Поиск гармоничного пути: труд и социальная динамика в канун нового кризиса. Часть II
Публицист и писатель Александр Бауров о социально-экономических причинах очередного экономического кризиса
Политика - "поле выцветших флагов"
Дать единое определение текущему положению дел общественно-политической жизни стран ядра очень сложно, так как в отличие от научно-технического прогресса, где легко отличить стадии TRL и проследить путь от фундаментальной науки через прикладную к конкретным технологиями разрабатываемым в стране, здесь приходиться учитывать всю специфику, обусловленную историко-политическим процессом охватывающим жизнь народов с их особенностями и проблемами имеющими, зачастую, многовековую историю. Тем не менее, можно выделить общие тренды: большинство стран ядра являются либеральными представительскими демократиями с небольшими стабилизирующими флуктуациями конституционных монархий. После краха СССР, распада восточноевропейского блока и взятием КНР пути на развитие капиталистических форм хозяйствования под руководством партии, лишь формально носящей маркировку "коммунистической", произошло истощение потенциала альтернативного развития, и левое движение по всему миру практически выглядит обескровленной армией. Обрушенный град разоблачений преступлений коммунистических режимов, коснувшихся в первую очередь стран Восточной Европы и России, навязал левым партиям (и фракциям партий более умеренного, центристского плана) "оправдательный" дискурс, из которого они до сих пор не выбрались. Хотя его достаточно легко парировать одним логическим утверждением: "Во всех преступлениях коммунизма виноват исключительно капитализм!" (Дж. Ваттимо). Тем не менее, левые спикеры закапываются в тему отношений с прошлым куда больше, нежели говорят о будущем, и это по-настоящему страшно.
Начиная с 1968 года в Европе, да и в США с Японией, произошел поворот направления активности левых сил от защиты прав эксплуатируемого большинства наемных работников к защите разнообразных меньшинств. Оставаясь формально в дискурсе базовой марксисткой идеологии, и видя глубокие расхождения между теорией и практикой реального социализма, олицетворяемого, в первую очередь, внутренней и внешней политикой СССР, европейские левые подняли на щит борьбу за ускоренную социализацию эмигрантов, равенство прав гомосексуалистов и людей традиционной сексуальной ориентации, защиту животных, защиту лесов, защиту детей – всех тех "сирых и убогих", чей голос не может быть услышан без мощного партийно-политического рупора. Как и в любом деле, чрезвычайное усердие зачастую доводит ситуацию до абсурда, вызывающего массовое отторжение - многомиллионные протесты против равенства прав мигрантов, рост ультраправых черносотенных настроений и т.д. Даже такую, безобидную на первый взгляд, тему, как защита прав детей, можно извратить за счет сверхусилий ювенальной юстиции и различных программ социальной защиты - еще одного детища левых сил, всячески торпедирующих устройство традиционных семей (о чем прекрасно высказался в своем монологе "Children" блестящий американский комик Джордж Карлин).
Базовые марксистские принципы классовой борьбы оказались либо выхолощены, либо задвинуты на периферию информационных поводов борьбой за права меньшинств. Тем самым левые сами загоняют себя в идеологическую и, следовательно, электоральную ловушку – их электорат со временем превратился в сообщество замкнутых кластеров с непересекающимися интересами. Далеко не всякий гомосексуалист готов бороться за сохранение лесов Амазонии, и не каждого переселенца из Латинской Америки в Калифорнии волнует то, как относятся к афроамериканцам на Восточном побережье. Среди общих тем, скрепляющих электорат, остается внешняя политика, однако последние примеры активности французского правительства в отношении стран Магриба показывают, что агрессивная неоколониалистская модель может быть свойственна как консервативному крылу евроинтеграторов, так и рафинированным наследникам социал-демократии, одновременно борющимся за пропорциональное налогообложение и легализацию гомосексуальных браков. Причем, в части налогообложения, в условиях транснационализации капитала, подобные резкие шаги становятся не удобными и далеко не всегда приводят к запланированному результату. Профсоюзная борьба, как отражение классовых действий в интересах "большинства", переживает глубочайший кризис, градус декларируемых требований необычайно гладок и комплиментарен к интересам собственников, служа скорее демпфером недовольства и регулятором рынка труда, нежели причиной, которая могла послужить выработке альтернативного плана мирового социального устройства, как это случилось во время пролетарской революции в России в 1917 году.
Как верно заметил в одном и недавних выступлений философ и политик Г. Джемаль, в 1912 году на выборах в США соперничество кандидатов Уильяма Тафта и Вудро Вильсона при наличии альтернативы социалистической партии отличалось тем, что кандидаты в недопустимых ныне выражениях соревновались в радикализме и требованиях к обузданию прибыли частных корпораций. Левые политики ныне не могут произнести то, чего требовали центристы и правые в начале ХХ века. Конечно, с тех пор капитализм изменился, но суть в том, что левые за это время радикально проиграли свои карты – фиаско советского эксперимента окончательно загнало традиционные левые силы по всему миру в интеллектуальное гетто обсуждения "компенсаций за неудобства капитализма". Лидерам левых партий нечего предложить избирателю кроме смягчения тягот их жизни в форме раздачи всякого "велфера" и заботы о меньшинствах. Их программы нацелены на все возможные аспекты "компенсации" недовольства сегодняшним днем, а не на формулировку дня завтрашнего, выработку альтернативного плана устройства будущего, указания пути, по которому нынешний постмодернистский, постиндустриальный капитализм стран ядра мог бы выйти из текущего кризиса развития.
Подобных альтернатив так же не имеют опорные для нынешних социальных отношений праволиберальные и центристские партии, опирающиеся на зависимый от госдотаций и условий кредитования средний класс и люмпенизированные элементы. Только ультраправые, видящие свою реализацию в этнической чистоте и местечковом сепаратизме, движения имеют серьезные шансы к поддержке и росту, особенно в условиях управленческого кризиса в ЕС и США, однако и их активность никак не может глобально повлиять на социальную структуру общества. По сути, обобщая весь спектр политической активности, можно сказать, что наблюдается международный кризис идентификации партийного устройства, как института представительной демократии. Множество партий формируются и действуют в рамках отведенных им общественных страт с лозунгами и целеполаганием вчерашнего дня, их наименования и платформы отражают расклад сил индустриального мира начала ХХ века. Политический ландшафт стран ядра увешан выцветшими флагами былых сражений, под которые собираются профессиональные карьеристы и те, кто не смог найти себя на ином поприще. Практически последние 20 лет, параллельно с разрядкой идеологического противостояния, идет серьезное вырождение требуемых качеств политического класса представительной демократии.
Можно возразить, а как же текущая практика социализма? Живут ведь и развиваются режимы Чавеса, Кастро или Ким чен Ына. И как же "шведский социализм"? А как же национализация? Мы будем требовать возврата основных отраслей под контроль государства, мы приструним и пересажаем разжившихся на приватизации нуворишей – вторят коммунисты Восточной Европы. Коммунистическая партия Китая идет от победы к победе по верному Ленинскому пути – слышен голос с Востока. Все политики куплены, мир хижинам - война дворцам, ешь богатых, разрушим само устройство государства, как машины террора – раздается, под свист петард и стук булыжников, анархический лай с улиц европейских городов.
Все это, если говорить с острой прямотой Джорджа Карлина – Full bullshit.
Что касается анархистов - чем радикальнее уличный протест, тем проще им манипулировать, и тем инфантильнее он выглядит на общей карте мирового развития. Спецслужбы стран ядра прекрасно освоили практику провокаций на этом сегменте политического поля, и анархистские движения всегда будут выглядеть той долей "перца", с помощью которой олигархия может сделать любой "суп" построения большой социальной альтернативы слишком "острым" для поддержки широкими слоями граждан.
Все социалистические эксперименты в странах третьего мира существуют исключительно по той причине, что экспортно-импортный баланс этих стран устраивает основных игроков мировой экономики, правительства крупнейших государств и транснациональные корпорации. Тем, кто принимает решения по-крупному, плевать на то - какой режим в Венесуэле (по мерам нашей сегодняшней поляны - ультралевый), так же как и на то, какой режим Саудовской Аравии (консервативный, ультраправый). Они равны в том, что поставляют то количество углеводородов, которое необходимо для нужд стран ядра и, зависимой от них, мировой фабрики юго-восточной Азии. Как только этот баланс будет нарушен, и кто-то из лидеров третьих стран начнет выдвигать инициативы по-настоящему привлекательные для образования хоть сколько-нибудь значимого регионального союза, его немедленно постигнет судьба полковника Каддафи, и опора на собственный, вроде как прикормленный локальным социализмом народ, в тот же миг уйдет из-под ног этих лидеров.
Автаркия Северной Кореи, будто специально построена для того, что бы отбить всякое желание проводить социалистические эксперименты в странах ядра. Очевидно, что падение режима с тотально недоразвитым потреблением произойдет по мере истончения жесткости номенклатуры и репрессивного аппарата. Южной Корее достаточно открыть границы для свободного прохода, и в какой-то момент мы увидим повтор ситуации Германии 1989 года, может чуть более кровавый. При этом ясно, что далеко не все северные корейцы, попав в капитализм, станут жить лучше, но, не удовлетворив жажду потребления, не пройдя этот уровень в пирамиде потребностей, о настоящем социальном обществе говорить бесполезно, и северные корейцы неизбежно пройдут по пути советского Восточного блока и Китая.
Что касается Китая и стран Скандинавии – по сути это уже капиталистические модели с сильными девиациями. Китайский опыт выглядит особенно привлекательным в силу наличия централизованного долгосрочного планирования, где борьба за видение будущего сведена к межфракционной конкуренции внутри одной партии, не нуждающейся в регулярном публичном подтверждении своих планов (что делает представительские демократии запада заложниками краткости выборного цикла). Насколько эффективно руководство КНР распорядится данным преимуществом, покажет время, тем не менее, именно этой возможностью долгосрочного планирования, а не только дешевой рабочей силой, я обуславливаю устойчивый рост экономики КНР в течении последних двух десятилетий, уверенно выводящей Китай на первое место среди экономик мира уже в ближайшие годы.
Но будет ли этот победивший в экономической гонке Китай социальным государством или еще более расслоенным, разбитым на замкнутые, плохо пересекающиеся касты обществом? К ответу на этот вопрос стоит подходить, в том числе посмотрев на бессильные потуги коммунистов Восточной Европы и РФ, уже много лет эксплуатирующих на выборах тему национализации предприятий "украденных олигархией у трудового народа". Пытаясь хоть как-то атаковать условного Абрамовича, который правда едва замечает их усилия, российские и прочие восточноевропейские левые ни слова не говорят о том, как они собираются воевать с образом успеха Абрамовича в глазах своих избирателей. Мир в эпоху IT-революции предельно прозрачен, и как бы левые не проговаривали на словах принципы равенства, все равно публичное сверхпотребление олигархии своей простотой и незатейливостью привлекает огромное количество людей, причем независимо от образования и социального статуса. В мире капитала просто не подразумевается другого успеха, кроме как стать одним из самых богатых, а значит надо либо становится богатым, либо менять принципы успеха. Какой смысл национализировать собственность, если она в дальнейшем неизбежно будет приватизирована, так как у масс людей есть установка на личное богатство, как главное мерило успеха? Таким образом, все псевдолевые лозунги о национализации не несут никакого позитивного влияния и служат лишь орудием в руках обделенных олигархических групп в борьбе с теми, кто в текущий момент находится "на коне" и в близких отношениях с исполнительной властью своих стран. Главным лозунгом настоящего социального движения должен быть образ будущего, в котором простыми доступными словами снимается сакральность крупной частной собственности, предлагаются меритократические модели, дающие потенциальным избирателям четкий ответ - почему им должно быть приятно осваивать профессии дворника, рабочего, сельского работника, строителя, учителя и всех прочих профессий, которые ныне не предполагают даже иллюзорного равенства в материальных благах и правах на управление страной по сравнению с олигархией. Те же лидеры левых партий стран ядра, будь то демократы в конгрессе США или КПРФ в российской государственной думе, при всем их различии не могут ответить своим избирателям ничего не только о продуманной модели подобного развития, но даже о площадках для ее обсуждения. При этом каждый из лидеров этих партий, говоря о борьбе за материальное равенство или вульгарно трактуемую "социальную справедливость", должен ответить на вопрос - почему он и его семья, окружающие приближенные ведут жизнь по социальному статусу и материальному обеспечению столь сильно разнящуюся с жизнью якобы защищаемых ими слоев населения? Готовы ли они к непоказному аскетизму, свойственному великим левым вождям прошлого - Ленину, Сталину, Мао, Ганди? Эта тема будет вечным, несмываемым упреком со стороны политических конкурентов.
Не сформулировав единого для всего мира и, в первую очередь для стран ядра, видения будущего как реальной трансформации капитализма в сторону новой сложности экономических и социальных отношений, все благие пожелания традиционных левых партий ведут лишь к укреплению нынешней социально-экономической модели. Финалом же нынешней социальной политики будет неизбежная консервация социальных отношений, зарождение новых каст, непересекающихся миров вершителей судеб и стремительно люмпенизирующихся масс населения, и все левые партии с их нынешними доктринами так или иначе делают все, чтобы этот сценарий воплотился. Необходимо предложить альтернативу, и я бы назвал этот путь гармоническим развитием, в противовес доминирующей в политической футурологии неомальтузианской доктрины устойчивого развития.
Гармония развития – мир homo novus
Итак, из проведенного анализа вытекает предположение: огромные массы людей, жителей мегаполисов, средних и малых городов стран ядра переживают два крупнейших "concern". Во-первых, их работа им не интересна и даже противна. Несмотря на приносимую материальную стабильность, они хотят большего, ежедневно наблюдая успехи "друзей" из социальных сетей и иных источников информации. Во-вторых, их "неинтересная" работа с каждым годом роботизируется с целью снижении разнородных издержек, что приводит к экспоненциальному росту скрытой и явной безработицы. Таким образом, минимальным условием гармонического развития являются меритократические перемены, обещающие рост привлекательности находящихся под двойным ударом профессий. Тут видится реальным сочетание государственных привилегий и материальной поддержки лучших работников со стороны профессиональных и общественных союзов при создании специализированных фондов по данной тематике. Определение лучших должно вестись максимально публично с использованием средств социальных сетей во избежание традиционного профсоюзного панибратства, коррупции и непотизма.
Но все эти меры будут бессмысленны, если не будет нанесен удар по основе современного капитализма – привлекательности концентрированной частной собственности и образу успеха представителя крупного капитала. Утверждаться этот новый социализм или, если вернуться к метафоре Дао, гармоническое развитие, может исключительно на новой аксиоматике, на понимании того, что высшие блага нематериальны и обнаруживают себя исключительно на пути творческого созидания и познания мира.
Предыдущая трактовка левых идеологий зиждилась на справедливом распределении прибавочной стоимости, по сути, уравнении какой-либо массы материальных благ, но это может умиротворить лишь личность, поднявшуюся до середины пирамиды потребностей Маслоу. Тут особенно резким контрастом выглядят первые лозунги молодой, тогда еще не забюрократизировавшейся Советской власти, - богостроение, новый человек, всеобщее воскрешение в мистической философии Федорова... То была наивная попытка рвануться к небесной выси самореализации каждого индивидуума (обещанной большевиками) для огромных необразованных масс вчерашних крестьян и чернорабочих, мечта заведомо нереализуемая, но создавшая определенный "выход" в лице совершенно новых масс интеллигенции и просветительского порыва советской власти – власти массового образования и культа науки. Во многом победа в войне над самой жестокой диктатурой в истории человечества, запуск первого спутника и человека в космос, создание первой атомной электростанции стало тем выходом, теми "родами" плода творческого начала, нашедшего свое отражение в последствиях Великой Октябрьской социалистической революции, наследниками которой нам повезло быть.
Сейчас старые методы и наивные, но искренние мечты, которые могли повергнуть к невиданным подвигам рабочих и крестьян уже не работают - у нас почти нет ни тех, ни других. Новым левым силам, в случае их прихода к власти в одной или нескольких странах ядра нужно будет действовать в современных декорациях, и потому особое внимание должно быть привлечено к результатам труда, в первую очередь нематериальным его результатам. Нужно дать четкое определение "добра и зла" в любом труде и виде занятости, которые со временем пустили бы глубокие корни в обществе, выбравшем путь гармонического развития. Я вижу "добром" те виды деятельности, плоды которых применимы для групп людей, а "злом" - то, что делается из глубокого себялюбия и эгоизма.
По сути, эгоистичное начало и есть корень зла в современном мире, но осуждать его легко лишь с морализаторских позиций, а дать реальные политические рекомендации гораздо сложнее. Поэтому я приведу лишь несколько примеров тех инициатив, которые могли бы характеризовать подобный политический консенсус – консенсус "Этики коллективного дела".
В лозунговой его трактовке: "Любимое дело должно найти человека, а человек свое любимое дело".
В первую очередь классом, на который нужно опереться при развитии подобных инициатив, является сам класс капиталистов. Как было показано в статье "О природе текущего кризиса" представители правящего класса находятся в тисках между огромным принадлежащим им капиталом и ничтожным временем на превращение "банковского счета" в ощутимые материальные блага, а так же временем, чтобы этими благами насладиться. По сути, крупнейшие собственники не владеют капиталом, а служат ему, так как их статус может быть острее, чем любой другой социальной группе торпедирован конкурентами. Надо освободить капиталистов от бремени этого служения! Дать этим творческим, безусловно талантливым людям достойно проявлять себя, создавая новые бизнесы и новые продукты, приносящие пользу массам людей, не переживая за то, что их статус будет поврежден чем-либо, кроме смерти.
Первая инициатива в этом аспекте - отказ от традиционного права на наследование – так как капиталы больше 100-200 млн. евро травмируют наследника больше, нежели дают прав. Если человек по-настоящему талантлив, то с таким гандикапом он сможет достойно самореализоваться, если нет - то никакие миллиарды его не спасут. Текущими состояниями после смерти владельцев должны управлять фонды коллективной ответственности с регулярно обновляемым кадрами управления, что послужит финалом "революции менеджеров", в ходе которой крупные капиталисты исчезают подобно доисторическим динозаврам, столкнувшимся с более совершенными формами жизни.
Второе: отделить спекулятивные формы обогащения от форм производственного и управленческого труда, это сложная задача для профессиональных экономистов, но она решаема, и политики обязаны ее обозначить, опираясь на массовое одобрение наиболее продвинутых групп общества. Деньги, заработанные на краткосрочных спекуляциях, должны изыматься из экономики, не служа сравнимой величиной для труда реально производящего прибавочную стоимость.
Пропаганда "Этики коллективного дела" должна вестись на совершенно новом уровне с использованием всех средств влияния с младенчества и раннего детства, изменяя психику подрастающего поколения. Только так - медленно, но верно - работая с целыми поколениями, можно будет победить главную опасность современного постиндустриального капитализма - образ успеха в бесконтрольном личном обогащении. Именно это, по сути, сугубо этическое начало не дает возможности простыми волюнтаристскими мерами преодолеть те два основных вызова современному социальному устройству, порожденных IT-революцией.
Отдельно надо сказать пару слов о расхождении трактовки гармонического пути с классическими трактовками диалектического материализма и современным марксизмом. Используя понятийную номенклатуру классического марксизма надо понимать, что все логические связи, с опорой на диктатуру эксплуатируемых классов пролетариата и крестьянства, имели максимальную актуальность именно в момент свершения Октябрьской революции в России и коммунистического движения в Европе конца XIX- начала XX века. Маркс, Энгельс, Ленин и их последователи работали в политических реалиях, базировавшихся на экономике предыдущих технологических волн (технологических укладов). Подобно им, сейчас для выработки грамотной политической позиции надо исходить и реалий развивающихся обрушивающихся на общество последствий It-революции. Идея социализма как справедливого распределения материальных благ должна смениться идеей исправления самого человека (при безусловной актуальности вопроса всяческой материальной поддержки наиболее важных профессий со стороны государства и общественных союзов), и в первую очередь коснуться нынешних высших классов общества. Коснуться тех, кто в силу объективных обстоятельств, служит примером для подражания остальным людям.
Есть ли альтернативы описанному гармоническому пути? Нынешний тренд развития с усугублением жесткой стратификации общества, вызовами It-революции представляет сплошную альтернативу и, увы, все значимые политические силы играют на его усугубление.
Говоря языком чистой футурологии, имея дело двумя основными социальными переменными развития - мерой глобализма и мерой замкнутости социальных структур - в ближайшие 30-40 лет представляются в той или иной мере реализуемыми четыре сценария будущего:
1. Глобальный мир (мировое правительство), структура социума - касты. Так называемый фашистский вариант, или, если угодно, "черный".
2. Региональная централизация, многополярный мир (блоки стран сателлитов при центрах силы), структура социума - касты, национально-олигархический вариант, коричневый. Это самый вероятный ныне вариант.
3. Региональная централизация, многополярный мир (блоки стран сателлитов при центрах силы), структура социума - гармоническое развитие, государства с новым социальным Vision с непреодоленными проблемами соперничающих национальных элит, "розовый вариант".
4. Глобальный мир (мировое правительство), структура социума - новая гармония, государства с новым социальным Vision, глобальная меритократия, с региональными правительствами развития, подчиненными мировому правительству. Так называемый "красный", коммунистический вариант.
Диаграмма 3. Четыре вероятных будущих.
Выбор будущего видится трагической инверсией традиционного марксистского понимания коммунизма. Вопрос в количестве людей, что будут допущены в этот дивный новый мир пожизненных благ и максимально глубокой самореализации. Нынешнее влияние научно-технического прогресса ведет нас к одному из самых тяжких вариантов будущего, жесточайшим образом закупоривая всякое представление о социальных лифтах, с тотальным информационным контролем глобальных или псевдонациональных элит над развитием личности в традициях худших антиутопий классической литературы.
На фоне коричневой угрозы информатизированной элитистской диктатуры, действующей в условиях нарастающего энергетического голода, борьба за альтернативный путь развития обретает максимально обострённый характер и формулировка этих альтернатив, одной из которых является гармонический путь, является наиболее актуальной задачей всех здоровых политических сил.
Описанные экономические и этические обоснования гармонического пути формируют лишь поле для дискуссии, поле вопросов, на которые нам вместе предстоит ответить. Существует ли свобода вне невероятного одиночества просвещенного? Существует ли добрая воля в любом "общем деле"? Познающий вселенную и социальную динамику, как часть ее проявлений, homo novus будет ощущать себя тем же, что люди второго, третьего мира (или люди разных страт в одной и той же стране) или же всякое "gрогрессорство" неизбежно сведется к кальке "миссии белого человека"? Каковы новые этические грани превосходства одних людей над другими? Послужит ли массовое освоение космоса новым выходом реализации человеческого естества?
Конечно, вес одного небольшого текста, в общем море информации исчезающе стремится к нулю. Для искренних, думающих людей это не может служить поводом к отчаянию, продолжению бесконфликтного существования в драматических обстоятельствах. Ведь, все-таки, как мудро подметил евангелист, в начале было cлово.
Начало здесь
тэги
читайте также