слогана точно не имели в виду народное и широко известное в узких кругах выражение «сказал, не зассав»?).
Так вот: выступающим с такого типа откровениями и предваряющими их весьма оригинальным соображением про «важность и нужность», стоило бы понимать «как слово наше отзовется». Хотя это вовсе необязательно, но в целом мне представляется невредным, ради избавления от последующих реакций типа «боль, страдание, пора-валить».
Под «важностью и нужностью» такого типа флешмобов понимается традиционно то, что акция задает тренд в общественном развитии, меняет сознание. Меж тем, тут мы имеем дело с классической подменой причин и следствий. Флешмоб — скорее (или обычно, почти всегда) является фиксацией уже изменившегося состояния некоей социальной страты, уже реакцией на перемены, которые, вполне вероятно, давно произошли. То есть — никакого толчка, тренда или даже, по Штирлицу, «информации к размышлению» акция не предполагает. Она даже не ангажирует никого, кроме «людей с прекрасными лицами» — то бишь по определению единомышленников.
Но в рамках политико-бюрократической системы (любой, здесь Россия не является территорией-исключением ни в позитивном, ни в негативном смысле) реакция разных групп акторов может быть двух типов — полное отрицание (вар. умолчание) либо использование в своих узко-специальных целях. Что с негативной — то есть строго отторгающей, то это не так интересно: вряд ли кто-то из акторов, за вычетом медиа-отморозков, рискнет всерьез поддерживать тех же насильников, поскольку «акция заказана лобби против насильников».
Позитивная реакция в рамках системы интереснее. Если огрублять, то есть несколько групп бенефециаров, которые в рамках ныне функционирующей политсистемы и ее практик могут позитивно отреагировать на такого типа акцию.
Первый тип — парламентарий или общественник, защитник женщин от насилия. Назовем его/ее для краткости «Мизулина» (все совпадения, естественно, случайны). Реакция: внесение в парламент инициатив по увеличению сроков до изнасилования до 140 лет, заменяемое по просьбе прокуратуры в рамках досудебной проверки распятием.
Второй тип — крупнопогонные и многозвездные генералы. Для простоты обозначим его как «Маркин». Реакция: внесение «пакета Яровой, версия 7.0», регулирующего просмотр порносайтов и фейсбука для лиц старше 12 лет без справки об импотенции. Также пакетом будет устанавливаться смертная казнь через четвертование для родственников насильников, заменяемая штрафом в 10 триллионов монгольских тугриков. Ну и плюс всякие мелочи, вроде введения комендантского часа в городах, где было совершено изнасилование после 15:00 каждого четверга.
Третий тип — чиновники профильных ведомств, для простоты «Скворцова». Тут несомненно будет разработана «Стратегия по противодействию насилию и содействию жертвам сроком до 2030 года», целью которой будет уменьшение числа жалоб втрое и внедрение современных цифровых методов сообщения об изнасилованиях («Карта изнасилований») с вариантом ресурса для слепых и англоязычных. Помимо этого, без сомнения будут отпечатаны тиражом в миллион экземпляров красивые брошюры стоимостью в авианосец. Брошюры, кстати, могут быть отпечатаны и предыдущими группами акторов.
Наконец, четвертый тип — оппозиция или «Навальный». Реакция 1: поддержка акции, затем обвинение в адрес «власти», что она стремиться уничтожить все самое светлое в мире, а именно — изнасилованных женщин. Реакция 2: обвинение «Мизулиной» в том, что она сама насилует мужа и половину населения России, уникальное и правдивое расследование о том, брошюры «Скворцовой» стоили как 25 авианосных групп и «куда пошли деньги мы все сами знаем». И наконец, констатация, что до прихода оппозиции ко власти женщин так и будут насиловать, поскольку в этом виноват лично Путин.
Ну вот как-то так и будет выглядеть позитивная, подчеркну, реакция. Но, наверняка, акция «важная и нужная». Не буду спорить.