Чему мы верны, что значит иметь веру? Верим ли мы в кодекс норм, в систему идей, сформулированных в идеологии, в религиозное или политическое «вероучение»?
Если бы это было так, то верность и вера были бы унылым занятием, не более чем мрачной, самодостаточной обязанностью выполнять предписания, которые мы по какой-то причине считаем для себя обязательными. Такая вера не была бы чем-то живым, она была бы мертвой буквой, подобной той, которой руководствуется судья или полицейский при исполнении своих обязанностей. Мысль о том, что верующий является своего рода функционером своей веры, настолько отвратительна, что одна девушка, подвергшаяся пыткам, но не раскрывшая имена своих товарищей, на замечание о верности своим идеям отвечала просто: «Я не из-за них, я так сама хочу».
Что имела в виду девушка, какой опыт верности она хотела выразить своими словами? Размышления об этой вере par excellence, которая еще несколько десятилетий назад считалась религиозной, могут дать нам некоторые подсказки и указания для ответа. Тем более что именно в этой сфере церковь, начиная с Никейского символа веры (325 г. н.э.), сочла необходимым изложить содержание веры в виде ряда догматов, т.е. истинных положений, любое отклонение от которых осуждается и объявляется ересью. В Послании к Римлянам Павел, кажется, говорит нам прямо противоположное. Прежде всего, он связывает веру со словом («вера от слышания, а слышание от слова Божия») и описывает переживание слова, о котором идет речь в вере, как непосредственную близость уст и сердца: «Близко (eggys, буквально под рукой) к тебе слово, в устах твоих и в сердце твоем, то есть слово веры, которое проповедуем... потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению». Павел цитирует здесь отрывок из Второзакония, в котором утверждается та же близость: «Весьма близко к тебе слово сие: [оно] в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его».
Переживание слова, о котором идет речь, когда говорят о вере, не означает его денотативного характера, его соответствия внешним фактам и вещам: это, скорее, переживание близости, которая имеет место в интимной связи между устами и сердцем. Свидетельствовать о своей вере - это не значит произносить фактические истинные (или ложные) утверждения, как это происходит в суде. Мы не верны, как в вероучении или присяге, ряду утверждений, которые соответствуют или не соответствуют фактам. Мы верны переживанию слова, которое нам настолько близко, что нет возможности отделить его от того, о чем оно говорит. Вера - это, прежде всего, другой опыт слова, нежели тот, который, как мы полагаем, используется для передачи внешних по отношению к нему содержаний и значений. Мы верны этому слову потому, что в той мере, в какой мы не можем разделить уста и сердце, мы живем в нем, а оно живет в нас. Именно такой опыт, должно быть, имела в виду та берберской девушки, которая на мой вопрос, что так сильно привязывает ее к человеку, которого она, по ее словам, любила и с которым прожила год в хижине в румынских горах, ответила: «Я верна не ему, я верна снегу в Румынии».
30 августа 2023 г.