Сегодня в Питере идет острая дискуссия о передаче Исаакиевского собора Русской Православной Церкви, копья ломаются нешуточно, дело приняло всероссийский масштаб
Ни при каких условиях мне не следует вмешиваться в такого рода вопросы в Санкт-Петербурге, ведь этот город считает себя культурной столицей, я же москвич, следовательно, с точки зрения истинного петербуржца, в сфере культуры провинциал. Из-за нашей провинциальности, может быть, вопросы передачи имущества религиозного назначения разным конфессиям в городе Москве, хотя и сопровождались противоречиями, но, тем не менее решались в конструктивном ключе без таких грандиозных скандалов. Например, храмы Московского Кремля, при всем уважении к творению Монферрана, имеющие еще большее мировое историческое и культурное значение, используются и как музеи, и для богослужений: мне случалось бывать в Успенском соборе Кремля на патриаршей службе. Без конфликтов и у нас не обходится, такая жизнь, но мы не доводили дело до агрессивных форм противостояния «музейщиков» и «церковников», переводили диалог в конструктивное русло. Я старался этого добиваться вместе с исполнительной властью, будучи в 1994–2005 годах координатором Московской городской Думы по связям с религиозными организациями. Как-то находили все общий язык, пусть не всегда легко. Но я не могу, как москвич, давать рекомендации петербуржцам, это было бы неправильно, самонадеянно с моей стороны.
Но за дискуссией слежу, и есть вещи, которые меня беспокоят уже как юриста, на чем бы я хотел специально остановиться. Дело в том, что при обсуждении вопроса передачи имущества религиозного назначения верующим звучат порой слова «возвращение церковного имущества» и даже «реституция», что очень тревожно. Не менее тревожно то, что из архивов достаются документы о правах собственности на недвижимое имущество также и разного иного назначения, некогда принадлежавшее религиозным организациям, или об источниках средств на его приобретение или создание.
Многие юристы, как и Ваш покорный слуга, небезосновательно полагают что Российская Федерация с точки зрения международного и национального права не является правопреемником Российской Империи. Россия в ООН и везде в мире позиционирует себя и признается всеми правопреемником СССР во всей полноте правопреемства, того СССР, который тотально разорвал правовые связи с Российской Империей, отказавшись от ее обязательств и правопреемства. Полагаю, что невозможно быть правопреемником двух государств, когда одно из них отрицает юридическую связь с другим, хотя, конечно, необходимо продолжать и развивать, особенно сегодня, духовное, моральное, культурное, эстетическое и даже символическое наше преемство (так Священная Римская Империя Карла Великого, выросшая из королевства франков, хотя и не была правопреемником Западной Римской империи, но применяла и использовала ее идеи, лексику, атрибуты, образы и символику).
Именно потому, что Российская Федерация не является правопреемником Российской Империи, у нас, в отличие от Эстонии, Латвии, Литвы или Польши, невозможна реституция прав собственности для дореволюционных владельцев, юридически государственная власть и местное самоуправление никому из прежних собственников в России ничего не должны и не имеют оснований что-то возвращать, о чем я неоднократно давал разъяснения потомкам русских дворян и капиталистов, а также представителям религиозных организаций, как православных, так и иных. Юридически это именно так, хотя есть у нас перед ушедшей Россией морально-политические и духовно-культурные обязательства. Исходя из такого рода обязательств на самом высоком законодательном уровне решено было отнюдь не возвращать, но, как установлено в нормативных актах, именно безвозмездно передавать имущество религиозного назначения религиозным организациям.
При этом любые документы, относящиеся к периоду до 1918 года в этом случае, служат не для установления прав собственности прежнего владельца, будь то религиозная организация или конкретная религиозная община, частный владелец, местное сообщество, государство или императорский удел, и, тем более, не для обсуждения источников средств некогда затраченных на приобретение или возведения конкретного объекта, а исключительно для установления его назначения. Ведь именно и только имущество религиозного назначения передается религиозным организациям в собственность или в безвозмездное пользование, в то же время у государства и местного самоуправления нет обязанности передавать им иное имущество (доходный дом, учебное заведение, административное здание, прилегающий земельный участок), вне зависимости от исторически существовавших у религиозных организаций гражданских прав собственности, владения или пользования. При этом для получения в сегодня здания не обязательно иметь на него права собственности, приобретенные до революции, важно только само его религиозное назначение. Сегодня права дореволюционных собственников ничтожны, юридически значимо само религиозное назначение здания. При этом, конечно, такие объекты, как монастыри, должны рассматриваться как единые комплексы религиозного назначения и передаваться полностью РПЦ, а пот вопрос о земельных угодьях монастыря рассматриваться отдельно.
Но сегодня поддержка религиозных организаций не ограничивается только передачей имущества религиозного назначения, по их просьбе им может при наличии возможности также передавать иное недвижимое имущество в разумных объемах, скажем, к примеру, для нужд приходов. Но еще раз отмечаю, что ссылки некоторых общин на то, что иное имущество им принадлежало до 1918 года, принимаются только в порядке информации при принятии решений о возможном составе передаваемого имущества, юридического значения они не имеют, хотя и учитываются также как и иные как пожелания данных религиозных организаций.
По возможности, кроме самого церковного здания, город Москва в той или иной степени старался последние 25 лет выделить общинам РПЦ и иных деноминаций также имущество для домов прихода и иных нужд храмов. Но, по нашему мнению, передача имущества иного, не религиозного назначения, не должна была по общему правилу (хотя возможны иногда исключения) относится к зданиям школ, музеев или библиотекам. В большом городе ущерб образованию или культуре в некоторых случаях (но не всегда) может быть минимизирован, но остается психологический эффект отрицательных антиклерикальных и антицерковных эмоций и настроений в части общества, и такого рода конфликты - это неверный и путь для самих религиозных общин, призванных быть источником мира. Думаю, со мной согласятся многие деятели церкви, что имущество религиозного назначения (храм, дом притча, трапезная, баптистерий, часовня) должно быть им передано безусловно, а прочее имущество (школьное здание, библиотека, приходская гостиница, административное здание, культурный) передаваться по мере возможности. Споря относительно назначения того или иного здания лучше улаживать мирным путем, а не в режиме конфликта.
Возвращаюсь к тому, с чего начал, с источника своего беспокойства, со слов «возвращения имущества», с купчих крепостей и иных документов на право собственности, к которым иногда апеллируют, иногда со словами о «реституции». Даже разговоров всерьез о реституции в современной России для дореволюционных владельцев не может быть: в 1917 году у нас началась и к 1933 году полностью завершилась национализация земли и недвижимости. С тех пор ушли три поколения россиян. Национализацию принесли к нам не интервенты на штыках, а совершили сам народы России, интервенты помогали, тем, кто пытался против этого режима сражаться, но проиграли в упорной борьбе. Собственником сначала стало советское государство, а потом недвижимость перешла в государственную, муниципальную и частную собственность, в том числе в ходе приватизации. Большинство физических и юридических лиц легальным способом приобрели права на нее и владеют ею открыто и добросовестно. Их права защищены Конституцией Российской Федерации. И если предположить, что в нарушение ныне существующих прав российских граждан будет поднят вопрос о реституции по гражданско-правовой основаниям, возникшим до 1918 года, то страна вступит в состояние гражданского противостояния, что недопустимо. Не буду развивать эту тему, каждый может сделать это самостоятельно и просчитать последствия.
Вот потому то, никак не вмешиваясь в вопрос передачи Исаакиевского собора Русской православной церкви, я только хочу отметить, что речь может идти не о его «возвращении (реституции)», а именно о «передаче» РПЦ, и не по основаниям архивных прав собственности или иным гражданско-правовым основаниям столетней давности, а на основании общеизвестного религиозного назначения этого замечательного здания города Санкт-Петербурга.