Политолог Алексей Чадаев — о том, что бесконечная война «политики идентичности» всем давно надоела
На прошлой неделе случилось у меня нетривиальное даже для «закалённого ездового пса» логистическое приключение.
Я был на Валдайском клубе в Красной Поляне, который заканчивался в четверг вечером встречей с президентом, а уже утром в пятницу обещался быть в Пятигорске на конференции Центра современной кавказской политики. Соответственно, задача состояла в том, чтобы в промежутке между 22 часами четверга и полуднем пятницы переместиться из Красной Поляны в Пятигорск.
По прямой, судя по карте, там недалеко: горы перемахнуть и уже Архыз, откуда всего четыре часа ехать до Кавминвод. Но прямой дороги там нет. Поэтому наиболее короткий автомаршрут — из Красной Поляны в Адлер, оттуда через Сочи до Туапсе, потом через неасфальтированный Шаумянский перевал до Апшеронска и Майкопа, а далее через Краснодарский край на Черкесск и оттуда уже в Пятигорск.
Стоял густой туман, на серпантине был гололёд и «день жестянщика», таксисты отказывались везти один за другим, пришлось сделать четыре пересадки, но миссия была выполнена: в полдвенадцатого утра я въезжал в город Михаила Лермонтова и Остапа Бендера, думая о том, не долбануть ли какого-нибудь энергетического напитка, дабы не превратиться прямо за круглым столом в аллегорическое изваяние «Д. А. Медведев на открытии Олимпиады».
Из всего набора тонизирующих вариантов я в итоге остановился на старом проверенном способе — «накатить пятьдесят», поэтому в кругу кавказских политологов был благодушен и философичен. Ровно до момента, пока не всплыла в обсуждении опять эта вечная бодяга «русские или россияне».
Генерал Ермолов когда-то сказал царю: «Сделайте меня немцем». Однако ж всероссийский самодержец Александр Павлович даже для одного своего военачальника не мог произвести такой фокус. Не то что всероссийский президент Б.Н. Ельцин, который когда-то в одночасье сделал меня и ещё полторы сотни миллионов человек «россиянами» — нацией новой, прежде науке неизвестной.
На том же Валдайском клубе немало западных специалистов по России, изучавших нашу страну десятилетиями, но даже им с их весьма пристойным знанием великого и могучего хрен объяснишь эту нашу лингво-политическую ловушку: на английском-то и «русские», и «россияне» — russians. Ну, там, Ramzan Kadyrov, leader of the russian muslim region Chechnya…
Вот и на форуме в Пятигорске. Обсуждаем выборы. Я начинаю фразу: «Электоральное поведение русского человека…»
«Российского человека» — бдительно поправляет меня Майя Аствацатурова, известный северокавказский политолог.
Я ей говорю: нет, русского. Даже когда он аварец или армянин. Путин же, говорю, на Валдайском форуме, отвечая на вопрос про национальную идею, сказал: «Что русскому человеку хорошо…» — вы же понимаете, что он не пятый пункт имел в виду.
А про себя думаю: ну, нате-здрасте. Сколько копий было сломано в своё время на сетевых форумах, в ЖЖ, в соцсетях в этих бесконечных войнах за русское и россиянское дело. Как давно у нас створожились два равноупёртых лагеря: с одной стороны, «профессиональные русские», вечно ноющие и жалующиеся на угнетение «империей», а с другой — профессиональные же «этнороссияне», освоившие эту назойливую шарманку про политкорректность и мультикультурализм.
Главная пакость с этой темой — в ней, как в футболе, экспертами могут быть примерно все. Теоретически некоторую экспертную глубину и структурированность могло бы давать знание истории, но ведь и с этим швах: к любому историческому событию есть пять версий и пятнадцать трактовок.
Для человека практического сама эта тема представляется чудовищно скучной, поскольку в ней нет никакого прикладного смысла. Какое-то вечное переливание из пустого в порожнее. И, да, в условно мирное время примерно так оно и выглядит. Однако как только где-то начинают стрелять, становится видна колоссальная роль всех этих «политик идентичности».
Три четверти века назад адыг Андрухаев, подрывая себя гранатой, сказал фразу «русские не сдаются», ставшую одним из символов Великой Отечественной.
Я не исключаю, что какой-нибудь осетин или якут скажет фразу «россияне не сдаются», погибая за наше общее Отечество на каких-нибудь фронтах. Но пока этого не произошло, слово «русский» мне кажется более сильным и точным, чем «россиянин».
Собственно, я согласен с американскими коллегами по Валдайскому клубу, для которых Рамзан — русский. Ну, вот такой вот русский.
Поэтому на все эти затеи с «построением российской нации» я покамест смотрю с изрядным скепсисом. Даже наш День народного единства, ставший любимым праздником «профессиональных русских», — и то для многих воспоминание о том, как один крещёный татарин спасал московское царство. И, думаю, не удастся нашим наци превратить слово «русские» исключительно в этноним, а борцам за мультикультурализм заменить его словом «россияне» для всех прочих употреблений.
Хотя, конечно, цензура границ не знает. Не исключено, что текст хита Робби Уильямса «Party like a Russian» будет лет через 20 переводиться на русский исключительно «бухать, как россиянин». А любые иные будут немедленно пресекаться борцами за этническую русскость с одной стороны, и за политкорректный мультикультурализм с другой.
Чума на оба их дома, да, Робби?