Беседа с отцом Дионисием (Зубан), штатным клириком храма в честь иконы Божией Матери "Целительница", г. Краснодар
- Отец Дионисий, мы очень Вам благодарны за помощь в нашем исследовании. И первый наш вопрос касается традиционных религий: вот что мы под этим понимаем и каково положение традиционных религий сейчас в регионе?
- Скорее всего, вопрос, теоретически, не ко мне, а к религиоведческим учебникам. Как понимает простой человек, священник? У нас обычная практика – традиционными считать тех, кто уже устоялись в обрядовой стороне.У нас православные, католики, протестанты устоялись – значит они традиционные, буддисты, евреи, мусульмане – хорошо. Вопрос в другом, что все эти виды религий представлены разнобоко, а порой бывает и проблема самовосприятия человека. Бывает же переход из одной веры в другую, бывает приход к вере. Как священник – видишь, что приходят взрослые люди. Это означает, что не только младенцев покрестили, а и взрослый человек, который прошел какую-то рефлексию и спустя какое-то время понял, что он не язычник, не атеист, не агностик, а православного исповедования. Такая «миграция» существует. Вопрос в том, насколько другие религии привлекают людей: ислам или буддизм. Но, сами понимаете, регион играет роль, культурные особенности все равно играют решающую роль: я русский, я украинец, или я дагестанец, или адыг, или армянин. По этим национальным атрибутам человек выбирает свою веру. Так это или нет – я скажу, так. Потому что, например, армяне, когда приходят в храм православный, спрашиваешь «Вы какой веры?» «Мы христиане, но армянской веры», «А почему? С детства придерживаетесь именно этой церкви?» «Не, нас просто покрестили». То есть, что у нас, у православных, что у армян присутствует чистой воды этнический фактор, а никак не догматический, не богословский.
Традиционные религии в крае представлены широко, разнообразно. Есть православные, католики есть – причем с католиками, на сколько мне известно, нет никаких конфликтных ситуаций. Группы существуют сами по себе. Дружбы народов такой очевидной нет, как я понимаю, в администрации периодически кого-то там созывают совещания. Но это так – для галочки. Симбиоза, разумеется, нет. Из бытовых каких-то ощущений бывает так, что встречаешься с мусульманами в больнице где-то, на улице, встречаешь положительную реакцию. Могут пожать руку мусульмане, могут сказать доброе слово в отличие от наших же православных русских или просто русских, которые могут там матом в спину что-нибудь сказать такое или обо всякой ерунде разговаривать. Поэтому у священника больше симпатии заведомо будет к мусульманам, потому что он знает, что к нему будет уважение, нежели у того, у кого классовая борьба впиталась на протяжении всего 20 века.
- Как Вы думаете, что при таком религиозном разнообразии для позитивного взаимодействия могут сделать органы власти?
- Скорее всего, власти следует прислушиваться к каким-то переменам, которые происходят у людей. Одна из них – то, что люди меняют конфессиональную принадлежность. Это происходит, потому что мы видим, как люди принимают неоязычество, кто-то принимает буддизм. Кто-то практикуют крайне дикие культы. Разумеется, это все малые доли, малый процент. Но это происходит.
Есть эта миграция, и она может дать сбой. Потому что когда это происходит в культурной традиции – там есть какие-то берега, эта традиция как-то обрамляет религиозный выбор. А когда этой традиции нет, есть такой неофитский задор, который зачастую приводит к конфликтам. Мы видим, например, «новый ислам». Общаешься, например, с людьми со Средней Азии, они говорят: «У нас был совершенно спокойный ислам, в другое место приезжают – получают уже другое воспитание и начинают уже исповедовать ваххабизм». Это из общения с мусульманами – таджики, узбеки… опять же, у меня есть друзья – мусульмане из Дагестана. Опять же, у меня есть друзья мусульмане из Дагестана, у них есть определенные какие-то ценности, защищают ценности семейные, у них нет такого, чтобы родителей бросали на произвол судьбы, нет домов престарелых, нет брошенных детей – то, что у нас сплошь и рядом, в Сибири, например, полным-полно детских домов, брошенных детей, горели дома престарелых – этого нет в мусульманской культуре.
Если бы государство учитывало эти полезные стороны каждой конфессии и использовало в добром русле – может быть, что-то хорошее бы и получилось.
Например, оказавшись в любом заведении казенном на Кубани люди знаю простую закономерность, сталкиваются со взяточниством, вымогательством денег. Больницы, органы, где решается судьба человека. Об этом все говорят. Суд, прокуратура, приходится нести взятку. Все об этом знают.
А если бы это были верующие люди – пускай христиане, пускай мусульмане, это было бы очевидным фактором того, что человек не брал бы взятку и не делала бы преступное дело на своем рабочем месте.
Поэтому что может сделать власть? Использовать духовный потенциал верующих людей в нужном направлении. Можно было бы людей совестливых, верующих назначать на какие-то должности. Это было бы намного лучше для связи с обществом (если у власти есть вообще концепция этой связи с обществом).
Другая проблема – градостроительство. Любой живущий в Краснодаре понимает, что город построен хаотично. Бессовестно, безопасно. Этого не было бы, если бы люди, отвечающие за градостроительство, были бы верующими. Окунемся в 19 век – что строили? Прекрасные здания. И церковные. Человек был верующий и понимал, что должна быть какая-то красота. И так строил город. Что мы имеем теперь – бездуховность внутреннюю и бездуховность наружную, она пролезла в виде пластика, бетона и пластмассы. У любого явления духовного есть внешний, материальный атрибут. В том числе и градостроительство.
- Это очень интересный подход и здесь можно только согласиться. А какие особенные мероприятия в рамках своей работы проводит именно ваш приход? И какие вы ставите перед собой цели в этой работе?
- Мы в проповедях об этом повторяем. Вербализуем наши мысли.
Что касается действий – мы пытаемся встречаться с врачами, с людьми, находящимися в реабилитационных центрах – к нам приходят, мы к себе зовем на эти беседы, общение возникает. Эти маленькие очаги – мы пытаемся на них воздействовать. Например, мы проводили встречи с врачами в детской больнице. Разумеется, не просто прийти и молебен послужить – этого мало. Надо с человеком поговорить. У нас есть священники, которые занимаются соцзащитой. Приходят в органы соцзащиты – есть какое-то слово наставления.
От нашего храма священники выступают на конференциях, на научных в том числе. Уезжают в форумах участвовать. Это, конечно, индивидуально, но входит в общий знаменатель. У нас не самый-самый активный приход, чтобы нас задействовать. Вот играли в футбол…
Просто у нас каждый приход сам что-то выдумывает. Нет такого, чтобы было что-то межприходсткое. Вы упомянули, что очень трудно священников как-то разговорить. Это реально проблема нашей церкви, чтобы была какая-то инициатива от священника. Потому что у батюшки служба, потом требы, в принципе на нормальное общение уже не остается. Превращается в жреца.
Разумеется, есть храмы, которые минуют эту проблему. Просто все зависит от руководителя. И коллектив бывает податливый или не очень.
Мы пытаемся что-то делать. Вот у нас отец Вячеслав провел прекрасный мастер-класс высокого уровня (были представители из Москвы, из других городов), именно профессионально. Есть священники блоггеры, в Инстаграмме занимаемся, ведем свои рубрики. Не из-под палки…
- По поводу общения людей разных религий – больше на житейском уровне или на уровне официальном? Нужен ли здесь какой-то официальный стандартный формат?
- Стандартный формат ни к чему не приведет. Это только раздражающий фактор для самих носителей. Вот говорят, «у нас Бог один – у христиан и мусульман». Но если вы скажете это в мечети – вам не поздоровится. Скажут, что «нет, у нас другой Бог». На уровне межконфессиональном пытаются что-то общее найти: противодействие терроризму, всему остальному – но это такие игры в бисер.
На самом деле, когда мы говорим о чем-то серьезном, встреча двух разных культур – когда возникает какая-то проблема, какая-то беда общая. В Египте лет 10 назад, в Сирии такое было до прихода американских и всех этих сил.
У нас будет что – у нас будет прирост мусульман и есть священники и просто православные все эти никак не отреагируют адекватно, в том числе и власть не примет во внимание, что мусульман будет больше и они будут серьезнее и строже реагировать на все остальное (как это происходит в Европе), мы просто можем очень много упустить.
Какой-то симбиоз, взаимодействие меду культурами должно быть. Какое – это уде по стратегии, это не ко мне. Просто есть вещи, которые решают сообща: вопросы с коррупцией, с пьянством, с развратом, растлением детей… когда мы говорим про коррупцию, мы знаем, что есть какие-то этнические группировки там, там и там. Пожалуйста – если этническая, то и религиозная…
- А были вообще в регионе такие споры, в основе которых именно религиозные противоречия? Как решать такие споры?
- Пока вспомнить не могу такого явного спора. Далеко за храм не выхожу.
- То есть, в больше степени [причина спора] – что-то еще, а религия подгружается как аргумент?
- Да конечно. Всегда чаще бывает национальное в первую очередь разделение. Даже у христиан у православных национальное. Пример – Украина. В Грузии тоже православные… В чем проблема? Возникают некие военные ситуации, потому что участвует политика.
- Что можете сказать насчет взаимодействия администрации, государственных органов и религиозных организаций на местах? Что здесь можно скорректировать, улучшить?
- Вот формализм, который бывает в отношениях ни к чему хорошему не приведет. Допустим, когда руководство церковное освещает административные здания, ведомственные здания, а потом люди видят, что там происходит беззаконие, простые люди спрашивают: «А вы с кем вообще? Вы с людьми или с тем, кто поступает плохо?». Возникает разделение между нами и людьми. Священство выступает с людьми, которые поступают плохо. Люди видят в руководстве церкви людей, которые могут поступать в своих личных интересах. Это раздражает.
Что сделать? Не раздражать человека. Обычно в церкви был способ печалования [право ходатайствовать – прим. А.Г.] о простых смертных. Случаев, чтобы церковь позаботилось, очень много. Бывают беды, пожары, наводнения – действительно, владыка должен рассылать по всей Епархии, чтобы храмы помогали людям. Чтобы люди видели, что заботятся о простых людях. За что владыку уважают, в том числе и светские люди, и либеральные СМИ. Он заботился не только о связи с государством, но и простых людях. Что будет дальше – неизвестно, потому что в других епархиях есть случаи вопиющие, когда простому человеку никто не поможет нив Церкви, ни в государстве. Просто стены. Идут туда, где помогут – в секты…
Раздражающий фактор – когда отделяется власть от народа. Заборами, машинами, чем угодно. Когда нет общения, просто выйти и поговорить. Но как говорит Д. А. Медведев – так не надо, это будет хуже всего. «Держитесь» и все такое.
Священник выходит, говорит, ему вопросы задают, острые вопросы задают, видно, что священнику это небезынтересно. Единственный правильный выход – не «хлеба и зрелищ», а просто общаться с людьми. Это из области фантастики, но священники-то это могут делать. Чтобы снижать градус недоверия.
- Что можете сказать по поводу религиозного образования? Есть ли здесь перспективность? И место, активность зарубежных образовательных организаций по части духовного образования?
- Духовное образование – это слишком широкое понятие. Мы, наверное, говорим о религиозном образовании?
- Да.
- Есть школы именно православные – при храме, при Кафедральном Соборе. Дети там получают образование по стандарту, но есть семинарии. Такие места есть. Другой вопрос – качество образования. Потому что, например, семинария, там чему-то обучают. Но когда берешь достижение европейской науки, в том числе религиоведческой, понимаешь, что мы находимся еще где-то на земле, а они уже на Луне. Это отсутствие знания языков, отсутствие компетентного анализа ситуации. Объективно, это уровень ПТУ. Не потому, что такие учители или студенты – сама система должна быть преобразована. Уровень священника – это можно, но чтобы он решал религиоведческие проблемы – нет.
В школах образование ведется, дети получают какие-то знания. Но выходя из школ они часто бывают немного оторванными. Вопрос: а нужно ли детей отдавать в православные школы? Это вопрос без ответа, потому что бывают ситуации, когда это позитивно для самой семьи, когда через ребенка воцерковляется вся семья. Положительные стороны в этом есть.
Но мне знакомы случаи, когда дети после обучения в такой православной школе выходили совершенно безрелигиозными, безцерковными, расцерковленными. Типичная проблема – когда муштра лишает духовности.
Допустим, дети, когда встречаются с другими школьниками – в них видят каких-то монахов, непонятных людей. Когда встречаются на спортивных матчах – тоже на них смотрят с опаской. Вроде бы светское государство – но оно настолько светское, что даже когда видишь – школа, вроде бы дети крещенные, из православных семей. Но получается, что дети в светских школах вроде бы крещенные, но настолько бездуховны, что, встречая детей из православных школ, смотрят на них, как на дикарей. О чем это говорит? О том, что крестят священники всех подряд, не разбираясь – верующий, не верующий. А вот если был бы поднят ценз на крещение – это бы заставило задуматься людей – кто вы по религиозной принадлежности. Простой пример: человек приходит перед крещением, мы беседуем, простая беседа – веруете, не веруете… Я предлагаю ознакомиться с Символом веры, потому что его же надо произнести на крещении. Предлагаю: «Давайте я так Вас сейчас спрошу, знаете ли Вы? Вы верите в Троицу?» «Нет, конечно», «А верите в бессмертие души?», «Нет, такого не бывает», «А в бессмертие души?» «Перестаньте такие вопросы задавать».
- Это Символ веры и есть.
- «Понимаете, Вы мне сейчас вычеркнули три пункта из Символа веры? То есть Вы будете мне врать на крещении? И себе на крещении врать, ребенку, Богу. Вы берете крещение и не следуете ему – это называется воровство, по-другому – кощунство. Поэтому крестить мы сейчас не будем ни Вас, ни Ваших детей». Люди обижаются, и идут туда, где покрестят за деньги.
Я сам вырос в такой агрессивной среде в постатеистическое время. Учился с 1990-го года по 2000-й, застал все прекрасы постсоветского воспитания, когда учителя еще были настрополены в теизме. Даже снижали оценки за нахождение в церкви. Скажу так: есть ребенок находится не в среде «розовой, ватной, пушистой», он затачивается на то, чтобы свою веру защищать, беречь и оборонять. Любить ее, беречь и честь хранить.
А в такой ватно-православной среде реакция такая, что все хорошо. А потом во взрослой жизни понимает, что не все православные, и не все говорят «Спаси, Господи». У одних это порождает лицемерие в поведении, у других отчужденность…
Православные школы – это не всегда показатель, что все хорошо.
- Что Вы думаете о казачестве? Можно ли сказать, что статус казачества восстановился после долгих лет забвения и вообще есть ли такое понятие, как казачий этнос?
- Когда встречаешь конкретных людей, которые не заседают в казачьих обществах ни в каких и говорят, что они произошли от казаков, допустим, осанка, внешний вид, манеры какие-то, повадки со станиц – это происхождение.
Когда идет разговор о казачестве как таковом – форма, все остальное, зачастую все это превращается в какую-то болтовню. Я не хочу никак обидеть казаков, потому что есть среди них люди честные, но из опыта общения – это единицы. Которые ищут идеи казачества, но натыкаются на систему, которая уже просто прогнила. Простой пример: когда казачество возрождалось, оно встало на рельсы коммерции. Как институт, конечно, он не восстановился в той мере, каким он был до революции. Но это и немыслимо, это вопрос не только формы – это вопрос культуры, администрации, это из области мифа, также не восстановишь ничего.
Что касается «ряженых» - к кому угодно можно эти вещи отнести: к духовенству, к казакам, к врачам. К кому угодно. Этого бы не было, если бы не было этой коммерциализации при Ткачеве. Видимо, просто другого варианта не было, чтобы как-то привлечь. Думали, что так оно будет возрождаемо быстрее. Ну, естественно, люди увидели хорошую копейку, пошли в казачество. Что было в моем детстве – казаки были не самого лучшего качества люди. Когда казаки начали охранять гаражи – обворовывали эти гаражи и дальше. И это было не только из моего детства, но и у друзей и знакомых. Там, где начинается хорошая идея, натыкаются на грабли негодных людей. Они такие бывают везде… как такового казачества я не вижу. Та форма, которая существует – никакого священника не устраивает. Все эти круги казачьи собираются либо в праздники в аккурат (причем, в постные дни). Естественно, там какое-то спиртное распивается… Это было и есть, от этого только противно становится.
Вот есть при нашем храме казачество. Есть атаман местного куреня, который и сам воцерковляется, и тянет сюда казачество от той нехорошей среды, в которой оно оказалось. Тех, кто казаки по происхождению, не из казачьих обществ.
Чего не бывает у официальных казаков – они не ходят на службу, не причащаются, такого казачества нет, всё. Поэтому попытка собрать казаков вызывает шум у официальных казаков. Попытка вернуться на нормальные рельсы вызывает такое вот отторжение. Потому что казачество бездуховное, безрелигиозное и скатывается в язычество. И те казаки, которые шастают по школам, учат детей – они просто повторяют языческие обряды, типа Яблочный Спас – вот что-то про яблочки, все такое. Казачество скатывается в язычество, потому что сами люди – язычники и форма их не облагораживает никак.
- А вообще, какое место в религиозной жизни края занимает интерес к эзотерике, язычеству, магизму? Можно ли сказать, что человек искренне может быть казаком и при этом родновером? Не называть себя православным и при этом в свободное время заниматься эзотерикой, а вот брать и восстанавливать древнюю веру славян?
- Древняя вера славян – это понятие не научное, а разговорное. Что там восстанавливать – непонятно. Что касается практик, то казаки, как и большинство мужчин, которые занимаются какими-то физическими упражнениями, когда мужики собираются вместе, там присутсвует риторика силы. Там и язычество. Потому что христианство воспринимается как такая «бабья» вера, что-то такое слабенькое, непонятное, «подставь щеку». А тут понятно – где есть язычество, там надо рубить, убивать, быть физически сильным. Это все порождение комсомольского прошлого, когда христианство виделось как религия забитых бабушек либо полуюродивыхстудентиков. Из этого все вырастает, это порождение комсомольского прошлого. Вот где-нибудь в Грузии есть такое? Нет. А в арабских странах? Там нет такого.
Где не было катка революции, там нет такого отношения мужчин к христианству. Там нормальное мужское отношение к христианской вере. Это тоже свой пласт исследования, большая проблемная точка для исследователя. Вопрос такой существует: неоязычество у «православных» или псевдоправославных казаков. Казачество – просто как форма для работы, не идея, а форма для получения…
- …жизненных благ. Но вообще может ли традиционная культура Кубани, по Вашему мнению, включать какой-то интерес к эзотерике? Или это все-таки наследие эпохи смешанных?..
- Традиционная культура Кубани включает интерес не к эзотерике, а к магизму. Потому что, придя с Украины казаки принесли с собой все эти магические ритуалы. Казачество всегда было рука об руку с этим самым магизмом. В станице это сплошь и рядом. Священник, приезжая в станицу, сталкивается с колдунами, с ведьмами, то есть это не сказки Гоголя, это реальная жизнь священника в станице. Это постоянно, сплошь и рядом.
- В традициях Гоголя.
- Оно хуже, намного примитивнее. И просто глупее: черные свечи за упокой, зеленые на богатство, красные – за здоровье. Это постоянно. Это приходят регулярно спрашивать в храме. Землей посыпать на отпевание, все такое.
- Вот нам как раз такой беседы не хватало. Много есть, о чем задуматься. Спасибо Вам большое за помощь!
Беседовала Алена Олеговна Гуськова
Материал создан и публикуется в рамках проекта Фонда президентских грантов №18-1-007614 "Этноконфессиональные традиции мира и согласия в Краснодарском крае"