Политолог Олег Реут о том, что делать с хакерами — независимыми или состоящими на службе государств
Конечно, можно ёрничать и иронизировать по поводу генералов, которые мечтают не о новой военной кампании, а о бюджетной прибавке к жалованию. Можно потешаться над карикатурами, изображающими верховного главнокомандующего, внимательно рассматривающего краны «холодная» и «горячая», на смесителе которых вместо привычного «вода» выбито «война». Однако недавнее сообщение о состоявшемся «внедрении военных хакеров США в телекоммуникационные и электросети РФ» совсем по-другому заставляет задать фокус рассмотрения правил поведения в киберпространстве.
Важная динамика фиксировалась на протяжении последних нескольких лет. Сперва ведущие кибердержавы официально приравняли интернет-атаки к традиционным военным действиям. Затем последовательно заявили о готовности реализовывать право на реагирование в случаях выявления актов агрессии. Мгновенно появились исследовательские проекты, в центр внимания которых был помещён цифровой суверенитет. Оставалось только вывести дебаты в конкурентную медиасреду. Ну, вот, собственно говоря, это и произошло.
Началось с уточнения понятий «симметричный», «пропорциональный» и «адекватный». Естественно, это о характере ответного удара. Потом дискурсивным ориентиром стали высказывания о кибертерроризме. Не до конца понятно, о чём конкретно идёт речь, то механизмы форматирования полемики не важны сами по себе, их необходимо рассматривать, исходя из важности достижения целей по расчеловечиванию оппонентов. Даже минимальное обрушение национальных электронных систем должно вызывать отвращение на фоне собственного ощущения доминирования и поддержания контроля над всем происходящим.
Уязвимость сложных инженерно-технических и информационных систем создаёт принципиально новое видение рисков и требует разработки принципиально новых ресурсов страхования от возникновения неблагоприятных случаев. Однако нормы ответственного поведения суверенитетов в киберпространстве оказываются нерелевантными для транснациональных хакерских групп. Казалось бы, к ним есть смысл применить подходы, выработанные в отношении частных военных компаний. Но это «работает» только в ситуации, когда хакерские коллективы выступают контракторами, наёмными исполнителями воли государственных заказчиков, т. е. тех, кто действует в интересах отдельного государства или их группы. При этом существуют и всё больше заявляют о себе абсолютно самостоятельные группы. Это не идеологически окрашенный интернационал и не китайские хакеры, бороздящие просторы интернета в поисках промышленных секретов. В отличие от хакеров в погонах, разобщённые группы злодеев имеют практически невыявляемую и склонную к постоянным изменениям систему целеполагания.
В последнее время определённая ясность проявилась в отношении групп, связанных с проектами «Викиликс». Вскрытие почтового сервера национального комитета Демократической партии США и передача конфиденциальных данных с целью обнародования чувствительной информации в интересах политических оппонентов расставили некоторые точки над i. Призыв уделить больше внимания тому, «что было предъявлено общественности», вместо того чтобы заниматься «второстепенными вопросами, связанными с поиском того, кто это сделал», оформил ситуацию выстраивания приоритетов аудитории, которая не является пассивной в категориях влияния на общественно-политическое взаимодействие. Чтение вообще не является пассивной процедурой.
Хакерство уже превратилось в пронзительный по точности воздействия политический инструмент. При этом вычислить киберагрессора крайне сложно, если не практически невозможно. Киберпроникновения встроены в циклы эскалации межгосударственных отношений, но их востребованность определяется исключительно медийными обстоятельствами. Именно по этой причине все попытки выработки конвенций по наделению правительств широкой свободой действий внутри «национальных сегментов» интернета взаимоблокируются. А запрет на милитаризацию киберпространства никак не конкретизируется.
Большинство специалистов склоны полагать, что предложения запретить развитие наступательных кибертехнологий стоит признать нереалистичными. Равно как и одностороннее принятие отдельными государствами правил поведения в киберпространстве. Никто не желает не только быть слабой стороной, но и поддерживать стремление более слабой ограничить возможности более сильной. Вместе с тем, все понимают, что из-за специфики кибертехнологий пока совершенно неочевидно, как контролировать выполнение вырабатываемых в данной сфере регулирования международных соглашений и этических кодексов. В отсутствие же сдерживающих факторов и на фоне предельно низкого уровня взаимного доверия кибердержав все продолжают «вооружаться» и тестировать пределы терпения. На фоне безрезультатных попыток мириться и договариваться контуры войны начинают приобретать всё более ясные очертания. Или это лишь ностальгия?