Во время последней моей поездки в Москву гулял я вокруг Кремля и сетовал на то, что башни этого изумительного памятника фортификационного искусства недоступны для туристов и историков, что российские власти продолжают использовать древнюю крепость по прямому назначению
А потом я поймал себя на мысли, что Россия, пожалуй, единственное в мире государство, верховная власть которой продолжает править из средневекового замка. А если это так, то все наши попытки разговаривать с ней на современном языке, обречены на провал, - власть сидит в средневековом укрепленном городе, а все что находится за ее пределами, это – «посад». Посад может сгореть или сгнить, он может быть ограблен и сожжен захватчиками, в нем даже может торжествовать демократия, свобода слова и рыночные отношения, - все это не будет иметь никакого отношения к жестокому средневековому укладу внутри Красного замка.
Обуреваемый такими мыслями, я вышел на Красную площадь и приблизился к возвышению за каменной оградой, называемом Лобным местом, русской Голгофой. Здесь, согласно народной молве, в далеком прошлом совершались казни. Размышляя, видимо я что-то бормотал и поэтому неожиданно стоявший рядом мужчина спросил меня: «Пшек!?» Так русские порой называют поляков за обилие шипячих звуков в нашей речи. Мужчина дружелюбно улыбнулся и протянул мне фляжку водки, именуемый в народе «мерзавчиком». Я принял фляжку.
- Меня зовут Войцех, а вас как?
- Зови меня Иваном!? - ответил мужик и гоготнул. Отхлебнув, он ткнул мерзавчиком в направлении Лобного места и спросил, - Знаешь, что за место!?
- Да, это место для казней.
- Ничего подобного, дорогой Войцех, - голос выпивохи вдруг приобрел странную академичность, - По своему назначению это, скорее, трибуна. Большинство уверено, что здесь казнили известного бунтовщика Степана Разина. Но его казнили не здесь, хотя, наверное, он был достоин этого славного места. Впрочем, народное заблуждение имеет свои корни.
- Здесь все-таки кого-то казнили? - спросил я.
- Не совсем. Скорее здесь свершилась расправа.
- Расправа?
- Да, народная расправа, - мужик на время замолчал, посмотрел на меня внимательно и добавил, - Над польскими интервентами, захватившими власть в Кремле вместе с Лжедмитрием. И знаешь, что я думаю, Войцех?
- Вы хотите вернуть этому месту свою исконную функцию? - осенило меня.
- А вы поляки, только делаете вид, что насквозь европейцы, а на самом деле здорово понимаете нас! – Иван прищурил глаз и погрозил пальчиком, - Католик? - неожиданно спросил он.
- Социолог… - ответил я.
- Ясно, католик! – одобрительно отрезал Иван, сделал глоток и передал фляжку.
- А я православный, - старой веры, как тут говорят. Смотри, Войцех, вот вы ругаете большевиков, дескать они верующих притесняли, а мы, люди старой веры, напротив -приветствовали их. Они, спустя триста лет, вернули власть в Москву, в Кремль! А знаешь, что они его штурмом взяли?
- Да, я знакомился с вашей историей.
- Можно было не брать, но устроили штурм с гаубицами, ибо большевикам для нас нужно было доказать, что они именно взяли власть, - Иван сделал ударение на слове «взяли» и сделал жест, как будто он ловит рукой муху и сжимает ее в кулаке.
- И как, доказали?
- Доказали. Но этого было недостаточно. Нужно было расправиться с коллаборантами и предателями на Лобном месте. Окропить его кровью, тогда бы последующие жертвы оказались не нужны, ну-у-у… в таких товарных количествах, - добавил Иван, разведя руками, и спросил, - Что думаешь, товарищ социолог?
Я было хотел ответить, что общественный прогресс нашей цивилизации избавился от жестокости, вытеснил насилие в непубличную сферу, что отказ от этих достижений есть символический шаг в пропасть средневековой архаики, но… посмотрев на подвыпившего Ивана, задорно глядевшего на меня, понял, что разговор может вылиться в ненужный спор о ценностях.
- Это интересное допущение, но оно основано на сомнительной мистике крови. Вы, православный христианин, верите в такую мистику крови? - спросил я.
- Кто ж в нее не верит!? – воскликну Иван.
- Я имел в виду, именно в такую мистику крови, а не в таинство причастия, - пояснил я.
- Я тебя понял. Войцех, дружище, главное даже не то, верю ли я в нее или нет, главное, что Они в нее верят!
- Кто это «они»?
- Как кто!? Народ конечно же!
- Какой народ? - зачем то спросил я.
- Русский народ! Польский, если угодно, тоже. Любой народ! Вот ответь мне, социолог, зачем нужна демократия, зачем, в конце концов, просто народная трибуна, если народный сход никого не может приговорить к смерти!?
- Иван, у вас очень античные представления о демократии! - тут отхлебнул и я.
- Других у нас нет. У нас всегда была демократия, просто вы никогда не видели ее. И у вас была автохтонная военная демократия, и сейчас Запад ее не желает признавать, внушая вам свои представления.
- А сейчас?
- Сейчас, Войцех, парадоксальная ситуация. Свобода слова как бы есть, и даже покруче чем у вас в ЕС. А вот демократии нет.
- Потому что толпа никого не может напрямую приговорить к смерти?
- Народ, Войцех, На-р-род! - русский важно поднял указательный палец. - Хочешь, Войцех, я открою тебе секрет восстановления российской государственности в своей подлинности, так сказать…секрет полного восстановления суверенитета. - заговорщическим видом заявил русский.
- Вы считаете, что российская государственность ущербна?
- А польская, польская государственность, разве не ущербна? Или, прости господи, украинская!? - парировал Иван и добавил серьезно, - поверь, я знаю, что говорю. Скоро поймешь, почему. Лобное место надо окропить кровушкой народной расправы над изменниками и криптоинтервентами, засевшими тут, в том числе там, - он махнул рукой в сторону Красного змка. Он произнес характерное для русских уменьшительное слово «кровушка» ласковым, убаюкивающим голосом и лицо его стало лицедейски заискивающим.
- Вы кого имеете в виду?
- Царя не трожь! – закричал Иван! – Царю, знаешь как тяжело!? Кругом изменники-бояре…- неожиданно русский погрустенел и добавил просевшим голосом, - они же его и короновали, но из этого вовсе не следует, что он им чем-то обязан. Даже напротив.
- Они ему чем-то обязаны?
- Вот что, дружок, Войцех. Я тебе это только потому говорю, потому что мы с вами одной этой кровью повязаны, - он ткнул фляжкой в сторону Лобного места. - Пока этого сделано не будет, ничего не будет! И вам я советую сделать нечто подобное.
Иван еще раз опрокинул фляжку, сделал, на удивление, совсем небольшой глоток и недопил. Затем он поднялся на лобное место и крестом разбрызгал водку.
- Ну, бывай, Войцех, мне на работу пора. Ты уж не серчай…- он пожал мне руку и зашагал прочь. Потом обернулся и крикнул, - Пока этого не будет, ничего не будет, Войцех!
Я долго смотрел ему вслед, потом задумался, а когда опомнился, Иван отдал кому-то честь в арке Спасской башни, достал что-то из внутреннего кармана и скрылся из виду.