Внимательно несколько раз прослушал спич министра Никифорова на Совете у Путина про программу цифровизации стоимостью более 100 млрд рублей
Подумал.
Понял следующее.
В истории развития офисного софта был довольно длительный этап, когда оцифровывали работу обычного, лишенного компьютеров «бумажного» офиса. Печатную машинку, таблицу, календарь, планшет для презентаций и т.д. В то время царили Ворд-Ексель-Аутлук-Пауэрпойнт и т.д. И лишь спустя два десятка лет начали соображать, что воспроизводить в цифре работу бумажного офиса — это глупость и лишняя трата ресурсов. И что оцифровывать надо не атрибуты и инструменты, а сами процессы. Тогда только на свет Божий явились наконец ERP-системы, и тогда только началась в собственном смысле оцифровка офиса и качественные изменения в управлении.
Сейчас мы, похоже — из лучших побуждений — сами у себя крадем не только 100 млрд, но и те же 20 лет, делая ставку на оцифровку нынешней, оффлайновой госмашины. Работающей на тех принципах, которые заложили в нее еще Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Берия и прочие ее архитекторы. Вполне современных для середины ХХ века, но безнадежно архаичных (с технологической точки зрения) в середине XXI-го.
Вместо того, чтобы с самого начала думать об архитектуре следующего поколения, где цифра уже находится в числе инструментов изначально.
На пальцах. Нет никакого смысла оцифровывать систему выдачи водительских удостоверений, если можно их как таковые вовсе отменить, заменив на записи в распределенных реестрах. Нет никакого смысла оцифровывать нынешнюю отчетность школ и учителей, если можно заменить ее системой мониторинга с помощью средств объективного контроля, оставив учителю только его прямую функцию — учить. Нет никакого смысла оцифровывать кадастры, если можно с самого начала сделать геоинформационную систему с соответствующими атрибутами для видимых со спутника участков. И т.д., и т.п.
Короче, это огромная ошибка, что переход на цифру живет в одной из ведомственных реальностей, а реформа госаппарата — совсем в другой, вовсе даже с первой не пересекающейся. Ошибка, которая может стоить нам невосполнимой потери темпа.
Никифорова я тут не критикую — он исполнитель, которому просто не хватило качественной экспертизы на стадии подготовки программы. Да и не его это вопрос — реформа госаппарата. Ну некому было сказать нужное слово в нужный момент, а дальше уже система заработала по накатанной.
Но это, что называется, в папку под названием «упущенные шансы».
Вкратце и тезисно расшифрую.
1. Сам подход. Программа названа «Цифровая экономика». Если страну уподобить компьютеру, что такое «экономика»? Это совокупность приложений, в которых идет работа: офисные, производственные, развлекательные, коммуникационные и т.д. Ворд-Эксель-Фотошоп-Калькулятор-Почта-Браузер и т.д. Однако для того, чтобы они могли работать, нужно, чтобы был сам компьютер (хардвер) и на нем стояла соответствующая операционная система (Виндовс, МакОс, АйОс, Линукс и т.д.). Хардвер и операционка — это в данном случае само государство и его правовая система, начиная от Конституции (ядро системы) и заканчивая законами и подзаконными актами (драйверы и системные утилиты). Попытка ставить вопрос о цифровой экономике, не решив прежде задачу создания цифрового государства — это то же самое, как пытаться установить Ворд, Эксель и Фотошоп на механический арифмометр с крутящейся ручкой.
Первое, что надо переводить на «цифру» — это функционирование самой госсистемы, законодательство и правоприменение. То, как об этом говорится в программе — «адаптация нормативной базы для цифровой экономики» — совершенно недостаточно и потому неудовлетворительно. Это на Совете у Путина почувствовал Песков, но не сумел толком объяснить, рассказывая вместо нечто странное про «в этой песочнице можно, а в той уже нельзя» и т.д.
Законодательство и система его апгрейда под вновь изменяемые задачи (модуль управления изменениями) — ключевой компонент всего процесса. «Операционная система» нашего общего гаджета под названием РФ. То, как сейчас устроен законотворческий процесс, является принципиально временным, посткатастрофным решением: законы пишутся в экспертных центрах при профильных министерствах, потом после косметического оформления в профильных ведомствах почти в готовом виде отдаются в Госдуму через правкомиссию по законотворчеству, а потом из АП приходят суровые директивы партиям о том, как и за что им надо голосовать — в т.ч. через легальный механизм отзывов ГПУ АП. Как хотите, но это что угодно, только не модуль обновления ядра операционной системы: скорее уж механизм ручной вставки в арифмометр новых колесиков.
Думаю, надо будет учредить экспертную группу «Цифровое государство» — для того, чтобы сфокусироваться именно на этом вопросе: апгрейд хардвера и софтвера госсистемы. Готов предложить площадку ИРП для первичной сборки такой группы. Тем более мы кое-что уже сделали в этом направлении — готов делиться, но пока что не в публичной плоскости.
2. Финансы и данные под таким углом зрения — это буквально одно и то же. И здесь ключевым становится вопрос форматов. Продолжая метафору: тот факт, что у нас сегодня основной и единственной расчетной единицей является рубль — это как если бы компьютер умел работать только исключительно с форматом текстовых файлов .txt и в нем пытался описывать и хранить и графику, и звук, и видео, и базы данных, и любой другой пользовательский процесс.
Богатство возможностей работы с данными определяется богатством форматов, поддерживаемых системой, а также способностью производить и стандартизировать новые форматы данных под текущую задачу. В цифровом государстве это должно работать таким образом, чтобы любой экономически активный субъект, начиная от «большой тройки» сотовых операторов и вплоть до фермера Шляпникова из подмосковной деревни Колионово мог эмитировать собственное защищённое платежное средство, обеспеченное его активами и продуктами его труда (читай: любое приложение должно иметь возможность работать со своим, наиболее удобным ему форматом данных). А функция рубля должна свестись к функции метаформата, «файловой системы», позволяющей приложениям обмениваться данными в логике OLE.
3. Компьютер отличается от арифмометра в том числе и тем, что огромное количество сложных процессов в нем происходят по заданному алгоритму вообще без участия пользователя. Роботизация самых разнообразных инфраструктурных процедур — от логистики до производства — это один из главных трендов современного развития технологий. Однако в правовом пространстве (операционной системе) робот как бы не существует — а значит, неуправляем. Простой вопрос: если беспилотный автомобиль, следуя по маршруту в рамках заданной программы, задавит пешехода — кто должен нести юридическую ответственность? — способен поставить любой наш суд в тупик. Разработка правовых оснований для роботизированных процессов и систем, работающих без участия человека, правовое оформление взаимоотношений между людьми и роботами — задача первого ряда для цифрового государства.
4. Большое количество сложных автоматизированных процессов, происходящих в фоновом многозадачном режиме, экспоненциально увеличивает риск сбоев и отклонений от заданной процедуры. Это не страшно, если иметь развитые средства мониторинга работы этих процессов и оперативной коррекции возникающих отклонений — в идеале опять-таки по большей части автоматической. Соответственно, ключевой задачей для цифрового государства становится сбор и анализ данных о работе системы, а также разработка алгоритмов оперативного вмешательства в случаях статистически вероятных отклонений.
В нашей партийно-политически-парламентской сфере, в частности, это означает: социология, замеряемая посредством опросов по выборке ВЦИОМом-ФОМом-Левадой и т.д. — вещь, конечно, неплохая, но совершенно недостаточная. Как минимум, нужна единая общенациональная система работы с обращениями граждан — не только для непосредственного реагирования на них, но и для учета, анализа, статистической обработки, визуализации основных проблемных зон и внутреннего роутинга задач — так, чтобы какой бы орган власти ни принял входящий сигнал, он в кратчайшее время поступил на отработку именно тому органу, в чьих непосредственных полномочиях и находится решение поступившего вопроса. В цифровом государстве это — базовое требование к работе терминала: устройство ввода и устройство вывода; то, что принципиально не изменилось в идеологии «умных машин» со времен Норберта Винера.
5. Чем система сложнее, тем она уязвимее для атаки. Поэтому резко возрастает роль защитных механизмов, которые тоже должны обеспечивать не только физическую защиту хардвера, но и полную защиту данных. Как минимум, это означает, что в цифровом государстве право гражданина на защиту его персональной информации (включая цифровые данные, аккаунты в соцсетях, пользовательский контент и т.д.), а также на конфиденциальность приватного цифрового контента должно быть отнесена к числу фундаментальных прав человека — наряду с правами на жизнь и свободу, гражданскими и избирательными правами.
Кроме того, резко возрастает актуальность вопроса защищенности ключевых объектов цифровой инфраструктуры. Все видели в текущем году массовые вирусные атаки — так вот, это цветочки. Представьте масштаб потерь, если бы вирусу удалось, скажем, хотя бы нарушить работу системы управления городскими светофорами в Москве на сколь-нибудь значимое время. А значит, встаёт вопрос определения перечня объектов жизненно важной цифровой инфраструктуры, разработки технических и правовых механизмов их защиты, финансирования и обслуживания системы безопасности таких объектов. И это — не побоюсь этого слова — вполне себе повод для формирования новой спецслужбы, специализирующейся именно на инфраструктурной кибербезопасности.
Это только самое очевидное из того, что навскидку приходит в голову.
Давайте подумаем, какие еще вопросы могут составлять повестку дня цифрового государства.