Россию многие на Западе высокомерно презирали во времена Бориса Годунова, подозревали в коварных планах во времена Петра Великого, а во время императора Николая Павловича еще и сильно боялись. В зависимости от нашего положения в мире фазы презрения, подозрения и страха с тех пор сменяют друг друга
Еще недавно, в девяностые нас высокомерно третировали, сейчас активно подозревают и уже всерьез опасаются, а при этом очень хотят никогда в будущем не бояться. Но никакая военная мощь НАТО (в условиях гарантированного взаимного уничтожения или по крайней мере неприемлемого ущерба) Западу дать гарантий безопасности не может, силовая конфронтация только приведет к подозрениям и страху, страх породит нестабильность, возникнут абсолютно неприемлемые риски, как это уже было в начале восьмидесятых годов. Конечно, есть другой путь — экономическое давление, чтобы попытаться обессилить и обескровить Россию, но тут как мощный фактор, способный свести это давление к минимуму, на политическом горизонте маячит огромная тень Китая.
Остается в качестве инструмента так называемая «мягкая сила» информационной, политической, идеологической и культурной интервенции, действующей, в первую очередь, через механизмы имплементации политико-правовых принципов, массовых движений и общественных институтов, идеалов,социально-психологических матриц стран Запада на российскую почву, которая, в силу высокого уровня образования и культуры европейского типа, представляется для этого весьма подходящей. Предполагается посредством такого влияния, подкрепленного экономическими и политическими инструментами, постепенно втянуть Россию в общее политико-правовое пространство стран атлантического блока с гарантиями ее предсказуемости, управляемости и даже оперативного контроля над ее политикой на уровне Румынии, Польши или хотя бы Турции. Это, как полагают политики Запада, решит многие мировые проблемы за счет уменьшения влияния России в мире и ограничения экспансии ее интересов.
Но у России существуют отличные от стран Запада представления о своей роли в мире, которые оцениваются многими другими участниками «мирового концерта держав», мягко говоря, как несколько завышенные. «Поставить Россию на место» желающих много. Ввиду того, что военно-политическая конфронтация с Россией и экономическое противостояние не достигают целей, никому не выгодны, следовательно, наращиваются и совершенствуются финансовые, организационные, институциональные и собственно информационные компоненты «мягкой силы». Россия столь интенсивного проникновения в ее политическую и общественную среду справедливо опасается, во многих случаях активно защищается: идет борьба за уменьшение зависимости истеблишмента и элиты бизнеса от иностранных активов, проверяются некоммерческие организации с иностранным участием, ведется, порой наивная и безалаберная, но все же активная контрпропаганда, и все такое прочее.
Но эти ветхие, вчерашнего дня «ветряные мельницы» верхушечного сопротивления никогда не смогли бы задержать мощный «атлантический ветер», если бы не древняя русская морально-психологическая «скала», покоящаяся на тысячелетнем фундаменте православия, народного быта, идущего от крестьянской общины, и русского «оборонного сознания», заставляющего со времен монголов почитать служилого человека, армию и верховного командующего: вождя, царя, императора, президента.
Скала эта покрыта трещинами и эрозиями, поросла колючками и мхом, но пока еще стоит крепко. Сознательно защищают ее самые разные люди, и весьма прогрессивные, современно мыслящие, и носители далеко не самых передовых взглядов, как бы отставшие от нашего времени на пару столетий. Атакуют же эту историческую русскую скалу русские либералы, как начали в XVIII веке, так все и долбят до сих пор (с перерывом на то время, когда ее рьяно разрушали коммунисты, заодно рассаживая по лагерям и самих либералов). Либерал у нас легковесен, страну нашу тоже любит по-своему, на уровне бытовом, иногда не меньше, чем почвенник (как дело доходит до «выпить-закусить», и тот, и другой, оба тут, как тут). Но все же идейно российский либерал пребывает там, на Западе, сердцем и душой, и летит песчинкой малой в атлантическом вихре и точит, точит русскую историческую скалу.
Времена меняются, а с ними и нравы, изменился и сам либерализм. В XIX столетии европейские либералы боролись за политические и личные свободы, в том числе за свободу совести, во второй половине XX века — за социально-экономические и культурные права, а также против идеологии всяческого тоталитаризма, а в XXI веке, вот парадокса, сами сегодня породили атеистический либеральный тоталитаризм, готовый подавлять свободу совести, активно вмешиваться в дела семьи, воспитания детей и даже свободу получения информации. Об этом много пишут сегодня, повторяться не надо, но все же хотелось бы рассмотреть именно атеистическую, а точнее и правильнее говорить, богоборческую компоненту современной трансформированной либеральной идеологии.
Необходимо заметить, что с точки зрения классического либерала верить в Бога, или не верить, дело внутреннего убеждения человека. Среди либеральных мыслителей прошлого были, как верующие, так и не верующие люди. При этом либерально мыслящие гуманисты особо подчеркивали, что в рациональной сфере прямого доказательства бытия Бога мы не имеем, и не можем иметь. Разве что по Канту «звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».
Тот самый «категорический императив», выражающий закон свободы, свободы, которая начинается со слова «нет», с самоограничения, избавляющей нас от детерминированной власти обстоятельств и инстинктов. Как сказал сам философ посетившему его в Кенигсберге в 1790 году русскому путешественнику Карамзину: «Не видя цели или конца стремления нашего в здешней жизни, полагаем мы будущую, где узлу надобно развязаться. Сия мысль тем приятнее для человека, что здесь нет никакой соразмерности между радостями и горестями, между наслаждением и страданием. Я утешаюсь тем, что мне уже шестьдесят лет и что скоро придет конец жизни моей, ибо надеюсь вступить в другую, лучшую. Помышляя о тех услаждениях, которые имел я в жизни, не чувствую теперь удовольствия, но, представляя себе те случаи, где действовал сообразно с законом нравственным, начертанным у меня в сердце, радуюсь. Говорю о нравственном законе: назовем его совестью, чувством добра и зла — но они есть».
Кант верил в Бога, но многие либерально мыслящие личности прошлого были агностиками или даже атеистами. Однако, следует отметить, что убеждения атеиста, в отличие от скептицизма агностика, являются тоже формой веры, но не в Бога, а в его отсутствие. Потому сегодняшние либералы атеизм как таковой активно не пропагандируют, в отличие от, скажем, бывших советских коммунистов. Особенно в США, где активных атеистов недолюбливают, относятся к ним, скорее, как к фанатикам. Атеист ведь может быть негибким, высокоморальным, требовательным, и на поверку оказаться носителем традиционных ценностей, как иногда говорят «анонимным христианином». А вот прагматик, агностик, просто морально тупой субъект — это самые лучшие объекты для реализации практик современного управления обществом. Милое, здоровое, умеющее работать и отдыхать, растить потомство и радоваться жизни домашнее животное, не способное противостать злу.
Как-то мне пришлось по долгу службы ознакомиться с одной из книг философствующих сатанистов (эти деструктивные секты одно время стали распространяться в московском регионе). Она начиналась примерно с такого пассажа: «человек — это просто говорящее животное и ничего больше». И никакого нравственного закона, делай, что хочешь, «из земли пришел, в землю и уйдешь». А государство тебя поправит и научит, чего тебе хотеть не надо, а общество расскажет, что ты можешь хотеть, и почему. Главное, сохранять свое бесценное, никому в этом космосе не нужное, животное здоровье, кушать, пить, спать, плодиться и размножаться. И не надо ни черных месс, ни страшных проклятий, ни черепов с костями, разум сам уснет, душа усохнет в сочном теле.
Ну, Бог у нас не без милости, да не будет этого вовек!
Сегодня мы видим, что атаке подвергаются традиционные ценности во всем мире, вызывая протесты у многих мусульман, иудаистов и буддистов, что с помощью различных «новаций», вроде однополых браков, разрушается христианская мораль в Европе. Но вот в самое последнее время особенно стало заметной информационная атака именно на Русскую Православную Церковь, за которыми отчетливо просматривается упомянутая «мягкая сила», летящая на крыльях атлантического ветра.
Конечно, это не случайно — православное христианство является носителем, как собственно религиозных христианских ценностей и морали, так и специфической именно российской опорой государства и общества, мощным компонентом нашей народной «скалы», об которую разбивается атлантический ветер западной мягкой силы. В этом плане институциональная роль русского православия заключается в особой форме цивилизационной интеграции граждан России, не только православных верующих, но и неверующих, но признающих традиционные ценности граждан, а также представителей других деноминаций и конфессий, работающих на благо всех россиян.
Именно поэтому сегодня представляется необходимым, сохраняя безусловно светский характер российского государства, не допуская огосударствления церковной жизни или вмешательства церкви в дела государства, уйти от вульгарного, примитивного понимания светскости. Светское государство в российской модели не может быть богоборческим, антиклерикальным, атеистическим, право на веру куплено слишком дорогой ценой сотен тысяч мучеников в советское время, завоевано кровью в борьбе с безбожниками, исповедовавшим трансформированное на анархической русской почве маргинальное западноевропейское революционное марксистское учение.
Не может Россия быть и клерикальным, равно «цезарепапистским» или «папацезаристским» государством. Надо искать свою модель светского государства, на той самой нашей национальной «скале» с учетом накопленного опыта культурных стран (который некоторые из них уже теряют), идей великих мыслителей прошлого. В этом поиске могут соединиться и «западники», и «почвенники», и люди с опытом, и талантливая молодежь, как некогда они соединились в заснеженных полях Кубани под трехцветным знаменем для сражения с безбожными большевиками под лозунгом, могущим и сегодня претендовать на выражение национальной идеи: «За Родину и Свободу»!