Захожу в церковь и ставлю свечки. Ловлю себя на мысли, что раньше ставил три за здравие и одну за упокой. Теперь все наоборот
Три за упокой — одну за здравие. Гляжу на сына. Он ставит за здравие все четыре.
Дети — они счастливые. Маме, папе, сестренке и дедушкам с бабушками. Вот и набралось четыре свечи. А у меня? Умершие родные, умершие друзья, погибшие знакомые. И одну за здравие родных. Впрочем, я тоже счастливый — ведь, сын ставит и за меня.
Да и только ли о грустном? Вон, в магазин захожу, а там у мужика лет под сорок паспорт спрашивают. Я смеюсь и вспоминаю анекдот про посещение винно-водочного отдела.
— Пиво, пожалуйста.
— Паспорт, пожалуйста.
— А у меня нет.
— Тополиный пух?
— Жара, июль…
— С вас пятьдесят рублей.
Снова с любовью смотрю «Гостью из будущего». Но если раньше мне нравилось любоваться Алисой, то сегодня куда большее умиление вызывают бутылки кефира, авоська и школьная форма Коли Герасимова. Если на кого и можно было бы положить глаз, так это на Наталью Варлей, будь она там помоложе лет на десять.
Ой, что я говорю…
Да, возраст прекрасно определяется по фильмам, которые мы смотрим. Если вы не понимаете, что такое «заливная рыба», а также удивляетесь, чего эти два старика со старушкой не могут нормально отпраздновать Новый год, то вам нет тридцати. Если же герои «Иронии судьбы» вполне симпатичны, а Барбара Брыльска уже не кажется дамой предпенсионного возраста, и даже пробуждает какие-то сексуальные чувства, то, вполне вероятно, что вам за сорок.
Дети тоже очень чувствительны к кинематографу. Так, ребенок, способный чуть ли не дословно воспроизвести диалоги в «Новогодних приключениях Маши и Вити», разменял пятый годок. А тот, кому нравится «Петров и Васечкин», уже подошел к концу первого десятка. Время «Электроника» придет чуть позже — годам к тринадцати.
Общий культурный код — это не просто слова. Точнее, это как раз слова, но такие, которые все понимают одинаково. Нам вот не повезло. Наши отцы и матери умудрились этот культурный код… скажем так, потерять. Ну, вы помните, когда одни слова были для кухонь, а другие для улиц. Потом мы с ними лет десять рыскали и искали его. Ох, натерпелись! Но, вроде обнаружили его, засунутым в самые глубокие потайные отнорки нашего сознания.
Покойные ныне Балабанов и Бодров нащупали это что-то чуть ли не первыми. Потому-то «Брат» так важен для нас. И совершенно никаких эмоций не вызывает у тех, кому сейчас по 18 лет. Потому что культурный код-то один, а вот процесс его поиска отрефлексировали только те, кто, собственно, в этом квесте и участвовал.
Что мы оставили из общего кода нашим детям? Вспоминаю фильмы, книги последних двадцати лет, и ловлю себя на мысли, что… почти ничего. Кто через 15−20 лет будет смотреть сериал «Бригада»? Кто даже вспомнит про «Бандитский Петербург»? Кому придет в голову поставить в прайм-тайм «Ментов»? Пожалуй, лишь «Смешариков» будут пересматривать еще поколения вперед.
Почему? Наверное, потому, что есть такое словосочетание «вечные ценности». И они, действительно, вечные и непреходящие. Любовь и семья, честь и достоинство, верность и дружба. Можно сколько угодно пытаться научить человека тому, что он — сволочь, тварь дрожащая, убийца, педераст и педофил. Можно даже на время заставить социум поверить, что успеха в жизни можно достичь, будучи бандитом или проституткой. Но нельзя убедить человечество в том, что это — хорошо.
Так и мы — потыкались как слепые котята, порыскали и, наконец, обрели вновь зрение. И тут же ориентиры увидели. Я бы даже сказал, увидели берега. Пусть за эти 20 лет общий культурный код и не особо пополнялся (вон, на «Голубом огоньке» уже который год перепевают старые русские и советские песни о главном). Пусть. Зато нам повезло найти и связать воедино и нити поколений и историю. Красную и белую. Советскую и имперскую. Да, пока что нитки на живую. Пусть. Первые стежки уже сделаны и это — главное. Не дошьем мы — доделают наши дети.
Ведь у природы нет плохой погоды.