Так уж сложилось в политологической среде, эксперты старательно прячут ключи к пониманию происходящего. Не то чтобы они скрывали эксклюзивное знание, следуя неким мифическим цеховым интересам.
Проблема в другом: далеко не всегда знание о таком неоднозначном социальном явлении как власть, в основе которого, напомним, насилие и подчинение, предназначено для широкого распространения. И тогда тиражируются смысловые мистификации, камуфлирующие чреватую войной всех против всех специфику построения властных режимов. Конечно, такое создание объяснительных моделей, формирующих понимание необходимости подчинения действующей власти и норме закона, имеет своей целью сохранение социальной стабильности в переходные фазы развития общества.
Но именно сейчас, в контексте готовящейся встречи Путина и Трампа в Хельсинки, важно отбросить некоторые смысловые мистификации и взглянуть на реальность развертывающихся на наших глазах процессов.
Итак, для российского-американского саммита на высшем уровне подготовлена повестка дня с актуальными вопросами – это и распространение стратегических ядерных вооружений, и рост конфликтогенности в мире, и комплекс двусторонней проблематики, и многое другое. Но важнее задаться иным вопросом: готовы ли Москва и Вашингтон, оставаясь непримиримыми конкурентами на мировой арене, совместно противодействовать реализации одинаково неприемлемой модели будущего мироустройства, в основе которой нивелирование субъектности государств в пользу надгосударственных институций и смена моделей организации власти внутри каждого государства?
В мировом сообществе слишком привыкли к дихотомии выбора между однополярным и многополярным мироустройством, гегемонистскими планами США и коллективными принципами принятия решений. В данном случае речь пойдет о третьей глобалистской модели бесполярного сетецентрического мироустройства, которую в 2008 году провозгласил Ричард Хаас, известный американский политик, президент Совета по международным отношениям США. Тогда в своей статье в Foreign Affairs он заявил, что «момент однополярности» в политике США закончился, а международные отношения в XXI веке определит ситуация бесполярности, а значение национальных государств будет снижаться по мере укрепления надгосударственных акторов.
Более того, ошибается тот, кто считает Хааса маргинальным политиком, вдруг решившим отказаться от идей американской гегемонии. Он – представитель влиятельной прослойки вашингтонской элиты, со всей откровенностью продемонстрировавшей свою способность парализовать работу администрации Дональда Трампа, чьи взгляды полностью расходятся с ее представлениями о будущем. Возьмем шире: Хаас – один из адептов бесполярного мироустройства, занявших ключевые посты в правительствах ведущих стран мира, надгосударственных и негосударственных организаций, в главных мировых масс-медиа, научных кругах и поп-культуре.
Тут важно понимать, что в данном случае актуализация третьей модели не просто арифметическое добавление к двум оппонентам третьего, это меняет сразу все и сравнимо с переходом от плоскости к объему. Союзнические и противодействующие конфигурации могут оказаться по-настоящему неожиданными, выходящими за рамки прежних представлений о мироустройстве.
Итак, что из себя представляет бесполярная сетецентрическая модель? Если реконструировать представления ее адептов, то кроме нивелирования роли государств на мировой арене стоит отметить расщепление всех сложившихся социальных сообществ и выделение атомизированного индивида, как конечного объекта управления. Его базовыми характеристиками в результате расщепления социума должны стать, одной стороны, индивидуализм, раздутый до границ социопатии, а, с другой, примитивность и унифицированность основных потребностей. Для того, чтобы управлять таким элементом достаточно обеспечить комплекс мотивирующих воздействий, направленных на осуществление просчитанного извне алгоритма его поступков. Именно для этого технология блокчейна самым активным образом внедряется в социальную и политическую сферу. В марте, например, проект Agora уже апробировал технологию распределенных баз данных на президентских выборах в Сьерра-Леоне. И в российский ЦИК уже поступали подобные предложения.
Обратим внимание: речь идет о прямом тотальном контроле над каждым человеком в отдельности, без какой-либо обратной связи или контроля. Это абсолютная власть технологий манипулирования безликой массы индивидуальностей, искренне уверенных в том, что запрограммированный извне алгоритм является их собственным выбором.
При всей тревожности нарисованной картинки все это выглядит не более, чем блажью интеллектуалов – цифровизаторов… без одного важного элемента. В массовое сознание необходимо внедрить такой концепт власти, который рвет связи между государством, социумом и индивидом. И он на уровне экспертных дискурсов уже самым активным образом продвигается. Речь идет о концепции делиберативной демократии, которая должна прийти на смену представительской демократии, смысловой мистификации, позволившей в свое время остановить череду великих европейских революций и перейти от разложившегося монархического способа правления к принципам коллективного принятия государственных решений.
Основные положения концепции делиберативной демократии были сформулированы еще в работах Джона Дьюи, Юргена Хабермаса, Джона Ролза и развитие получили в 80-е годы. Если коротко, авторы обоснованно указывают на базовое противоречие внутри концепции представительской демократии, то есть на то, что делает ее смысловой мистификацией. Институт посредника, избранного представителя интересов индивида во власти, отчуждает его от принятия коллективных решений, а, следовательно, такую власть нельзя относить к числу демократических, несмотря на название. Другими словами сторонники этой концепции вслед за Аристотелем, Руссо, Монтескье критикуют выборы, избирательные технологии и все к ним относящееся. Вместо этого они предлагают принимать коллективные решения на основе прямого обсуждения всеми гражданами всего комплекса проблем, с которыми сталкивается индивид в своей повседневной жизни. Тем более, что техническую возможность обработки всего массива информации открывает технологии блокчейна.
Но никто при этом не задается вопросом, насколько компетентным будет мнение обычного человека относительно сложных, многофакторных, рассчитанных на долгосрочную перспективу решений? Здесь важно понять другое: какие возможности для манипулирования общественным мнением открываются для тех, кто контролирует распределенные сети и уже не стоит вопрос о том, кто реально будет принимать эти решения.
Возвращаясь к встрече Путина и Трампа в Хельсинки, предположим, что наверно по итогам будут сделаны важные и даже прорывные заявления по намеченной повестке. Обе стороны в равной степени заинтересованы во взаимодействии на фоне изменяющейся конфигурации выбора будущего мироустройства, а потому постараются быть максимально гибкими и прагматичными в своих подходах. По крайней мере, далеко не случайно таким демонстративным было возобновление межпарламентских контактов и даже визит в Москву Джона Болтона, несмотря на его прежнюю риторику, прошел исключительно в позитивном ключе.
Важно понимать, что альтернативой российско-американского сближения является рост конфликтогенности в мире. Если не третья мировая война, то, по крайней мере, серия изматывающих региональных и локальных конфликтов позволят адептам бесполярного мира открыто ставить вопрос об угрозах глобальной безопасности, которые исходят из высокой роли национальных государств на международной сцене. И тогда ни американской гегемонии, ни коллективным принципам принятия межгосударственных решений не будет суждено реализоваться.