Германский город Кёльн вновь стал объектом внимания мировых СМИ. Судя по поступающим оттуда новостям, история «кёльнской охоты» получила продолжение
На сей раз, правда, в этом древнем городе, помнящем ещё римские легионы, охотились не на женщин, как это было в новогоднюю ночь. И не мигранты, чьей-то щедрой рукою запущенные в Европу в прошлом году несметными массами. Причём по большей части — мужчин, и по большей части — молодых.
На сей раз нападениям сразу в двух эпизодах подверглись уже беженцы — из Пакистана и Сирии. По сообщениям агентств, группа численностью не менее 20 человек избила шестерых пакистанцев, троим из которых затем потребовалась медицинская помощь. Далее эта либо другая группа напала на сирийца, который в результате получил лёгкое ранение.
Пошла «обратка», как сразу же заговорили в соцсетях?
Не будем торопиться. Во-первых, по фактам точно ещё ничего не известно. Нет пока поводов думать, что это начались акты мести за нападения мигрантов на женщин в Кёльне в новогоднюю ночь. Между мигрантами тоже происходят столкновения, и подчас прежестокие: слишком разные люди со слишком разной историей взаимных национальных счётов собрались в Германии. Тяжёлые минуты переживают подчас и те из них, на кого кладут глаз те, кто приехал сюда раньше и уже освоился, особенно в отношениях с толерантной к «гостям» местной полицией. В частности, косовско-албанская организованная и — особенно — не организованная преступность.
Во-вторых, из поданных к настоящему времени 516 заявлений в полицию Кёльна лишь 40 процентов говорят о сексуальных домогательствах. Конечно, не все из этих заявлений, что называется, «реальные»: когда тема какого-то массового инцидента становится модной, большое количество людей отчего-то начинает ощущать себя пострадавшими. То есть говорить о «народных дружинах» разгневанных горожан тоже было бы перехлёстом.
Не перехлёстом становится другое — поступающие из разных мест Европы сообщения об увеличивающейся пропасти между «новыми» мигрантами и местным европейским населением. В том числе и мигрантами предыдущего «поколения». Затрепетала Финляндия, оказавшаяся перед небывалым дотоле в своей северной сдержанной истории — перед растущей волной сексуального насилия. Бьёт в колокола пресса Швейцарии — по этому же поводу. На уровне министерства внутренних дел о соответствующих преступлениях мигрантов сообщается из Австрии. Прорывается беспокойство во Франции, хотя тамошние власти, полиция и пресса вовсю стараются беречь обнажённые после ноябрьского теракта нервы французов. Популярной стала игра смыслов на плакатах: «Rapefugees not welcome!» — где в одно слово сведены понятия refugee — «беженец» и rape — «изнасилование».
Согласимся, в этих условиях уже не важно, кто и почему напал на мигрантов в Кёльне. Ясно, что подобные нападения запрограммированы самой ситуацией, возникшей в Европе после прошлогоднего затопления её волною «народов горя».
Беженцы с Ближнего Востока и Северной Африки, хоть наблюдатели и изумлялись их относительно высокому культурному уровню и безусловно высокой организованности, в массе своей всё же не являются бакалаврами и магистрами наук. Кем-то вброшенный в их среду лозунг «Нас сама Меркель позвала!» многими вполне искренне понимается буквально. Тем более что это и в самом деле не так уж далеко расходится со смыслом слов, действительно неосторожно оброненных федеральным канцлером ФРГ.
Многие столь же истово рассчитывают на огромные по их меркам социальные пособия, «положенные» беженцам в странах ЕС. Многие ждут, что им дадут настоящее жильё, а не койку в общежитии лагеря беженцев. И уж точно все или почти все рассчитывают, что будут продолжать жить по своим обычаям и привычкам. Во-первых, они иначе просто не умеют — в отличие от Европы, в странах исламского Востока не исповедуют мультикультурализм. А те государства, в которых и действовали светские правила, оказались в буквальном смысле размозжены железной дубиной западной агрессии и засеяны драконьими зубами салафитского экстремизма. Во-вторых, они ехали в толерантную «старушку Европу», где хорошо и вольно живут по своим правилам прежние выходцы из их же стран.
В-третьих же и главных массированность и организованность «вброса» полутора миллионов мигрантов в Европу заставляет думать о вброшенной уже в эту среду идее джихада. А от этой идеи произвольно отказаться нельзя. Да и вряд ли хочется. Ибо она — она защищает в чужеродной среде.
Проблема для этих людей в том, что Европа лишь кажется старушкой. Толерантность в ней — не вечная. Толерантность нынешняя — прямое следствие левачества 1960-х годов и вершины его — революции 1968 года. Тогдашние студенты — троцкисты и маоисты — стали политиками ещё в 90-е годы. И далее уверенно заполняли если не парламенты — хотя и их тоже, — то идеологические центры, прессу, аналитические институты. Политика толерантности — их технология, отчасти идеалистическая, отчасти прагматичная: промышленность Европы требовала рабочие руки мигрантов. Это давало хоть шанс продержаться против демпинговой цены на рабочую силу в поднимающихся «тиграх» Дальнего Востока и Китае.
Сегодня оба этих фактора близки к исчерпанию срока годности. Время выходцев из «яростного 68-го» заканчивается физически — люди уже в возрасте. Им на смену приходит — уже пришло — поколение прагматиков и экономических детерминистов. Цена же на рабсилу в Азии постепенно растёт, и там всё идёт к образцу Южной Кореи, где те бабушки, что когда-то втаскивали свою страну в передовые технологические державы за пару новых вон, ныне позволяют себе жить в пятизвёздочных отелях на морском побережье.
Что это означает? Лишь то, что нынешняя миграционная волна может неожиданно оказаться перед лицом растущего отпора со стороны как населения, так и новых политиков. Точнее, будут приходить в политику те, кто, как Марин Лё Пен (символично родившейся в том самом 1968 году), сможет аккумулировать это недовольство. И превращать его в собственно политические действия.
И наивные дикарские подражания гуляющим на Новый год европейцам, с пусканием шутих в людей и задирание юбок кажущимся такими доступными женщинам, будут только ускорять этот процесс.