Конфликт России и Украины сегодня - это не конфликт идеологических мантр, это часть системного конфликта векторов развития украинского и российского общества
В интернете появилась запись разговора бывшего премьера Украины Юлии Тимошенко с ее доверенным лицом, где она на чистом русском языке с правильно расставленной ненормативной составляющей проклинает Россию и «кацапов», даже якобы грозит русских с лица земли стереть, сжечь немирным атомом.
Мелкий и как будто бы не заслуживающий внимания эпизод, если бы не маленький штрих с русским языком.
Занятно, но что-то похожее уже было: так, скажем, графиня Кушелева и княгиня Оболенская после Аустерлица на чистом французском языке костерили Наполеона, Францию и всех французов. А к хору аристократических кумушек присоединяли свои голоса порой и французские эмигранты. Эмигрантов утешали, говорили, что, мол, «мы знаем и другую Францию». Ну, как на Украине, примерно, некоторых российских либералов облизывают сегодня. Мол, «есть и другая Россия, Россия Сахарова, а не Россия Путина…» Патетически так говорят, достойно, с немного театральной горечью, головушку склоняя к микрофону.
Аристократические дамы и высокие государственные чины когда-то впервые всерьез занялись в годы перед нашествием Великой армии учить русский, такое было время патриотическое. Вот и в последние годы незалежности на Украине интеллигенция и чиновники решили также все-таки выучить украинский. На публике почти все говорят по-украински, в быту же часто предпочитают русский, на котором и ругают Россию и «москалей».
Ведь не в русском языке, не в сале и горилке, не в Петлюре или Шевченко, и даже не в самостийности и незалежности Украины как таковой заключается противостояние с нами сегодня.
И горилку можем вместе ведь выпить, и салом ее закусить под песни Высоцкого. В прошлом так и было, и дальше анекдотов «противостояние» как-то не особенно заходило. Ну, бывало, кто-то кому-то дал в ухо… Пустяки!
К чему я веду? Конфликт России и Украины сегодня — это конфликт не русского и украинского языков или надуманных исторических мифов, идеологических мантр, это часть системного конфликта векторов и перспектив развития украинского и российского общества, формирования элит и государственного строительства в границах всего бывшего СССР. Этот конфликт лишь маскируется под национальный, культурный, идеологический или межгосударственный, но на самом деле он носит более глубокий характер. Именно поэтому противостояние так легко преодолевает границы постсоветских республик. Реальные баррикады стояли в Киеве, а невидимые барьеры разделяли и разделяют сегодня людей, проходят сквозь их умы и сердца в Москве, Минске, Тбилиси, Ереване, Астане, Ташкенте, Вильнюсе, Таллине, Риге и Кишиневе. Почему?
Современная Россия обладает пятым в мире ВВП по паритету покупательной способности, опережая по этому показателю любую из стран Евросоюза, не исключая и Германию, владеет очень крупными золотовалютными резервами и демонстрирует способность осуществлять стратегические проекты, содержать современную армию и проводить достойную социальную политику.
Но, хотя Россия имеет неплохие количественные показатели в экономике, она также демонстрирует и качественные недостатки, такие как низкая производительность труда, в целом низкая инновационная восприимчивость производства, порой примитивный менеджмент, довольно архаичная система государственного управления, высокий уровень легальной и нелегальной «административной ренты», ограниченность конкуренции в ряде сегментов рынка, недостаточность развития финансовых институтов, высокая зависимость от экспорта сырья, фрагментарность научного потенциала, относительная примитивность политической структуры и частичная декоративность ряда демократических институтов.
Иными словами, наблюдаются многие хорошо известные болезни общества переходного периода с некоторой национальной спецификой и, скорее, азиатскими, нежели европейскими, характерными особенностями, что обуславливается, в том числе, известными историческими причинами.
Как показывает опыт ряда «азиатских тигров», подобные черты и элементы отсталости успешно преодолеваются и изживаются со временем, по мере развития общества, наращивания человеческого капитала и управленческого опыта, диверсификации экономики и укрепления конкурентоспособности в череде преобразований под спасительным зонтиком патерналистского государства (при условии мирного развития и последовательного проведения государством ответственной, прагматичной и реалистичной политики). Жернова истории мелют медленно, но неумолимо, тому пример Япония, Тайвань, Сигапур, Гонконг и Южная Корея.
Надо отметить, что такая реалистическая политика некоторых государств догоняющего развития, представляющая собой своеобразный вариант современного переиздания политики протекционизма (часто при внешне фритредерском оформлении), позволяет создать мощную национальную экономику в условиях государственного «инкубатора», которая со временем становится способной уже на равных конкурировать с развитыми экономиками либеральных государств северного полушария. И лучше всего это сделать удалось странам Азиатско-Тихоокеанского региона («восточным тиграм»), менее эффективно это получается у Индии, Турции или Бразилии, и вовсе не получилось в странах Восточной Европы (бывшего советского блока) и в республиках Прибалтики.
В этих старых и новых восточноевропейских странах, где значительная доля активного населения мыслила себя как часть объединенной Европы, возобладала идеология и политика ускоренной интеграции в Европейский Союз. Ими фактически была сделана попытка «большого скачка» в европейское будущее. Применялась в той или иной форме «шоковая терапия», был сознательный отказ от «инкубаторской» стадии развития. Не было того спасительного зонтика патерналистского государства с явными или чаще скрытыми протекционистскими барьерами, затрудняющими и ограничивающими слишком активное встраивание национальной экономики, политики и управления в мировое пространство (как, например, в странах Дальнего Востока).
Снося экономические барьеры, страны Восточной Европы в конце прошлого века бросились в объятия Европейского Союза и потерпели неизбежный урон: их слабые молодые экономики оказались неконкурентоспособными и стали легкой добычей западных партнеров. Руины болгарской, словацкой, венгерской, румынской промышленности и сельского хозяйства, проблемы республик Прибалтики и бывшей Югославии, полное подчинение финансовых институтов всех этих стран международному капиталу тому живое свидетельство. В лучшем положении оказались Чехия и Польша, многое приобрела Восточная Германия, но даже эти страны и регионы испытали большие трудности на пути евроинтеграции, которые и до сих пор до конца не преодолены.
Не будем подсчитывать, выиграло ли в целом население этих стран от присоединения к европейской семье за последние два десятилетия, очевидно, что какие-то группы оказались в выигрыше, какие-то проиграли, и это уже свершившийся факт. В разных странах дело обстоит по-разному, но кажется, что экономические показатели большинства из них были бы сегодня более значительными, если бы не давешняя поспешность их правительств в деле экономической интеграции.
Однако интересно отметить, что имеет место очевидная тенденция: чем дальше государство отстоит от Брюсселя к юго-востоку, тем тяжелее проходит процесс евроинтеграции, тем острее шок от столкновения архаики с современностью, уникальности с унификацией, автаркии с открытостью.
Советского типа патернализм в процессе евроинтеграции исчезает или уходит на второй план, а открытость оказывается для экономики и социальной сферы весьма разрушительной. Говорят, экономическая свобода разрушает, чтобы потом создать новое, но это «потом» там все так и не наступает десятилетиями, старое-то гибнет, но вот новое растет медленно, и все общество в результате долго и весьма тяжело болеет.
Запад ведь продвигается на восток не только из геополитических соображений, но также и потому, что ему это пока еще выгодно, он захватывает новые рынки, открывает их в ходе проекта евроинтеграции, используя как ключ или отмычку либеральную идеологию и мифологию «открытого общества», и быстро разрушает и подчиняет политику, финансы и материальное производство сравнительно отсталых стран. В этом можно увидеть даже современное переиздание неоколониализма.
Необходимо вспомнить, что и Россия в девяностые годы прошлого столетия под влиянием европейских идей и либеральных ценностей тоже пошла по этому пути, в 1992 году интеграционный проект начал реализовываться и у нас. Вот только готовность власти, общества и бизнеса к такому движению оказалась крайне низкой, в первую очередь, из-за слишком долгого, семидесятилетнего пребывания в совершенно ином советском укладе жизни. Нам повезло, что мы просто не смогли сами двигаться дальше, и со временем вынуждены были начать смещать вектор своего развития.
Ведь всего за пять лет движения в сторону Запада мы так повредили свою экономику, что когда произошел азиатский кризис 1998 года и упала цена на нефть, жившая не по средствам Россия объявила дефолт. Российский либеральный экономический проект дал сбой.
Потом последовала военная акция НАТО в Белграде в 1999 году, и рухнуло доверие к доброй воле западных партнеров. А дальше «вторая чеченская война», консолидация старых и новых элит, отстранение от власти самых агрессивных компрадорских олигархических групп, подъем цен на энергоносители, военно-стратегические вызовы со стороны НАТО, угрозы международного терроризма, мировой кризис 2008 года — и вот либеральный российский интеграционный проект оказался практически закрыт. Мы незаметно и плавно фактически встали на азиатско-тихоокеанский путь развития, путь патернализма, протекционизма, умеренного авторитаризма, классический путь «восточного тигра», и сегодня пожинаем первые плоды этого выбора.
Восток наш выбор явно поддерживает, по крайней мере, Китай. Но этот же выбор России не отвечает интересам развитых государств с либеральной экономикой, пугает компрадорские элиты многих стран Восточной Европы, вызывает напряжение в ряде бывших советских республик, где все еще продолжается борьба за определение пути своего развития. Если в Белоруссии и Казахстане выбор делается, по крайней мере на уровне правящего класса и большинства населения, в пользу пророссийского пути, то государства Прибалтики окончательно выбрали объединенную Европу и уже получили от этого много проблем. А вот некогда искусственно собранная из разных частей бывшего СССР Украина находится на распутье, внутри нее идет борьба за выбор пути развития, сегодня уже угрожающая ее целостности.
Да, на Украине идет борьба, причем не только на видимом поверхностном, но и на самом глубинном уровне, не только, и не столько за статус русского языка, не за трактовку истории, не за национальные символы, даже не за федерализм или передел собственности, идет борьба за «европейский» или «азиатский» выбор, и потому вроде бы внутреннее национальное противоборство пересекает границы государств и преодолевает языковые барьеры.
Можно сказать сегодня, что тот же киевский Евромайдан терпит поражение в Москве, а Антимайдан торжествует в Крыму, активная борьба с неявным исходом идет на украинском Юго-востоке.
И в этой связи не удивительно, что украинский вождь евроинтеграторов Юлия Тимошенко проклинает русских на Украине на русском же языке. Ведь она не любит русских не за то, что они русские, а потому, что они не разделяют ее ценности и взгляды. Язык — это внешнее, выбор вектора пути развития общества — это внутреннее, самое сегодня главное, важное.
В Киеве в феврале одержали кажущуюся победу евроинтеграторы — интеллигенция, буржуазия и радикалы. Понятна и такая структура движущих сил: ведь городская интеллигенция видит себя во главе процесса евроинтеграции по культурным основаниям, компрадорская буржуазия хотела бы «снять пенки» евроинтеграции, захватить и поделить остатки национального богатства с партнерами, наивная националистическая «пехота» в основном из Западной Украины жаждет социальной справедливости и национальной гордости в духе штурмовиков Штрассера, а их предводители надеются на европейские инвестиции, американские подачки, ну, конечно, и на легальный рэкет.
И вот киевский интеллигентный патриот, днепропетровский олигарх и львовский безработный оказываются вместе на майдане, и как только украинский президент по вполне рациональным соображениям отказывается от подписания кабального договора с Евросоюзом, кидаются в бой «аки лев рыкающий».
Иное дело — Юго-восточные промышленные регионы. Там отчетливо ощущают возможность краха своего относительного благосостояния в условиях открытости Европе, там есть запрос на патерналистский государственный «зонтик», для них скорее благом представляется «восточная интеграция» в Таможенный союз при условии сохранения суверенитета для обеспечения своих интересов.
И вот на Антимайдане вместе оказываются донецкий шахтер, херсонский предприниматель, харьковский бюджетник. Те, кому евроинтеграция, возможно, сулит разорение, безработицу, прозябание.
На Антимайдане — русский язык, георгиевская лента и российский флаг. А на Евромайдане с другой стороны Бандера, галицийский лев и пресловутый трезубец.
Это лишь символы, боевые знаки, не более того. А в глубине понимание: если победят майданщики, то евроинтеграция станет необратимой, тогда, вероятно, Юго-восток Украины подвергнется неоколонизации при участии киевских политиков и днепропетровских олигархов. Тогда Юго-востоку придется заплатить своим «жирком» за мужественное стояние на майдане благородных киевлян, храбрых западенцев и всякого прочего люда под руководством мудрых олигархов. Жирка, правда, хватит совсем ненадолго, потом придется всем вместе затягивать пояса, кроме, конечно, тех самых мудрых олигархов.
Угроза распада Украины для евроинтеграторов при таком раскладе — как нож острый: без Юго-востока «новое-старое» руководство Украины войдет в семью европейских народов бесприданницей, значит, сливок и пенок не будет, а будет тусклая судьба бедной правящей элиты Македонии или Болгарии, и это в лучшем случае. Вот потому так бьются за Юго-восток сегодня Юлия Тимошенко, Петр Порошенко и Виктор Яценюк, не ради идеи целостности незалежной державы, а чтобы преподнести европейским и американским «женихам» ценные регионы Украины, так сказать, сервированными на блюде.
А что, если вдруг падет самозваная власть в Киеве под бременем проблем, если на Украине после долгих смутных лет все же восторжествует «восточный вектор», произойдет интеграция в Таможенный союз, состоится окончательный поворот в сторону России?
Что же, тогда мудрые олигархи потускнеют, полиняют, киевская интеллигенция отправится по домам, а западенцы почешут макушку и поедут тихо строить дачи в Подмосковье. В этом случае новые власти национальную идеологию сильно откорректируют, ультрарадикалов и некоторых олигархов посадят в тюрьму, русский язык сделают вторым государственным, а далее дела будут двигаться примерно также, как в Астане, Москве и Минске с некоторыми национальными украинскими особенностями, безусловно.
Представляется особенно позитивным в такой гипотетической модели «восточной интеграции» для Украины, что она не станет «пожирать» экономику киевлян или галичан, а принесет им со временем благосостояние, правда, в обмен на часть политических свобод, но в цивилизованной форме без ущемления прав и свобод личности. Читать и писать можно будет все, что угодно, а вот врываться в парламент, прославлять нацистов с трибун, кидать в милицию бутылки и камни, ставить палатки на главной площади Киева, наверняка запретят. Если смотреть объективно, то именно «восточная интеграция» в перспективе отвечала бы интересам подавляющего большинства украинцев, а вот евроинтеграция в конечном итоге принесет выгоду лишь немногим как на Юго-востоке, так и на Западе Украины, особенно если рассматривать данную альтернативу всесторонне, с учетом всех вариантов и возможностей.
Но, к сожалению, сегодня от имени народа Украины принимает решение кучка богатых предпринимателей, продажных политиков, ангажированных политтехнологов, открыто направляемых разными международными организациями и силами. Какова будет судьба несчастной Украины, мы не знаем. Крым и Севастополь уже выбрали благую часть, им теперь ничего не грозит. А что будет с «жемчужиной у моря» Одессой, с Харьковом или Херсоном? Мне искренне жаль украинскую интеллигенцию: боролись за справедливость — получат наглую власть олигархов, боролись за благосостояние — получат безработицу, боролись за независимость государства — получат жалкую судьбу жителей лимитрофа. Стоит ли делать такую революцию, чтобы потом обречь Украину на жалкое прозябание на задворках Европы?
Но вернемся из Украины в Россию. Здесь тоже волнуется европейски ориентированный средний класс, в основном, в Москве.
Действительно, перед каждым сознательным представителем гражданского общества или политического класса в России стоит та же дилемма: поддержать «восточный», патерналистский, умеренно авторитарный эволюционный путь развития с опорой на собственные ресурсы по «плану Путина», или же еще раз попытаться через модернизационные преобразования, опираясь на помощь развитых стран Запада, совершить прорыв в будущее, новый «большой скачок».
Стоит ли так рисковать? Ведь путь «азиатского тигра» в умеренно авторитарной фазе бывает не слишком долог, как показывает мировой опыт, потом государства вскоре входят на равных в группу мировых лидеров на основе открытости и широкой демократии, но входят сильными, политически мудрыми и экономически здоровыми. А вот за евроинтеграцию не придется ли слишком дорого заплатить? Ведь с этим все уже всем очевидно! Сколько можно питать бессмысленные надежды и жить устаревшими мифами?
Полагаю, что не нужен и опасен для нас преждевременный дрейф в сторону Европы, лучше нам идти в будущее проверенной азиатской «тигриной тропой». Сама ситуация сегодня благоприятствует: санкции Запада сейчас как раз ко времени, они помогут окончательно избавиться от иллюзий и придадут нам новый импульс к развитию с опорой на свои национальные силы и собственные возможности. Жаль только, что Украина не может пока встать рядом с нами на этом пути.