Царь Иван IV Грозный был оклеветан при жизни, оболган после смерти, и нуждается в реабилитации сегодня
В Орле усердствованием местного губернатора Вадима Потомского должен быть открыт памятник одному из самых выдающихся — с какой стороны его ни оценивай — русских царей Ивану IV Васильевичу, прозванному потомками Грозным.
Идея, казалось бы, хорошая со всех сторон. Иван Васильевич окончательно похоронил Орду, взяв под свою державу и контроль её осколки в лице Казанского, Астраханского и Сибирского ханств. Он домучил агрессивную Литву, когда-то отнявшую у Руси земли от Полоцка и до Брянска и штурмовавшую самоё Москву, до такого состояния, что та утеряла даже государственную самостоятельность, растворившись в Речи Посполитой. Он установил начатки демократии в России, ввёл фактическую конституцию, ограничил произвол феодалов и чиновников. Наконец, он заложил 450 лет назад тот самый город Орёл, в котором предлагается открыть ему памятник.
Общественность против памятника «тирану»
Но… Среди орловской общественности нашлось некоторое число людей, которые категорически протестуют против установления памятника основателю своего же города. Основания простые: был Иван Васильевич тираном, садистом, извергом и даже почему-то «детоубийцей». На проведённом в городе пикете собравшиеся обвиняли Ивана Грозного также в том, что он учредил опричнину.
Увещевания губернатора региона Вадима Потомского на «антигрозновских» активистов впечатления не производят. А между тем он говорил о вещах, которые твёрдо установлены историками: «Именно Иван Грозный стал основателем многих русских городов, провёл земскую и судебную реформы, первым внедрил элементы самоуправления и увеличил территорию России в два раза. Как правило, правители, двигающие страну вперед и укрепляющие её позиции на мировой арене, в большей степени подвергаются критике», — отметил Потомский.
Достоин ли Иван Васильевич памятника себе? Более чем, подчеркнул один из виднейших знатоков той эпохи, доктор исторических наук, профессор Белгородского государственного национального исследовательского университета Виталий Пенской: «Памятник нужен безусловно, потому что это часть нашей истории».
«Иван Грозный, как и любой крупный исторический деятель — это фигура очень неоднозначная, она не чёрная и не белая, в ней были черты и хорошие и плохие, — обосновал учёный своё мнение. — Но если попытаться суммировать непредвзято, то результаты, в конце концов, такие: Сибирь была при нём присоединена, Казань, Астрахань при нём присоединены, татар крымских одолели тоже при нём. Да, проиграли Ливонскую войну, но потери были, по существу, минимальны.
Касательно того, что происходило при троне, — так он же не один правил. Он же правил, опираясь на боярскую думу. Так что тут ответственность коллективная, иначе получается, что он один виноват, а все остальные белые и пушистые. Так не бывает. Поэтому к данной ситуации надо относиться чисто философски: это наша история».
И вообще, заметил Пенской, у Ивана Грозного, что называется, «не было хорошей прессы»: «Это та же история хомячка и крысы — оба грызуны, но у хомячка пиар лучше, согласно которому он белый и пушистый». «Очень много субъективизма в оценках этого человека, — сказал историк. — Как мне представляется? Юноша, книжно воспитанный, на лучших примерах и традициях, от которых он ожидает добра, но получается, что советники, ближники этому добру твориться мешают. Вот он в итоге разочаровался в людях — и понеслось…
Но это чисто субъективное мнение, а вот что касается мнения, подкреплённого источниками, мы попадаем в неприятную ситуацию. В наших актовых материалах и летописях это отражено слабо или вообще никак, а в нарративных источниках — всякие мемуары, записки и прочее — там его всячески очерняют. То есть наши источники не сбалансированы».
«В своё время русский историк Р. Ю. Виппер отмечал, что первому русскому царю не посчастливилось на литературных защитников, тогда как суровых, более чем предвзятых критиков оказалось с излишком. И главным из них стал князь Андрей Курбский, друг, а потом злейший враг Ивана Грозного, — отметил Пенской. — Автор биографии князя А. И. Филюшкин отмечал, что именно сочинения князя Андрея стали одними из важнейших источников по эпохе Ивана Грозного, и „Курбский отомстил своему врагу, Ивану Грозному, прежде всего тем, что сумел навязать читателям свой взгляд на русскую историю XVI века, который до сих пор определяет оптику нашего видения эпохи царя Ивана Васильевича“. В итоге получилось то, что „вот уже несколько столетий мы смотрим на русский XVI век через очки, надетые Андреем Курбским на историков“».
Не наука против Грозного, а либеральный миф
Почему же так вышло, что в оценке личности Ивана Грозного потомки опираются на высказывания его врагов, а не на объективные источники? Тут, по заключению учёного, виноваты прежде всего либералы XIX века, которые не только некритически воспринимали враждебные Грозному описания, но и вовсе выстраивали на его примере целую собственную идеологию, антимонархическую в принципе: «Это старая добрая традиция! Иван Грозный — царь, автократ. Никакого, понимаешь, парламента нет, английского. И вот решили с царизмом бороться хотя бы в лице Ивана Грозного. Потому что Николая I не будешь особо оплёвывать, это чревато. Александра II тоже как бы не стоит, разве что немножко. Александра III тоже ругать опасно. А вот вместо них мы поругаем Ивана Грозного. И умный поймёт, что мы ругаем не царя Ивана Грозного, а вообще царя, который сидит сейчас на троне. То же было и дальше. Иосиф Виссарионович поддержал Ивана Грозного — значит, будем ругать Ивана Грозного, потому что, делая это, мы бросаем негатив и на Иосифа Великого».
Протесты некоторых жителей Орла против памятника Грозному Пенской объясняет той самой, заложенной ещё публицистом, но не историком Карамзиным традицией: «Я думаю, тут причиной политизированность. Мы привыкли мыслить категориями, заложенными в наше сознание чёрте когда и чёрте кем, не особенно задумываясь и разбираясь, откуда эта схема взялась. Карамзин же, будучи сыном эпохи Просвещения и писателем-сентименталистом (а не историком-профессионалом), нуждался именно в таком взгляде на эпоху Ивана Грозного, чтобы выстроить величественную трагедию в античном духе, картину „двух Иванов“, „хорошего“ (времен Избранной Рады и покорения Казани) и „плохого“ (времен Ливонской войны и опричнины). Вот нам и внушено думать, что Иван — тиран. Ну, тиран значит тиран. А что он сделал конкретно, был ли он тираном на самом деле и в чём его тиранство заключалось лично и конкретно, — это мало кого волнует. Это же нужно читать, это нужно разбираться — зачем? Проще же мыслить уже готовыми штампами!».
Внешние и внутренние вызовы
Кем же на самом деле был царь Иван Васильевич Грозный? Профессор Пенской предлагает сначала сформулировать условия задачи: какой была обстановка, с которой встретился совсем молодой ещё царь? «Внешнеполитическая обстановка, в которой предстояло действовать молодому Ивану IV (XVI в. для Европы — это век экспансии, в ней участвовали все, никто не мог отсидеться), была сложнее, а пространство для политического маневра существенно уже, чем у его предшественников», — отметил историк. Это пространство сильно ограничивали три крупных узла. Первый «узелок» — «литовский»: Россия постепенно освобождала от литовской оккупации русские земли, что Литве, естественно, активно не нравилось. Второй узелок — «татарский»: после окончательного распада Орды в самом начале XVI в. крымские Гиреи возжелали играть главную скрипку, из-за чего начался процесс постепенного охлаждения русско-крымских отношений, и, в конце концов, дело дошло до откровенного разрыва и набега Мухаммед-Гирея I на Москву летом 1521 года. Третий узелок — «европейский», тоже завязался при Иване III. Именно тогда, в конце XV века Россия предприняла первую попытку «встроиться» в качестве равноправного участника формирующегося «европейского концерта». Но во время 1-й Смоленской войны 1512–1522 гг. взаимные иллюзии относительно «встраивания» и «приручения» развеялись в дым, «безумие» закончилось, впрочем, как и трезвый политический расчет, на смену которому пришла пресловутая «русская угроза», усердно раздуваемая из Кракова и Ливонии.
Но, помимо «внешних», перед Иваном неизбежно должны были встать и «внутренние» вызовы. «В условиях, когда центральная власть не обладала надежными инструментами проведения своей воли и политики на местах, при отсутствии более или менее развитой бюрократии, регулярной армии, полиции (тайной в особенности) и прочих атрибутов современной государственности и политического режима, она волей-неволей должна была согласовывать свои действия с местными элитами, „земскими“ „лутчими людми“, у которых, в свою очередь, были прочные связи на самом верху, среди придворного боярства», — подчёркивает профессор Пенской. В целом, по его словам, очень сложная структура, элементы которой плохо «притёрты» друг к другу и управление которой требует немалых усилий, знаний и навыков «разруливания» возникающих ежечасно и ежесекундно противоречий между центральной властью («делом государевым»), «землей» («делом земским») и отдельными «землями», между боярскими кланами, группировками внутри церкви, а еще больше — опыта умелого сочетания интересов «дела государева» и «дела земского», не забывая при этом еще и о «деле церковном» при достижении намеченной цели.
«И теперь, поставив себя на место Ивана, оцените свои способности и возможности по решению этих сложнейших задач, прежде чем осуждать его, — предложил историк. — Безусловно, Иван Грозный ни в коем случае не ангел, и руки его, как, впрочем, любого правителя той эпохи, обагрены кровью, увы, и невинной тоже. Но можно ли подходить к оценке его деяний с точки зрения нашего, гораздо более гуманного и цивилизованного, времени?»
Иван Грозный — положительный правитель с точки зрения истории
Между тем, сам историк в целом положительно оценивает итоги правления Ивана Грозного: «Тридцатилетнюю войну за Ордынское наследство Иван Грозный сумел, ценой колоссальных усилий и жертв, выиграть. Москва не только сохранила в своих руках Казань и Астрахань, а вместе с ними и богатейший волжский торговый путь, но и начала покорение Сибири и Ногайской Орды (которые были завершены после Ивана), освоение Дикого поля и проникновение на Северный Кавказ».
Выиграна Иваном была и Ливонская война 1558–1561 гг., в ходе которой был разгромлен Ливонский орден и рухнула Ливонская конфедерация, а в руки Москвы на без малого четверть века перешли Нарва и Дерпт-Юрьев с прилегающими территориями. Победу одержал Иван и в очередной русско-литовской, которую по праву можно назвать Полоцкой, войне 1561–1572 годов.
Лишь Баториеву, Московскую войну 1578–1582 гг., Иван проиграл, отдав по её итогам свой главный приз в войне за Ливонское наследство — Полоцк и Дерпт — и смирившись на время с утратой Нарвы, которую под шумок отхватили шведы.
Внутри государства Иваном также были проведены серьезные преобразования. Более того, созданные Иваном механизмы управления оказались достаточно эффективными для того, чтобы на протяжении большей части его правления поддерживать уровень напряжения, необходимый для успешного ведения войны, по меньшей мере, на два фронта в условиях неблагоприятной внешне- и внутриэкономической конъюнктуры.
Была переформатирована «вертикаль» власти, в которой центральной место заняли приказы, де-факто возглавляемые дьяками, высокопрофессиональными управленцами, худородными или вообще, что называется, «из народа». Изменилось и войско, в котором существенную часть составили стрельцы — по существу, прообраз регулярного войска — и артиллерия. Да и самая конная милиция, составленная из детей боярских и их послужильцев, вплоть до конца 70-х годов демонстрировала достаточно высокий уровень боеспособности.
При Иване IV было легитимизировано земское самоуправление, и, что самое главное, получило реальный опыт участия в управлении государством. И не вызывает сомнения тот факт, что все это очень пригодилось в годы Смуты, когда именно «земля» взяла на себя роль спасителя Отечества в условиях, когда центральная власть полностью обанкротилась.
«Все приведенные выше факты по меньшей мере заставляют задуматься над тем, что все не так однозначно в эпохе Ивана Грозного, — резюмировал профессор Пенской. — Вместе с тем приходится с сожалением констатировать: лишь в последнее время наметилась тенденция к пересмотру отдельных положений карамзинской схемы, но лишь отдельных, а не всей её как единого целого. И это при том, что и вышеперечисленные факты давно известны, и основная масса документов и материалов, относящихся к эпохе Ивана Грозного, опубликована и доступна. Увы, слишком велика и прочна стена, возведенная прежде на пути более или менее объективной оценки деяний Ивана IV»…