Политолог Алексей Чадаев — о тонкостях главной национальной проблемы словоупотребления
В ноябрьском медиапространстве, как в сухом лесу, кинь спичку — немедленно загорится. Политические темы возникают одна за другой: то по поводу боев без правил, то по поводу памятников историческим деятелям, то по поводу высказываний крымской прокурорши…
Новый всплеск — заявление главы комитета Госдумы по культуре и сопредседателя ОНФ Говорухина. Ему не нравится слово «россияне». Станислав Сергеевич даже назвал его «отвратительным». Соответственно, всколыхнулись многолетние дискуссии по различиям «русские — россияне» и пошел очередной вал борьбы за национальную гордость.
В Казахстане есть такое интересное официальное слово «казахстанцы». Так там обычно называют этнических русских, являющихся гражданами этой страны, тем самым отличая их от, собственно, казахов.
Примерно так же используется слово «россияне». Несмотря на то, что оно предназначено вроде бы для именования всех граждан России, и титульных, и нетитульных, всё чаще его применяют именно тогда, когда речь идёт об обладателях российских паспортов, не принадлежащих к великорусскому этносу.
Но это в обыденной речи. Власть же, напротив, с ельцинских времен упорствует в попытках называть «россиянами» всех, что регулярно вызывает бурление оскорбленных чувств.
Полагаю, что мы имеем дело с проблемой сугубо языковой. Нам нужны в практике отдельные точные термины и для обозначения всех обладателей российских паспортов, и для отдельного обозначения этнических русских, и для отдельного обозначения совокупности представителей нетитульных народностей, живущих на территории РФ и также составляющих российский социум. Однако устоявшегося словоупотребления нет, поэтому и идёт постоянный спор о словах.
Слово «русские» мне, как и Говорухину, тоже кажется крепче и надежнее, чем «россияне». Причём, в отличие от доморощенных националистов, я ещё не забыл, что оно тоже изначально не было этнонимом.
Когда-то «русские» было тем же, что сейчас «россияне». По мере становления Руси как централизованного государства понадобился общий термин для обозначения всех его подданных, поверх существовавших тогда племенных самоназваний.
Именно поэтому грамматически «русский» — это прилагательное места, отвечающее на вопрос «какой», а не «кто». Сегодня его точным аналогом было бы, пожалуй, слово «российский», но у нас оно используется в основном применительно к предметам неодушевленным. «Россиянин» (как, кстати, и «украинец») — языковой конструкт, указывающий на отношения человека к государству/территории.
Почему «русский» крепче? Потому что это слово адресует к тысячелетней истории, а «россиянин» — только и именно к постсоветской форме бытования. Оно цепляет целый пласт культурных аллюзий, начиная от «русские не сдаются».
Кроме того, будучи изначально прилагательным, оно имеет массу расхожих употреблений в этом качестве: русский язык, русский космос, русский немец…
Оно означает влияние, распространяющееся далеко за пределы географических границ РФ или бывшего СССР.
Иными словами, оно об общности, которая значительно больше и мощнее, чем наша постсоветская государственность.
Соответственно, вопрос о том, а можно ли, например, Рамзана Кадырова называть русским, а не «россиянином» — это на самом деле вопрос о том, есть ли что-то еще, кроме принадлежности к государству РФ, что нас, скажем, с ним объединяет.
Задачка из той же серии, как, например, перевести на русский язык сообщение англоязычного комментатора о том, как на чемпионате по борьбе «russian» Гайдарбек Гайдарбеков победил Геннадия Головина «from Kazakhstan», чтобы мы поняли, кто из них кто.
Я тем не менее считаю, что это нормально. Кадыров — русский, а никакой не «россиянин». Русские — они разные бывают, как учит история нашего отечества.
«Россиянин» звучит как что-то временное, неустойчивое, сиюминутное, а русский — это про тысячу лет. Строя высокие здания, надо закладывать глубокий фундамент. Иначе не выстоит.