Реальная проблема все та же: много генералов и мало солдат. Полевой актив Демкоалиции не то чтобы не существует — просто в нем очень много интернет-блогеров и самопиарщиков, которые хотели бы блистать на трибунах, но абсолютно бесполезны в черновой оргработе
Когда у тебя в руках молоток, все проблемы кажутся гвоздями — это Абрахам Маслоу, архитектор одноименной пирамиды.
В событиях вокруг кампании 2011 года был примечательный эпизод. Когда Навальный встречался с клубом инвесторов — владельцев и топ-менеджеров средних и крупных кампаний. Он тогда был на самом взлете — еще не было ни «баранов», ни фонтанов, ни скандалов с Немцовым и компанией. В какой-то момент его даже позиционировали как реальную альтернативу Путину, нашего местного Саакашвили. И вот тогда участники этой встречи, прослушав его стандартный ролик про жуликов и воров, начали спрашивать — а есть ли у Вас какая-то своя экономическая программа? Навальный начал импровизировать на ходу, сбился, потом выпалил (и повторил это в сети): «борьба с коррупцией и есть моя экономическая программа».
Серьезные дяди ничего не ответили — в этом не было смысла, разговор был закончен. «Не игрок». Потом Ашурков сотоварищи пытались отыграть ситуацию, плодили какие-то меморандумы, но момент был упущен. Тема коррупции стала хорошим коньком, на котором эта команда выехала в большую публичность, но именно тогда, на пике, надо было менять лошадей.
А теперь уже все, узкая ниша и устаревающая с годами риторика. На московской мэрской кампании пропагандистский пакет был практически тот же самый, с минимальным рестайлингом — какой-то успех был, но уже как слабое послевкусие 2011-го. Сейчас же, когда те же песни звучат по поводу подписных скандалов в регионах от имени Демкоалиции, они вообще не дают никакого политического эффекта.
Структурно проблема старая и известная. Еще в 1998, когда я возглавлял орготдел немцовской партии РМ (впоследствии влившейся в состав СПС), работа в регионах сводилась к поиску покупателей франшизы из местных, движимых либо амбициями, либо потребностью в федеральной политической крыше (чтобы любой местный «спор хозяйствующих субъектов» с их участием превращался в федеральное политическое дело), либо просто желанием познакомиться и задружиться с таким федеральным медиаперсонажем, как Немцов. Там, где таких франчайзи не находилось, действовать приходилось иначе — нанимать платные сетки, которые и обеспечивали юридическую регистрацию и нужную численность региональных отделений. В основном это была сетка РПР — та самая, которой и сегодня, 17 лет спустя, пользуется Навальный.
Понятно, что, когда имеешь дело с мелкими политическими шустрилами с многолетним стажем этой работы, крайне опасно быть еще и героическим оппозиционером с претензией на моральный авторитет. Тут же возникают накладки — как сейчас в Новосибирске, Костроме, Калуге etc. И, что характерно, стандартная речевка образца 2011 года про злых жуликов и воров вообще никого не убеждает.
Реальная проблема все та же: много генералов и мало солдат. Полевой актив Демкоалиции не то чтобы не существует — просто в нем очень много интернет-блогеров и самопиарщиков, которые хотели бы блистать на трибунах, но абсолютно бесполезны в черновой оргработе. Я предполагал, что в йельской школе для обезьяньих вождей эти проблемы учат худо-бедно решать — делать школы актива, писать скрипты, формировать базы, строить сети опорных пунктов в регионах. По нынешней кампании видно, что тамошние педагоги на этой рутине явно сэкономили.
Как и на многом другом. Есть набор правил. Нельзя начинать кампанию в регионе за месяц до назначения даты выборов. Нельзя ввязываться в местные склоки с региональным политактивом, держащим франшизу «голоса чести и совести» в каждом конкретном Урюпинске на протяжении многих лет, а то и десятилетий — это люди ушлые, злые и зубастые, и к московским варягам относятся ничуть не лучше, чем их визави из провластного политикума. Нельзя ехать на одном только московском медийном шлейфе, который даже в областных центрах воспринимается как нечто неотмирное и трансцедентное — не говоря уже о «сельской местности». При том, что протестных настроений именно на земле вообще-то больше, чем в благополучных столицах — но крайне трудно убедить их носителей в том, что вот эти сытые московские баре и есть их главная надежда в беспробудном их житии.
Прошлой осенью я подробно проштудировал протоколы съездов РКП(б) и ВКП(б) начиная с IX съезда в марте 1920, на котором мочили «децистов», и заканчивая «съездом победителей» в 1934-м. Самое интересное — съезды середины 20-х, где разбирались с троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами и т. д. Везде картина была одна и та же: на одной стороне титулованные вожди, с именами и заслугами, но без серьезной опоры в массовом слое партийного актива; на другой — куда менее яркие, но куда более организованные аппаратчики — Сталины, Кировы, Ворошиловы и т. д. В итоге иронические сталинские замечания по поводу «кучки интеллигентов, оторвавшихся от партийных масс» — отражение механики процесса: победы кадровой, аппаратной и кабинетной политики над публичными вождями и ораторами, жившими стереотипами революционной вольницы.
Своего Сталина и стоящей за ним когорты Кировых-Ворошиловых-Куйбышевых у Демкоалиции что-то пока не видно. Зато Троцких, Зиновьевых, Бухариных — хоть отбавляй. Даже ребята вроде Ашуркова, Волкова или Каца, пытавшиеся позиционироваться в качестве до некоторой степени оргов и аппаратчиков, все равно в итоге сваливаются в «зиновьевщину» с бурлеском и сабантуем — на те же грабли.