Таковы темы моих колонок и комментариев за этот год
Сумасшествие, о котором речь идет в заголовке, — это не просто банальное повседневное выражение, а точное указание на то, что мы живем во время, когда нам не хватает того, что Фредрик Джеймисон назвал «когнитивным картированием», то есть глобальной ориентации в том, кем мы сами являемся и куда направляемся. Много лет назад мы мечтали о постидеологическом мире; теперь он у нас есть, а отсутствие или неуместность явных идеологий делает все еще хуже.
Как мы к этому пришли? Главным изменением стало то, что противостояние, которое выражало главную ось нашего политического пространства между левоцентристскими и правоцентристскими партиями, сменилось на оппозицию между крупной технократической партией (представляющей экспертные знания) и популистским оппонентом с антикорпоративистскими и антифинансистскими лозунгами.
Однако эта динамика претерпела еще один неожиданный поворот. То, что мы в последнее время наблюдаем, — это то, что мы не можем назвать иначе чем технопопулизмом: политическое движение с явным популистским месседжем (все для людей, ради их «реальных интересов», ни левых, ни правых), которое обещает заботиться обо всех посредством рациональной экспертной политики - прагматичный подход, который не мобилизует низменные страсти и не прибегает к демагогическим лозунгам.
Политологи Бикертон и Акчетти пишут о технопопулизме так: «Апелляция технократов к экспертному знанию и популистские лозунги стали столпами политической конкуренции в устойчивых демократиях. Мы можем определить это явление как технопопулизм: новая политическая логика, которая идет вразрез с традиционной борьбой между левыми и правыми. Политические движения и отдельные политики по-разному сочетают технократический и популистский соблазн, как и более авторитетные партии, которые адаптируются к определенному набору стимулов и ограничений, которые неявно присущи этой новой форме непосредственной политики».
То, что когда-то казалось абсолютным антагонизмом сегодняшней политики – борьба между либеральной демократией и правым националистическим популизмом – чудесным образом трансформировалось в их мирное сосуществование. Сталкиваемся ли мы со своего рода «диалектическим синтезом» противоположностей? Да, но в очень специфическом смысле: противоположности примиряются путем исключения третьего термина - политического антагонизма или политического как такового. Лучшей моделью является случай Марио Драги в Италии, которого весь политический спектр поддержал как нейтрального и эффективного премьер-министра (за существенным исключением крайне правых неофашистов, спасающих честь политики), однако элементы технопопулизма можно было распознать у Эммануэля Макрона и даже у Ангелы Меркель.
Эта реконфигурация ставит подлинных левых (или то, что от них осталось) в затруднительное положение. Хотя технопопулизм является формой нынешнего истеблишмента, аполитической нейтрализации политического антагонизма, в ряде случаев его необходимо поддерживать стратегически как меньшее зло перед лицом непосредственной угрозы катастрофы (Ле Пен, Трамп и т. д.).
Позорный парадокс, который мы вынуждены признать, заключается в том, что с моральной точки зрения наиболее комфортный способ сохранить позицию превосходства — это жить в умеренно авторитарном режиме. Мы можем противостоять режиму (и соблюдать негласное правило) без того, чтобы наша позиция представляла реальную угрозу, поэтому мы отстаиваем свою моральную позицию, не рискуя слишком многим. Даже если нам действительно грозит реальный вред (трудности с трудоустройством или риск судебного преследования), такие незначительные наказания только придадут героическую ауру.
Но когда мы живем в условиях полноценной демократии, мы все вступаем в зону дезориентации: что делать не вполне ясно. Например, в середине 1990-х годов в Венгрии бывшим либеральным диссидентам пришлось принять трудное решение: следует ли им вступить в коалицию с бывшими коммунистами, чтобы помешать правым консерваторам прийти к власти? Это было стратегическое решение, в котором простых моральных мотивов было недостаточно. Вот почему многие политические деятели в постсоциалистических странах тоскуют по старым временам, когда решения были простыми. В отчаянии они пытаются вернуться к ясности прошлого и приравнять нынешнего противника к бывшим коммунистам.
В Словении консервативные националисты, которые находятся у власти, по-прежнему обвиняют бывших коммунистов во всех текущих проблемах. Например, они утверждают, что большое количество противников вакцинации является результатом коммунистического наследия, которое все еще сохраняется. В то же время левая и либеральная оппозиция утверждает, что консервативные националисты правят так же авторитарно, как и коммунисты до 1990 года. Первый шаг новой политики – полностью признать дезориентацию и взять на себя ответственность за трудные стратегические решения.