Каким может стать поколение, все измеряющее в терминах физики? Можно ли измерить цинизм, предательство, преступление?
«We're certain to succeed» — доносился из 1986 года обрывок песни Дэвида Боуи «Absolute Beginners». К концу 80-х мы уже много лучше знали английский язык. Но мы чувствовали не простую «уверенность» или «надежность», как можно перевести слово «certain». Слово «sentenced» со всей его необратимой надежностью приговора всегда заменяло легковесное «certain». Мы слышали это слово именно потому, что были приговорены жить в новом государстве, в новом обществе, которое отрицало все детские привычки, приобретенные за годы жизни в СССР. Нас приговорили лишить детства, даже памяти о нем, ведь память всегда должна за что-то уцепиться, но новое общество предстало отполированной поверхностью. Мы были слишком уверены в правильности прочтения слова «succeed», значения которого изобиловали «успехом», «достижением цели» и «преуспеванием». В изобилии подобных значений мы не разглядели единственно верного, которое будет раскрываться всю нашу жизнь. Так, лишенное детской памяти, вступало в жизнь поколение супер-новичков, которое я абсолютно произвольно определяю по годам рождения с 1975 по 1980. Почему «супер»? Потому что наше поколение могло рассчитывать только на будущие успехи.
Young and Lovely
Мое поколение начало очень хорошо. В этом уже можно было предвидеть необходимость его последующего падения. Перестройка, которую сейчас можно оценивать по-разному с точки зрения инициации (заинтересованных групп) или с точки зрения результатов, для нашего поколения сыграла исключительно важную, но незаметную роль. Ее значение только постепенно будет раскрываться для нас, сделав нас навсегда полупоколением. Будучи не в том возрасте, чтобы оценивать хитросплетения закулисных переговоров и борьбы бульдогов под ковром, перестройка даровала нам свободу от цинизма. На наших глазах падала Берлинская стена, и происходили изменения в других странах соцлагеря. Сейчас можно спокойно — или в порыве бессильной ярости — перечислять проигравших, но для нас это были неоспоримые политические события. А событие всегда несет с собой момент очищения, даже если его последствия нам говорят об обратном.
Никакой цинизм, столь долго развивавшийся в недрах брежневской эпохи и последующей череды смертей генеральных секретарей, не мог сохранится в условиях исторической эпохи, которая опережала саму себя.
Она забегала вперед как с точки зрения прогнозов информированных инстанций (известен прогноз ЦРУ о распаде СССР к 2000 году, видимо он как-то был связан с обещаниями КПСС предоставить каждой семье — отдельную квартиру), так и с точки зрения готовности многих стран, включая СССР, контролировать социальные процессы. Эволюционно сформированная в недрах эпохи 70-х и соответствующих ей институтов толстая кожа политического цинизма не перешла нашему поколению по наследству. Как нам не перешла и инерция этой эпохи. Лозунг «Время, вперед!» вновь стал актуален для нашего поколения, которое не видело ничего, кроме постоянно укоряющейся смены событий. Для нашего поколения эта скорость стала подсознательной политической нормой.
Сейчас можно с полной определенностью сказать, что подобная скорость не всегда является благом, по крайней мере большая информированность о том, что же должно стать политическим пределом всех событий (предположим, правовое демократическое общество), позволило бы отличить сразу появляющихся в таких ситуациях «манипуляторов событий» от тех, кто возможно знал, что событие — это экстремальная форма существования политики. События должны были кончиться, но чем? Ведь все так жаждали новых событий, что «манипуляторам событий» удавалось любое свое действие представить не как уже целенаправленное и выгодное политическое действо, но как новые события, безусловно истинные, потому как они именно события, то есть нечто неотвратимо сбывающееся. Для нашего поколения осталась одна скорость без политического и экономического содержания. Чистая политика и экономика как таковые, что никогда не может исполниться в действительности. То есть наше поколение жило, не понимая, что оно никогда не обретет своего, именно своего политического и экономического исполнения. Политика и экономика с четко прописанными правилами были нам чужды, ведь они так не соответствовали скорости зефирной политики и экономики, которые только соответствовали нашему «героическому» мировоззрению. Да, я имею в виду Зефир — ветер, бурей проносящийся по восточной части ойкумены, превращаясь в легкий и приятный ветерок в западных ее пределах. Здесь не следует цитировать стихи Тютчева о том, «кто посетил сей мир / в его минуты роковые!» Хоть в них и проглядывает сцена античного амфитеатра (не зря стихотворение названо «Цицерон»), нам больше подходил древнегреческий эпос. Ведь все события в своем начале имели именно мифологизированную сцену — сцену противостояния гигантской Советской империи и божественной Западной демократии. «Гигантомахия» — вот истинный политический и экономический сценарий для нашего поколения. Но потом дал о себе знать и наш Тартар.
Внезапно оказалось, что наши родители вовсе не подходили божественному порядку, к которому мы давно уже привыкли и считали своим.
Так банально и зловеще проявилась неспособность всей советской системы к политическому и экономическому реформированию.
Да и было ли оно, реформирование, если нельзя было отличить события от манипуляций? Или сама неспособность реформироваться порождает манипуляции в качестве замены реформ? Так или иначе, но наши родители точно принадлежали к миру гигантов, но никак не богов. И многим из нас удалось почувствовать колебания земной тверди, когда они низвергались в Тартар. Удивительно, но они как нельзя более удачно подходили на роль промежуточного поколения, коими были и гиганты в древнегреческой мифологии. Это поколение еще помнило 60-е и оттепель, но не успело достичь командных высот. Сказалась инерция 70-х, заснувшего времени. Но и теперь они не подходили для новых скоростей, которые создавались уже совмещением событий и простых «манипуляторов», политиков, которые поняли, что политика события оправдает все, все сотрет и везде успеет. Наши родители просто не успели. Для многих представителей нашего поколения это стало личной трагедией тогда, но сейчас можно говорить о трагедии целого поколения. Наше поколение оказалось без прошлого. Сначала личного, которое олицетворяло «падение» наших родителей, потом коллективного. Но разве может быть прошлое у зефирного поколения, поколения ветра, за которым не стоит прагматичность ветряных мельниц? Оказалось, что даже ему нужно иметь прошлое. Но пока вся политическая и экономическая власть сосредоточилась в руках конфликтующего, но одного поколения. Поколения, еще имевшего толстые наросты цинизма 70-х, но достаточно удачливого в скоростных политических упражнениях. Оно шло за поколением наших родителей, но закономерно его обогнало именно благодаря цинизму. Так вот они, «манипуляторы» событий! Но я не уверен, что они даже задумывались об этом в 90-е. Оказывается, в земных условиях скорость Зефира всегда в конечном итоге проигрывает скорости цинизма. Да и что богам до цинизма людей? А пока кто-то из нас только чуть-чуть почувствовал трясение земной тверди, но это никак не укладывалось в нашу историю — историю зефирного поколения событий. Это жестокая случайность, но мы все равно будем первыми, «we sentenced to succeed», и никогда не будет положен предел нашей скорости. Но в спешке мы не разглядели второго, угрожающего прочтения слова «succeed», а именно судьбу навсегда остаться лишь восприемниками, второстепенным приводным механизмом, которое только доводит дальше решения настоящих политических и экономических деятелей. Но, как оказалось впоследствии, именно это прочтение и было единственно верным. А «достижение цели», «реализация надежд», «объединение старого и нового, клином сошедшегося на нас», были всего лишь иллюзиями, которые растворились в тумане стоячего воздуха так же быстро, как наступает сам туман, когда уходит ветер.
Но уже в конце восьмидесятых поколение политических событий начало находить свою траекторию. Она была настолько прямой, что и назвать ее траекторией будет крайне сложно. Скорее, это была идея траектории в платоновском смысле. Да и ее исполнение было окружено столь же мифологизированными обстоятельствами. Западный ветер Зефир наконец устремился к своим первоистокам, то есть туда, где он превращается из политической бури событий в легкий ветерок, то есть на Запад. И так, в полном соответствии с рассказами древних и опираясь на возможности родителей (если они были на тот момент еще сохранены либо уже получены), зефирное поколение стало расщепляться по территориальному признаку. Теперь это поколение измеряло себя не в «километрах в час», а в «милях в час».
Скорость, божественный дар моего поколения, приобретала вполне конкретные земные черты. Какой Ревун сейчас может создать звук такой силы, чтобы собрать все поколение, буква за буквой, П-О-К-О-Л-Е-Н-И-Е?
Прошлое имеет свойство долго проглядывать сквозь пыль ушедших лет, но наше прошлое просто стало пылью, поднятой ветром. Да и могло ли оно быть чем-то иным для зефирного поколения? Зефирное поколение, испытавшее божественный глас события, вообще должно было исчезнуть, не перенеся этого гласа. Зефирное поколение и исчезло, как не может быть поколения без прошлого, без памяти. Мы стояли в тишине глаза торнадо. И только иногда, на фоне безоблачного неба, по каким-то причинам исчезали одни из нас. Мы не заметили, как поколение стало распадаться. Этот лавинообразный распад поколения шел до 95 года минимум. После этого года поколение исчезло. Остались только его представители, некоторые из которых стали искателями уже другой событийной реальности, потому что иной реальности они не знали. Так они могли длить удобную для себя нишу зефирного поколения, чьи паруса никогда не оскудеют ветром. И тут мир, ближе к концу 90-х, внезапно «встал», будто напуганный чередой других событий, кровавых событий по всему миру. Возможно, они являлись закономерными наследниками событий начала 90-х? Но чем они отличались? Возможно именно тем, что их можно назвать эхом событий, искривлением события до той точки, когда событие перестает быть событием и становится эффектом, результатом воспроизводства («эффект домино» в политологии). Их можно легко определить и по геополитическому ведомству как закономерный процесс распространения локальных конфликтов в мире, который стал асимметричен, и многие регионы земного шара потеряли постоянный статус, единственный дар холодной войны. Теперь события стали тем, что нужно избегать, а не встречать. Поколение событий исчезло. Зачем оно нужно в мире, где события стали равны катастрофе или геноциду? Зачем оно нужно в мире, который разогнался до такой степени, что с его поверхности стали буквально сдираться целые страны и народы? Это мир нужно было затормозить во что бы то ни стало. Даже ценой иллюзий целого поколения когда-то большой страны. Эти иллюзии стали опасны.
Ground Control
Strung out in heaven's high
Hitting an all-time low
«Ashes to Ashes», David Bowie
Начался процесс медленной эволюции людей, принадлежавших к когда-то самоуверенному и гордому поколению скорости. Но разве не за гордость и самоуверенность наказывают боги? И поколение за свою легкость конца 80-х было наказано тяжелой эволюцией. Ведь оно выросло в мире чудесных политических событий, в котором просто не нужно было иметь навыков выживания, единственное, что требовалось — зефирная скорость. Наше поколение — это серферы событий, а не винтики политического процесса, каким бы этот процесс не был. Нужно было усмирять скорость и будто аквалангистам (этот вид отдыха стал внезапно популярен в конце 90-х) придумывать, чем «прибить» себя к земле, какие грузила еще нужны, чтобы снизиться — приблизиться к тем уровням, на которых шли политические процессы по всему миру. Поколение уходило на дно, которое в обычной ситуации никак не выглядело бы дном, а обычной политической поверхностью. Но для поколения бьющих через край событий оно не могло не казаться дном. Нужно было учиться дышать по-новому, цепляясь за каждый вздох, и это после всегда наполненных парусов! Нужно было привыкать к глубинной тяжести, и это поколению, привыкшему парить в нескончаемых струях событий. Нет лишнему вздоху-слову, нет лишнему событию. Всем этим прекрасно владело предшествовавшее поколение цинизма 70-х.
Но как цинизм мог образоваться у поколения, давно забывшего о правилах выживания? Каким путем могла пойти эволюция для поколения, противоречащего ей в начале своей жизни во всем?
Слабой точкой уже разбросанного по всему миру поколения стало его принципиальное непонимание эволюции. Стабильные страны еще предоставляли некоторое время на то, чтобы побыть «странным», чтобы снизиться если не на золотом, то на спасительном парашюте. Но как все это могло протекать в странах, заочно причисленных к emerging markets, со всеми их событиями, теперь ставшими зловещими и катастрофическими? Очевидно, что это поколение должно было либо тотально вымереть, либо освоить принципиально новую тактику эволюции, благо, что теперь даже статус «развивающихся рынков» не ограничивал выбора и скорости эволюции так, как эпоха 70-х. Может ли вообще существовать «выбор эволюции», когда не эволюция уже выбрала тебя, но ты должен «копировать» ее? Единственной альтернативой была мифическая траектория, которая, как и пристало идее, никогда не покидала нас, но и никогда не говорила о том, как она может сбыться. Банальная эмиграция, которой теперь пугают детей в странах Евросоюза, навсегда осталась для нас частью глобальной мифологии, памятью о зефирном прошлом. Памятью о событиях, которым стоит случиться и стоит ждать. Но постепенно и овеянная Зефиром прямая траектория — идея траектории — стала искривляться в нашем мире. Возможно, это был обман зрения, ведь и Аристотель когда-то говорил, что только земная атмосфера мешает нам разглядеть любую вещь на Луне. Возможно, что именно эта атмосфера-тяжеловес и искривила нашу траекторию, окончательно сделав ее земной и навсегда заставив примириться нам со своим падением. Так мы потеряли последнее качество зефирного поколения — траекторию как идею, может быть знание об идеях вообще. Мы смешались внутри себя, потому что никакой знак не указывал нам путь, и никакой ветер уже давно не дул нам в спину. Мы, кто как умел, уже стояли на земле, придавленные процветающим эволюционным цинизмом предшествовавшего поколения и с тревогой ожидая удара в спину от новых поколений. Мы были лишены иллюзий, но никто не говорил, как сотворить главную иллюзию, вернее иллюзию, которая стала главной — как повторить эволюцию, не совершая ее.
История показывает много примеров того, как человек, располагающий ограниченными способностями, дополнял их разнообразными гаджетами.
Можно сказать, что история оружия и является настоящей историей гаджетов, придуманных на месте, где должны были существовать когти, рога или прочий природный арсенал на выбор. Логичным казалось, что вместо эволюционной толстой кожи наших предшественников, мы оденем доспехи цинизма, которые в момент обратят их владельца в «рыцаря в сверкающих доспехах» по первому зову, и мы вновь соберемся, чтобы парить в когда-то привычных высотах, где только ветер выдувает звон из кристалликов событий. Мир идей. И тогда поколение политических событий, наконец, попытается найти свой Камелот. Но вместо этого оно получило всего лишь трехсерийный блокбастер «Властелин колец». Оно оказалось без событий и окончательно вытесненным миром эволюции, что особенно ярко проявлялось в когда-то культовых фильмах этого поколения. Ожидаемые «Звездные войны» оказались не столько, наконец, добравшимся до нас эхом прошлого, сколько канонадой спецэффектов и звуков. Оно само стало событием прошлого, само поколение. Этапом чьего-то творческого пути. Лучше не скажешь, хуже не почувствуешь. Никаких рыцарей из него не получилось, но произошла более интересная и вместе с тем ужасная подмена эволюции.
Как уже промелькнуло выше, уже в начале 90-х поколение стало расщепляться по географическому признаку. Теперь оно окончательно становилось поколением полураспада, то есть фактически бесконечной, сопоставимой с эволюцией, трагедией потери всего, чем когда-то оно отличалось. Но и здесь можно почувствовать былую легкость. Только теперь эта легкость не более чем естественный процесс распада атомов, с поверхности которых срывается одна частица за другой. Или это падение с атомарных орбит, которые в своем тщеславии мы присвоили себе? Процесс полураспада опасен тем, что даже когда эволюция может дать себе передышку в виде некоторого оптимального решения, он не останавливается. Так уже с насмешкой повторилась история поколения скорости — оно стало забегать вперед времени и в эволюции. Все это сопровождалось тотальным отказом от всех своих принципов, что было несвойственно даже эволюционному цинизму. Физическая эволюция, представшая как полураспад, также не знала остановок, как и когда-то зефирное поколение. Только теперь никакой ветер не наполнял его паруса, и никакое событие не становилось поводом для когда-то основного занятия этого поколения — серфинга. Жесткая физическая необходимость проявилась еще раз, но уже чтобы окончательно разбить поколение. Орки из эльфов? Возможно. Но, если приглядеться, с самого начала зефирное поколение было слишком физическим, чтобы эволюционировать биологическим способом. Поколение ветра и скорости, поколение события без расчета — все это говорило лишь о том, что поколение никогда не найдет своей биологической (политико-экономической) ниши. Ведь для него страницы учебников политики и экономики были всегда чисты. Да и чем их можно было заполнить, если главным для поколения было поймать ветер событий? Это поколение можно описывать только физическими параметрами «км/ч» или «mph».
Когда вся мифология Зефира и Гигантомахии исчезла, как и следует каждому ветру вернуться на свой круг, а гигантам быть поверженным, это поколение осталось только как физическая единица.
Но разве можно измерить скорость Зефира? Разве можно измерить глубину Тартара, куда были низвержены предки этого поколения? Так началась вторая глава истории этого поколения, которое если и могло эволюционировать, то только в соответствии с физическими, а не биологическими, тем более социальными законами. Ветер вернулся на круги своя, оставив своему поколению подсчитывать свою жизнь, мечты, надежды в километрах и милях.
Каким же может стать поколение, все измеряющее в терминах физики и представления не имеющее, что есть социология или психология? Можно ли измерить цинизм, предательство, преступление? На этот вопрос даже предшествовавшее поколение может четко ответить — нет. Но для бывшего зефирного поколения не существует другой возможности социализироваться, воспринимать политику или экономику. Для всего есть цифра. Где-то она будет ценой, где-то она будет баллами (это поколение не умеет по-другому оценивать себя). Это, когда-то мифологизированное поколение, станет самым жестким и циничным из всех поколений. Ведь жесткость и цинизм — это не более чем цифры или набранные баллы, в случае успеха. Когда-то повелевавший этим поколением ветер унес в свои пределы все человеческое, которое было (а может быть никогда и не было?) в нем. Это поколение росло под звуки титанических, гигантских и божественных битв, событий и изменений, теперь им остались только тектонические события, температура лавы на поверхности и цифры возможного ущерба. Но нельзя забывать, что теперь им повелевает только один закон — закон полураспада. Он никогда не остановится на чем-то оптимальном, этому поколению суждено самому медленно сойти в Тартар. Расплата за пусть даже исчезнувший миф может быть только мифологической. Этому поколению суждено достичь самих пределов цинизма (если они есть). Остается только надеяться на то, что сам цинизм не столь циничен и не имеет своего абсолютного нуля, ведь он предмет психологии и эволюции. Но тем хуже для зефирного поколения, которое будет только биться об эволюционные бастионы цинизма в своем стремлении спускаться все ниже и ниже по его шкале. Оно не заметит бастионов, ведь оно не мыслит биологическими категориями. Поэтому будет биться, пока есть силы. Все, что когда-то было титанами, стало ужасными монстрами, которых истреблял Геракл по воле богов, прикрывшихся одним из царей мифологической Греции.
Найдется ли на нас свой Геракл, который уничтожит когда-то полное радости и звенящей скорости мифическое поколение Зефира, превратившееся в физическое тело, которое знает только цифры и никогда не остановится, если его не остановить? Его НУЖНО остановить.
Но это не самое страшное для нашего поколения. В образе любого бумажного воздушного змея, парящего в струях теплого поднимающегося воздуха, мы будем представлять единственно возможным для нас способом (через баллы и цифры) свои прошлые надежды и даже легкость. Ведь мы стали заложником физической эволюции полураспада, то есть полупоколением, навсегда. Поэтому не будет и дня, когда мы не представим в зеркале полураспада наше прошлое. Do Androids Dream of Electric Sheep?