Алексей Чадаев с небольшим историческим расследованием того, какой след в истории Латинской Америки оставил один «русский генерал»
В центре Гаваны, на Малеконе, стоит памятник генералиссимусу Франциско де Миранда, которого называют предтечей Боливара и латиноамериканской независимости.
Персонаж сам по себе примечательный: венесуэлец родом из Каракаса, испанский военный из Гаваны, сражавшийся на стороне американцев в войне за независимость от Британии, лично знавший Вашингтона, Гамильтона, Джефферсона и Адамса, участник процесса написания и обсуждения американской конституции, полковник российской императорской армии, собеседник Потёмкина и Суворова, любовник Екатерины II, одно из действующих лиц Великой Французской Революции и полевой маршал французской армии, едва избежавший гильотины при Робеспьере, конфидент британского премьера Уильяма Питта-младшего, пытавшийся на английские деньги осуществить проект антииспанского восстания в Южной Америке, отец-основатель масонства в испанской части Нового Света, диктатор и генералиссимус независимой Венесуэлы в 1810–1812 гг., арестованный Симоном Боливаром и умерший в испанской тюрьме в 1816-м после нескольких лет бесконечных просьб к королю «отпустить его в Россию». И, конечно же, просветитель, писатель, теоретик, «человек своего времени», о котором Наполеон I высказывался так: «Миранда — это Дон Кихот, который не сошёл с ума».
Но меня заинтересовало другое: то, что в своих первых проектах независимости испанских колоний Нового Света Миранда опирался на наследие иезуитов, разгромленных и изгнанных в 1767 году испанской инквизицией из владений испанской короны и осевших по преимуществу в Италии. Иезуитская теократия в Южной Америке — целая Атлантида неведомого нам социального эксперимента, от которого остались сейчас только руины городов-«редукций» в Боливии, Перу, Аргентине и особенно в Парагвае. Интересно, что испанская власть, уничтожившая государство иезуитов, опиралась на доктрину «просвещенного абсолютизма», то есть на Вольтера, Дидро и Гольбаха — в некотором смысле, на тот же идеологический корпус, который потом ляжет в основу воззрений Екатерины (которая делает реквизицию церковных земель ровно в те же годы), а в определенной степени и революций конца XVIII века — от американской до французской.
Миранда, что характерно, начал свою политическую деятельность с распространения и тиражирования и в европейских столицах, и в Новом Свете текста бывшего иезуита Вискардо «Послание к американским испанцам», который был своего рода ответом уже разгромленного ордена своим могильщикам, дальним эхом проигранной войны «редукций» против испанской и португальской короны. Делает он это в 1790 году, в самый разгар революционных событий во Франции, будучи сам между Парижем и Лондоном, куда он приехал после своего путешествия в Италию, где лично общался с эмигрантами-иезуитами из парагвайских «редукций».
Про Миранду я все это вычитал из книги на русском языке, распространявшейся у нас венесуэльским посольством едва ли не по личной инициативе Уго Чавеса. Но к тому времени я уже выпил пару банок пива под памятником генералиссимусу на Малеконе с местными — они-то мне и представили его как русского полковника: мол, тебе интересно будет. А в 2012 году Чавес подарил и Санкт-Петербургу памятник Миранде.
Интересно, что завод по производству сахара, построенный отцом Фиделя Анхелем Кастро Рус, папа команданте назвал «Миранда». Хотя им, конечно, чего только не называют. Но вот сам генералиссимус совершенно точно был в пантеоне героев освободительной борьбы у Фиделя, наряду с Хосе Марти, Боливаром etc.
Важный момент еще про Миранду. Он был против термина «Америка» для Нового Света. Считал, что это интервенция северян. И предлагал в качестве альтернативы «Колумбию» — для всех, говорящих по-испански. Флаг, впервые поднятый Мирандой и являющийся сейчас национальным флагом Венесуэлы, он сам называл флагом Колумбии — имея в виду весь южно-американский континент.
Собственно, это как зарисовка к вопросу о том, на каком фундаменте стоял Фидель.